От автора

Все, становясь, мужее и учёней,
не стал я здоровее и ядреней.
Хребет стянул, увы, радикулит,
куда не глянь, уж что-нибудь болит.
Надежду, что ученость мне поможет,
лелеял. Но сомненье гложет:
уж не пора ли вновь, меняя стать,
идти в цирюльню бороду сбривать.

Люди!
Остудите свою кровь –
нельзя приватизировать любовь.
Нельзя купить ее, перепродать,
любовь нельзя завоевать.
Ее лишь можно обрести
и на виду у всех нести,
как яркий свет,
как тяжкий крест,
как дарованье свыше…
Нет выше
ничего на свете,
чем чувство яркое любви.
Зовите,
молитесь на нее,
любите!

* * *

И, может быть, не так страшна измена,
как восприпятствие любви! Ее подмена
ревностью, страданьем тех,
кому в измене мнится грех,
а в собственном бессилье быть любимым –
готов на все!

Предисловие

Самое значительное, что сотворил человек в искусстве, культуре, науке, технологиях – все является результатом его озарения и откровения перед самим собой, Природой, объектом вожделения, страсти и обожания под знаком любви.

Любовь – это высшее из наслаждений, которые когда-либо мог и может в будущем испытывать Человек. Она – одновременно ничто и все, миг и бесконечность. Любовь – это все – между ничем и всем в чувственном восприятии людей к окружающему их миру… Если бы могла осознать Природа, породившая в Человеке лишь биологическое начало, что сотворил он сам, она застыла бы в изумлении перед гением самоорганизованной сущности Разума. Но Природа не ведает страсти и категорий: хорошо – плохо, чувственности и восприятия. Она творит, сообразуясь с принципами самоорганизации в ней другого рода, лишенного чувств. Разум, напротив, – порождение чувственности в восприятии окружающего мира, чувственности, которая во времени становится у человека все более обостренной по отношению к самому себе и окружающим. И вершина этой чувственности еще не достигнута. Человек только у ее подножия…

Всем движет любовь. Но это откровение (не влюбленность!) посещает немногих, едва ли больше того количества, которых мы относим к гениям во всех сферах бытия человеческого…

Так что же такое любовь? Естественник бы, с долей сарказма, сказал, что это сила чувственного восприятия (страсти) F , с которой влечет друг к другу двух страсть разнополых особей a1 и a2 нашедших то, что созвучно их духу, чувственному восприятию и затрагивающее самые интимные стороны ощущений, внутри которых царит только преданность, искренность, добро, самопожертвование в достижении апофеоза (соития) и растворенности в каждом.

При этом сила страсти F прямо пропорциональна чувственному восприятию субъектов обожания a1×a2 и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними r2 (показатель близости) и времени t (показатель длительности страстного влечения). То есть: F=λ×(a1×a2)/(r2×t) , λ где - безразмерная постоянная страстности влечения равная 1×10-11. Таким образом, размерность силы любовной страсти есть: страсть m-2×c-1.

В условиях страстного влечения обоих партнеров сила страсти бесконечна, когда расстояние меду партнерами стремится к нулю, а время определяется порывом страсти (мгновенностью) обуявших чувств обоих партнеров. Такое состояние в первом приближении наступает в соитии и обретении оргазма. Если последнее условие не достигнуто, необходимо обратиться к врачу. В противном случае желание одного блаженствовать на вершине счастья вступает в противоречие с невозможностью другого достигать того же. Страсть исчезает. Любовь постепенно затухает, если сила платонизма не берет верх у того, кто не может достигать оргазма. В условиях самопожертвования обычная страсть может перейти в платоническую. Любовь тогда может оставаться долговечной. При этом страстность первого может оставаться сколь угодно долгой при сохранении платонических чувств к партнеру, не способному вступать в оргазм. Если платонизм не появляется у страстного любовника все летит прахом, так как страстный любовник, лишенный платонических чувств, не находит отклика на свою страстность.

Сила любви всегда возникает на основе страстей естественных или платонических. При отсутствии у обоих партнеров страстного влечения сила страсти не возникает. Равна нулю. Платоническая любовь без страстей невозможна! То есть, хотя бы один партнер просто обязан быть страстным и удовлетворять страсть в любимом человеке.

В случае, когда один из субъектов на обожание отвечает ненавистью, то есть противоположным стремлению к обожанию другим, сила любовной страсти отрицательна (неразделенная любовь, основанная на отторжении чувственного восприятия другим). Это ведет к замкнутости субъекта обожания и трагедии неразделенного чувства. В специфических условиях такое положение может оказаться вызовом личности, ответ на который может породить гения в различных сферах человеческого бытия. Все – ради любмого!

Но если отрицательные чувства одного провоцируют такие же чувства у другого субъекта, сила страсти одинакового знака провоцируют положительную силу страстной ненависти на почве любовных переживаний. Аномалия, которая может привести к появлению страстной любви (от ненависти до любви – один шаг!) при сохранении тех же условий близости.

Близость любовных пар – основной фактор в сохранении любви на долгие годы. Чрезмерное удаление друг от друга – залог скоротечности страстной любви, которая не может перейти даже в платоническую, но при этом влюбленность может сохраняться как память переживаний о страстной или платонической любви.

Скоротечность страстности (времени) на стадии выбора объекта обожания есть сильнейшее проявление чувства «любви с первого взгляда». Но эта любовь для своего развития просто обязана следовать близости (минимизации расстояния между субъектами обожания).

На стадии развития страстных любовных отношений между субъектами обожания время играет и другую функцию – отрицательную. Чем более длительным оказывается страстное обожание субъектов, тем стремительнее падает сила страсти (эффект привыкания) друг к другу. Поэтому для сохранения силы страсти необходима скоротечность удовлетворения страсти с сочетанием длительного периода находиться в разлуке. Эффект ожидания следующей близости усиливает платонические чувства (страсть любовников).

Однополая страсть – проявление животного в человеке, желание видеть в объекте влечения только страсть. Поэтому обществу надо смериться с гомосексуалами и относиться к ним как к животным или больным. Мы же, например, не стремимся наказать собачку, вдруг возжелавшую вовлечь однополого пса в половой акт! Но в отличие от людей они в однополом состоянии не вступают в соитие. В этом случае животные остаются здоровыми животными, люди же при однополом совокуплении могут относиться только к больным животным. Им можно только сочувствовать или помочь выбраться из болезненного состояния.

Следует обратить внимание на малую величину постоянной любовной страсти, но именно она движет развитием сознания и духа человеческого, как гравитация, определяет всемирный материальный порядок существования Вселенной, галактик, звезд, планет. Именно ее малое значение (но как сильно оно меняет людей!) влияет на силу страстного влечения к субъекту обожания. Отсюда появление бесконечно страстно любящих людей представляет собой исключительное явление (феномен!). Это гении любви. Они способны без ограничений в пространстве и времени бесконечно стремиться к близости и обожанию друг друга. А их краткий миг встречи представляет собой резонанс чувств, способных растворить каждого в каждом в бесконечном наслаждении друг другом. Поэтому можно считать, что истинное чувство любви – это достояние немногих – гениев любви. Все остальные субъекты взаимного влечения и обожания максимум способны только к влюбленности, которая скоротечна и растворяется бытом примитивных отношений выживания социума в социальной среде (семье) системе и структуре общественных отношений.

Сколько таких гениев? Не больше чем гениев человечества в области науки, технологий, искусства которые свое страстное влечение не могли реализовать в любви, но смогли реализовать в другом: в действе, созидании, творении. В этом смысле эти гении могут относиться к персонам, испытавшим вызовы любви, оставшись навсегда без ее удовлетворения как высшего наслаждения ею, но нашедшие отдушину в гениальном творчестве и созидании. Любовь движет развитие. Она толкает людей на высокие свершения во имя нее.

В будущем страстность, влюбленность и желание обладать любовью должны возрастать в личности. Это одно из самых сильных завоеваний человеческого разума. Любовь сотворила человека, его культуру. При этом в будущем человеку придется решать следующие проблемы:

  • Развивать терпимость к чувствам других.
  • Учиться восхищаться чувствами других, даже если затронута собственная чувственная страсть
  • Учиться уходить в сторону, если собственные страсти не находят отклика в субъекте обожания
  • Помнить, что нельзя любовь завоевать. Ее можно только обрести
  • Помнить, что нельзя приватизировать любовь и чувства, а также иметь право на любовь. Это право – в страсти, возникшей случайно, однажды (!) только у самих субъектов в обоюдном бесконечном влечении друг к другу. Жена и муж – не собственности друг друга. Это две противоположности, способные находить и поддерживать страстное любовное влечение откровением, открытием новизны в каждом. Если этого не удается – страсть исчезает вместе с любовью. Остаются только родители и дети (родственные души).
  • Быт – одна из самых главных причин потери страстного влечения. Поэтому в нем необходимо искать не существование, а удовлетворение потребностей к влечению. Необходимо помнить, что Любовь это тот же случай, способный в человеке породить гения во всех его деяниях и бытия. Все, что без любви – безлико. Все, что под знаком любви – свято! Любви нельзя научить. Ее нужно открыть самому.

Просуществовать без любви можно. Прожить без хотя бы ощущения ее в самом себе – невозможно.

* * *

Случайно где-то
в глубине веков,
когда ни символов еще,
ни слов
не знал
прачеловек,
ему открылось
то,
что б мы сейчас
назвали чувством…
…Оно гналó его
за ним
свершать поступки
ради страсти,
и, презирая все
напасти,
страдать,
любить
и ненавидеть…
О, как хотел
в любимой видеть
он только то,
что возжелал!…
Он шкуру
в ложе подстилал,
зверье с пещеры
выгонял,
огонь с вулкана
добывал,
что б ей было
тепло и сухо…
И может быть
не труд
– Любовь
его от зверя
отделила
и Духом,
может,
наделила,
разумности ему дала…
…И подняла
его над миром
с Надеждой
Верой
и Любовью
творить Добро!
Письма женщине
Пролог
Она страстной любви ожидала,
романы про то же читала,
не замечая вокруг никого,
ждала одного лишь его…

1

Ты Бога не гневи,
любовь анафеме
не предавай!
И не страдай!
Всегда в любви
не просто было…
Все суетно,
все, кажется,
остыло…,
а ты – люби!..
Не предавай себя
во благо суеты
и слабости,
и тщенья.
Во имя мига
всепрощенья,
не предавай себя!
Боль прикуси…,
люби!

2

В тебе как раз богатство тех,
кто даже не понял,
что все иметь бы мог.
Но ты – не Бог…
Ты – родниковая вода,
которую испить,
о! –
значит, заболеть
простудою великой,
что помнить будешь долго,
но…
побоишься вновь испить…
…Так холодна вода
в гортани жаждущего жара,
на гране ж хлада и пожара –
кроме болезни – ничего!

4

Плевать на мир,
коль нет любови в нем,
но есть одно
томленье духа…
Пусть моего
коснется слуха
вселенский зов любви.
Зови!
И я приду к тебе,
истерзанной,
и проклятой,
и нищей.

5

От редких встреч,
не хватит свеч
мне ожидать тебя,
любя.
Смотреть
на призрачные
блики,
а в них –
божественные лики,
угадывать
и различать…
И старомодно
воздыхать,
страдать.

6

Дорога…
Мысли расплываются
и ищут
на чем остановить бы взгляд.
Вон, кажется,
стоит и мерзнет
нищий,
машины в пробке
выстроились в ряд.
Я еду в никуда…
А все куда-то едут,
Надеются на что-то,
может, нет…
…Подфарники зажег,
и ближний свет
мне выхватил
судьбу, которой нет…

А люди всё,
торопятся домой,
а, может, как и я
от дома убегают.
Простушка
мимо пробегает,
лаская взгляд
потухший мой.

7

Время –
палач.
Хоть плач –
не дотянусь
до тебя.
Боюсь
недолюблю.
Скорблю,
что поздно уже
на меже,
на роковой
черте –
вокруг
не те…
Ты пришла
и нашла
меня,
виня
себя,
на той же
черте,
что вокруг
тебя
тоже не те…
Зачем это все?
Зачем?
Так награжден
я тем,
что ты есть,
что люблю,
скажи,
зачем?
Без тебя
я нем,
и ни ем,
и не пью,
ловлю
только мысли
о том,
что люблю.

8

А я вновь летаю,
я понимаю,
что уже не юн.
Что уже надо бы
браться за ум.
Но я летаю,
хоть знаю,
чем выше
взлетаю,
тем ниже
паду.
Но все-таки
жду…

9

Где-то есть затерянный
мой поселок северный,
где туманы кружатся,
где поют снега.
Там в краю завещанном
ждет меня обещано,
в пелене завьюженной
синяя тайга.
Днем ли, ночью думаю
про судьбу и жизнь свою,
только боль неистовей
по родным местам.
Сон как возвращение,
сила всепрощения
щедрая и чистая,
что взамен отдам?
Что же в нас вселяется,
если забывается
дом, в котором жили мы,
где поняли суть?
Белой ночью
(быль ли то?)
с поцелуем выпито,
детство и отрочество,
что уж не вернуть…

10

Когда был красив
и уверен в себе,
когда еще крепко
держался в седле,
повсюду друзья
узнавали меня,
а нынче сидит
лишь один у огня.
Не лгал он тогда,
когда лгали они,
где правда и ложь
перепутали дни.
Впервые в глаза
я ему посмотрел
и правдой его
на распутье прозрел.
Стремниной несла
меня в жизни река,
а жизнь мне казалась
пьяна и легка…
Все брал от нее,
— ничего ей взамен,
и лишь спохватился
в кругу перемен.
А в жизни я делал-то
больше лишь зла…
О, друг! Не лишай
на стремнине весла!
Подай мне возможность
ты выплыть опять
и горькую правду
одну лишь понять.
…Но только ты с грустью
сегодня молчишь,
и взглядом чужим
меня все же винишь.
О! знаю, что время
впустую ушло…
Сломалось в стремнине
гнилое весло.

11

Люблю!
За что ко мне
судьба так благосклонна?
За что во мне
звезда очей
горит?!
И нежно смотрит на меня
Мадонна
и нежные слова
мне говорит.

12

Дождь.
Весна.
Я
без сна.
Уснуть
боюсь.
Не
проснусь…
Не хочу
(ропщу)
не видеть
тебя
и себя –
в тебе…
Наедине
плохо
мне.

13

Сумрачно.
Пусто.
Плачет
Луста.
Коньяк
не допит.
Свеча
сгорит,
боюсь,
до тла…
…Сегодня
ты
у меня
не была…

14

Я квантовым стихом
о тебя бьюсь.
Я тебя
Боюсь!..
Что однажды ты
захочешь
по-другому
и от другого
слушать
белые стихи.
Или размеренным ямбом
Может, хореем
писать сама
штрихи
к виртуальному портрету,
забыв естественный,
тот,
следующий
по твоим пятам,
преданный анафеме
тобой,
там,
в одинокой комнате –
одиночке,
на произвол судьбы.
Боящийся ночи,
как чумы.
Потому как нельзя
столько быть одному.
тому,
кто так ждет
и пишет
квантовые стихи
для того,
чтобы сжечь их
в пламени свечи
или
деревенской
печи.

15

Мне давно
не звонит
телефон.
Я в подушке
ничком,
а он,
весь
в напряжении
ждет…
Снег за окном
идет…
Сегодня
она
опять
не придет…

16

Мне не звонит
телефон,
что же?
Переживу!
Я в конуре
живу,
и он
терпеливо
ждет,
что из бездны
когда-нибудь,
неожиданно
в тишине
раздастся,
дзы-нь…
Дружище,
остынь!
Не позвонит
она.
…И он,
телефон,
молчит.
Ему не нужны
слова.
Ему почему-то
снова
хочется
зазвенеть
трелью звонка
и петь.
Песню для тех
кто хочет
говорить
вдвоем
ни о чем…

17

— Мне не надо пить вина,
Без него итак пьяна!
Поцелуи жгут мне плечи…
Слушать сладостные речи
мне так хочется, поверь…

…Он устало смотрит в дверь.

18

Чем дальше от тебя,
тем все скучнее
мне
наедине
и с мыслями,
и домом.
Сорвется с губ
глухим звериным
стоном…
Как суетно
и как нелепо все
закончилось
прокуренным перроном…

19

Запах
потухшей свечи
кричит.
Вернись в этот
дом.
Сном
скована тишина.
Страшна
она для меня
без тебя.

20

Она и он,
как две судьбы,
сошлись в пике
падения и страсти.
О, люди!
То не в вашей власти
то преступление
судить.

21

Глыбы черного снега
по обочинам улиц…
Бомж, поднявшись
с ночлега,
сутулясь,
на помойку
бредет –
живет…
Я – мертвец!
У окна
стою –
не живу,
мир созерцаю…,
прозябаю…
Смотрю на снег
почерневшей
весны.
А столбы
по проспекту,
словно, кресты.
Сопровождают
бескрайний
погост…
За
упокой
мне поднять
что ли
тост?
Только
дело ведь
в том,
что не умер
никто.
И задернул
я шторой
глухое окно.
Мир одиночества
так уязвим…
Но только
остаться
мне лучше бы
с ним,
чем смотреть
в эту черную тлень.
… Ах,
скорей бы
закончился
не
начавшийся
день…

22

Вина нет.
Свет погас
враз.
Но в свете ли,
темноте –
вокруг
опять все
не те…

23

Бьется сознание
мыслью тягучей,
что для нее
я совсем-то
не лучший…
Но почему-то
лобзает она.
… Не достаю
до любовного
дна.

Домá.
Улица.
Фонари.
«Нет!»,
пожалуйста,
не говори.
Нет,
не случаен
звук
учащенного
сердца
стук.
Нет
пространным
словам
о том,
что одинок
дом.
Что
не убежать
от себя –
рубежа,
где границей –
ты
и
я.
И мне,
кажется,
не странным
то,
что шага
навстречу
не сделал
никто.

25

Нет страстей –
одни расчеты.
Все –
сплошная суета…
Исчезают
звездочеты,
не любовь,
а маята.
Кто не может
из-за страха,
кто из ревности
пустой.
Все ушло
куда-то прахом,
нет нигде
любови той.
Для которой
страсть –
что ветер,
для которой
страх –
не страх.
Без нее
как серый пепел
рассыпается все
в прах…

26

Живите люди,
как последний день,
и в банках не храните
ваши страсти!
Ведь все равно
не в нашей это власти
от Смерти, от Любви,
нам ускользнуть
как тень.

27

Распнуть любовь,
чтоб на нее
молиться?
О нет!
Ей надобно
напиться!!!
На казнь любовь
не посылайте,
такой, как есть,
воспринимайте:
бесчестье ль,
честь?..
Не все ль равно,
возвышена ль она
иль дно…
Она –
Любовь!
Я бесконечно
повторяю вновь…
…Нет ничего,
кроме неё…

28

Включи
нашу музыку.
Помолчим.
Я в ночи
у свечи,
а ты
где-то там
– далеко.
Нелегко
обоим
нам.

29

Каждый из нас
врозь.
Не грусти
и не плачь.
Брось
взгляд
на дорогу.
Там
в морось,
холодным
ветрам
и к твоим
ногам
брошен я
и стою.
Но ни о чем
не молю.
Только ты
подбери
и подбрось
в ту страну,
где не будем
врозь,
где
в ожиданье –
день,
где в целованье –
ночь.
…Только ты
пронеслась
прочь,
и растаяла
твоя тень.
На игле ожидания
– день
накатывался
как вал.
Я замерзал…

30

Кого хотел,
те не хотели.
Кого любил,
те не любили.
по сердцу «Нет!»
наотмашь били,
другим в постели
песни пели.
Кого жалел,
те не жалели.
Кого простил,
те не прощали.
Любить меня,
не обещали,
вот так и годы
пролетели.
Но счастлив я
мечтою детства,
что мог однажды
полюбить.
Мне б только
Раз бы пригубить,
не пригубленных губ
кокетство…

31

На улице снег.
За стеною
смех.
Дама пик
в крик
от спазмы оргазма…
Стон.
Звон
разбитого стекла
о пол.
Она …стекла,
а тот нет
и зол,
замычал,
потом закричал:
«Еще!».
А она
в ответ
захохотала:
«Вот еще!…».

32

Я вновь один.
Погасшую свечу
не хочется зажечь…
Топлю я печь.
И пламенные блики
бегут волнистой рябью
по стенам конуры…
Уж нет той мишуры,
что так забавила когда-то,
волновала,
когда она
мне что-то ворковала,
я пил её.
Теперь все в прошлом.
Мне нечего стеречь:
ни пламени свечи,
и ни звонков,
ни встреч.

И снова мне туда,
откуда я пришел,
где мудрость я нашел,
но не обрел я счастья.
Где с гор
спускаются ненастья,
где одиночество
и боль.
И в том судьба моя
и соль…

33

Я увидел тебя не такую –
другую.
Я увидел тебя такой
шальной…
Что захвачен был этой
страстью
и,
к счастью,
задохнулся тобой.

34

Тело твое – шелк.
Я красавицей тебя
нашел.
И не верил, что это мне
ты улыбалась во сне.
На кровати сидел и ждал,
как откроешь свои глаза…
Я бы главное, может, сказал,
но будить я тебя не стал…

35

Люди, идущие в никуда,
посмотрите сюда!
Оглянитесь скорей,
Я с ней!
Разве не видится вам
там,
что когда-то подобное
было у вас?
Тогда оглянитесь
назад,
может, увидите
в нас?

36

Сними тяжесть с моей души,
напиши.
Или просто меня позови,
позвони.
Я устал метаться и ждать,
алкать.
В неизвестность мольбы
бросать.
Знаю я, что тебе тяжелей.
Но пожалей!
Все случившееся не кляни!
Гони
все сомнения от себя…
Тебя
так никто не будет любить,
как я.

37

Ветер скрипучую ставню замучил,
мне оборвал мой сон.
Плыли на запад косматые тучи,
вышел один на перрон.
Лампы качались под ветром, гоняя
стаи проворных теней.
Дождик, холодные капли роняя,
пронизывал до костей.
Рельсы в отблесках синими стрелами
мчались куда-то на юг.
Мне показалось, что тонкими стелами
ночь прошивали вдруг.

Я, возвращаясь обратной дорогой,
наглухо ставню закрыл.
Скрипнул дощатой ступенью порога,
дверь за собой затворил.
Ночь проникала сквозь мрак преисподней,
давила как будто и жгла.
И мне показалось как будто со сходней
смерть со стены сошла.

38

Тебя испытывал поклонник,
но опыт обратился вдруг
в обычный круг
и …
треугольник…
…И столько мук!

39

Вначале мы любим.
Потом изменяем.
Затем размышляем
и…
все забываем.
А быт, как болото,
в прокрустово ложе
нас, осторожных,
внезапно положит.
В извечное лоно
без вздоха,
без стона
в нас
заползает…
И…
страсть
ускользает.

40

Я у ног твоих
калачиком свернусь,
не проснусь.
Ты тихонько встань
в эту рань,
чтобы кофе себе
сварить,
у изголовья моего,
молча,
пить…
А проснусь –
ты мне подари
все блаженство бытия,
жития…
О котором
я долго мечтал,
и которого так долго
ждал.

41

Плечи твои…
Девичья грудь…
Я боюсь
это счастье
сдуть.
Не дышу,
и тебя,
лаская,
не понимаю,
как я буду
потом
возвращаться
в одинокий
дом.
Смотреть
на пустую кровать,
и в холодной постели
спать.

42

Губы сомкнула спазма.
Стон
разрывает грудь.
Ты на вершине оргазма
любви
постигаешь суть.
Эти мгновения вечно
будут преследовать, гнать…
Только за ту скоротечность
других не зови в кровать.

43

Мне страшно однажды
встать,
взглянуть
на пустую
кровать,
и там,
не заметив тебя,
уйти,
не пригубя,
умирать…

44

Стихи, как мысли:
взлетели – повисли.
Чуть полетают
и исчезают
в небытие.
Так и любовь.
Сегодня – новь,
а завтра забвенье,
крутое паденье…
в забытье…

45

Мы страстью не сгорим, –
законы сохраненья вечны.
Сегодня в ласках мы беспечны,
но завтра будет всё другим…
…О том потом поговорим.
Ну а сейчас еще гори,
и наслаждайся своим счастьем
одним глотком, как при причастье,
в той святости своей пари…
…Но о любви не говори!

46

Тишина.
Скоро даль
растворится
летом.
Жаль,
уеду на конец
света
вновь
хоронить
любовь.
Ты вскинешь бровь:
«Зачем тебе
это?..
А, в общем…,
далеко
до лета…
И твоя блажь
не тяжелее тех
поклаж,
чем в этом мире
нагружают…
Таких
как ты
не провожают,
и не встречают…
Они стремглав летят туда,
где прячется в горах
сильнее страсть…
…Прощай
и уезжай!».

47

Отвернись!
Не маши мне
вслед.
Меня
больше
нет…
И,
раздавленный
тобой,
я –
глухонемой.

48

Ты любви испугалась,
ты призналась,
что странно так жить,
раздвоенной,
не успокоенной
всю жизнь.
Да!
Но любовь
не требует платы,
ее утраты –
наша цена
за все…
И забудем, давай,
про все.
И не будем стонать
выть,
что не можем чего-то
забыть.
Любовь она есть
или нет.
Что еще
прокричать
в ответ?

49

Любовь нельзя пророчить!
Так можно все опорочить…
Любовь – откровение,
как затмение
света.
Потому не ищи ответа,
на вопрос, когда и где
это случится с тобой?..
Просто будь собой…

50

Ах,
сумятица у тебя в душе,
и застывшая боль в клише?!
Хоть на память пиши портрет,
да холста, и вот кисти нет.
Но растерянность даже к лицу,
ну, скажи ты мне, подлецу,
что-нибудь, чтобы я вдруг скис –
мастер-класс – дорогая мисс!
Ох, как правильно мыслим мы,
что поступки не мыслимы.
А вот как же с любовью той
нам, действительно, быть с тобой?

51

Живи спокойно.
Не потревожу.
Ни во сне,
ни при встрече
кивком
головы.
Одиночество
снова стреножу,
снова будем
с тобою на «Вы!».

52

Такая вот барышня, ты.
Стыдишься своей красоты.
В томленье и неге твоей
есть что-то в тебе сильней.
Есть что-то, чего не понять,
есть, что невозможно отнять.
А только пригубить и пить,
и безнадежно любить…
Такая вот барышня ты,
вначале наводишь мосты,
потом их сжигаешь опять
и вновь заставляешь страдать.
Такая вот барышня ты…

53

Ты подарила мне волков.
Они с картины смотрят веще.
Ни пьют, не жрут из котелков,
и не сжимают пасти-клещи.
Они - изгои, как и я,
вдали от суматохи дня…\

* * *

У нас с тобой
еще не выпит брют.
И ждет уют
в сообществе волков.
Где в отраженье серых потолков
горит свеча, крича.

54

Ты ушла, не попрощавшись,
мы расстались, не обнявшись,
потом долго будем злиться…
Только знаю, что светиться
буду именем твоим –
не прощенный, не любим,
одиночеством стреножен…
Неужели невозможен
ни один из вариантов,
чтобы стали мне гарантом,
что придешь, разрубишь путы,
что б вернулись те минуты?…

55

Тебе я кучу
написал стихов
…без слов.
Их ни прочесть,
слова так мало
значат.
Но на любви
мне, кажется,
мир зáчат!
?…
…И мысль
моя,
опять звучит
не ново…
Поскольку все твердят:
«Вначале
было
слово!…».

56

Я не прощу себе,
родная,
что не испил тебя
до дна я.
Я все мечтал,
не пил,
а пел…
Тебя ж другой
глазами ел…

57

Деревня спит.
Собаки лают.
Снежинки белые
летают…
Следы пороша
заметает.
Я не спешу…
Я понимаю
назад уже
не пожелаю
в проем двери
перешагнуть –
передохнуть…
Я так устал
идти вперед,
где нет просвета,
где снег, туман,
все под запретом,
где ни ответа
ни привета,
где ждать меня
никто не будет,
а утром ранним
не разбудит,
не поцелует,
не осудит,
зачем иду
навстречу ветру,
зачем киваю
километру
на обозначенном
столбе?
Ведь впереди
опять не те,
кому бы руку
я подал,
губами бы
к кому припал…
Я так устал…

58

Бреду в трущобе бытия –
не я.
То оболочка из костей
и мяса.
А впереди –
монашеская ряса
сметает пыль греха
и жития.
Я отмолить хочу грехи
паденья,
но разве можно прошлое
вернуть?…
Поправить что-то,
получив прощенье,
чтоб стать опять
на праведный тот путь.
Но не молюсь…
во мне любовь
остыла.
А вне ее –
лишь бренность бытия.
…Из подворотни
на меня
собака выла,
на тень мою,
которой был
не я…

59

Я ласкаю тебя
во сне.
Мне
хочется вновь
ощутить,
пить
прикосновение твоих
губ,
жаждать теплых твоих
рук.
А проснувшись,
я мну подушку.
…Наши встречи –
коту полушка…

60

А без тебя сегодня не заснуть
мне в конуре под старомодным пледом.
Ты говорила, что приедешь летом?
А уж зима мне сдавливает грудь.
Я болен.
Приезжай!
Я безнадежно болен…
Но пред грядущим Праведным Судом
Ты все же посети убогий дом…
Я отодвинуть свой конец
не волен…

61

Ожиданье встречи –
это тоже страсть…
…Руки класть на плечи
и к губам припасть…
Хуже если некого
ждать или любить.
Но тогда зачем же
так на свете жить?

62

Любовь – как приговор!
Она,
взойдя на эшафот,
не видит виселицы створ.
Она – одна!

63

Ты и в плаче красивая,
ты и в грусти мила.
На колени, любимая
положи меня…
И рукою нежною
волосы тереби.
Но любовь последнюю
не губи…

64

Мы играли в любовь,
мир казался нам белым стихом.
Мы играли в любовь,
оказалось, играем с грехом…
Мы играли в любовь,
и, казалось, что ей не напиться.
Мы играли в любовь,
с той игрой ничего не сравнится!..
Мы парили и падали ниц,
мы вставали и снова летали.
Наши чувства не знали границ,
откровения мы не скрывали.
… Мы играли в любовь.

65

Чтобы люди поверили в Бога,
они казнили Христа.
Как тяжела дорога,
указующего перста!
Там, под сияющим нимбом,
Добро побеждает Зло.
Хотелось бы видеть за ним бы,
Любовь, всем чертям назло!
Не распните Любовь,
не молите!
Не предайте ее,
не казните!
Чтоб поверить в нее –
полюбите!

66

А где же любовь?
Где та тонкая нить бытия,
где мы только вдвоем,
ты и я…
А где же любовь?
Где ее несравнимое чудо?
Или предал ее Иуда?
ни за что
ни про что?
…А зато,
чтобы нам полюбить,
сколько ж надо
страданий испить?!

67

Как коротка любовь,
как скоротечна!
А мне твердили,
что есть вечна.
Дорог я множество
прошел,
и, наконец,
тебя нашел…
И вот, казалось,
есть счастливчик!
Но ты сняла
покорно лифчик.
Любовью страстной
я ответил,
но вечности
в ней не заметил…

68

В юности хочешь кого-нибудь.
В зрелости жаждешь красивых.
На склоне жизни хочется умных,
но только, где же найти их?

69

Скучаю!
какие напасти
лишают нас, милая,
страсти…
И мы, поневоле,
сдаемся…
Одни на один
остаемся…

70

Я устал в городской
неволе.
Увези, пожалуйста,
в поле.
Брось в траву
и забудь на миг,
что это уже не стих,
а явь.
…И себя не забудь,
оставь…
Унесемся вдвоем
в небо,
там останемся
на все лето.

71

Так бывает,
как нож втыкают…
Поворачивают,
чтоб больней…
Скотчем рот
тебе закрывают,
чтоб не беседовал
с ней…

72

Здравствуй, милая,
здравствуй!
Где так долго,
родная, была?
Уж за море
ночь уплыла,
а ты только
в дверях появилась…
А мне разное
уже мнилось,
что забыла
дорогу сюда…

73

Мы любовники
с тобой,
Боже, мой!
Ты – любимая
моя,
а я твой!
Задыхаемся
вдвоем,
ну, а врозь,
просто маемся
и все –
вкривь и вкось…

74

Ты проспала!
Какое счастье,
так беззаботно
утро провожать!
Ты проспала!
и лучик
на запястье
остановился,
чтобы обождать,
когда проснешься,
миру улыбнешься,
рукой ко мне
своею прикоснешься…

75

Я последние стихи
напишу ни тебе,
ни себе,
ни другим.
Я последние стихи
налегке,
отнесу на вершину
нагим.
Чтоб увидело небо,
что в чем я родился,
в том к концу
своей жизни
пред Богом опять
появился…
Без богатства и власти,
без страсти,
без суеты…
Но с осознанным счастьем,
что когда-то мне встретилась
ты.

76

Ожидание любви,
это больше, чем она.
Ожидание любви –
это дикая страна,
где ни правил, ни законов,
ни сомнений и ни стонов…
…Ожидание любви,
ни гостиниц, ни перронов…
Ожидание любви,
это трепет страсти первой.
Ожидание любви –
обостренность чувств и нервов…
Ожидание любви,
как прелюдия стиха,
не законченного смысла,
не свершенного греха.

77

Вначале было Ничто.
Ни пространства, ни времени, ни суеты.
А потом неожиданный Взрыв Пустоты.
Кванты Света открыли Пространство.
Время Событием разрешилось.
Свершилось!
Вселенная зачала вещество,
породившее, в результате,
Разумное Существо…
Так и во мне.
Вначале было ничто,
обыденность дней суета.
Меня манила естественная красота
мира природы и бесконечность пространства.
Немыслимой изысканности сфер и убранства
тишины и покоя.
И вот –
неожиданный взрыв пустоты…
В мою жизнь ворвалась неожиданно ты.
Мы оба поплыли…
И Млечный нам Путь
открывал неожиданно новую Суть.

78

Я спать хочу.
Тебя хочу…
К тебе лечу
во сне.
Прижавшись к твоему плечу
шепчу:
«Иди ко мне!…».

79

За окном
вороны на акации.
отдохнуть присели…
Уж не знак ли судьбы,
не конец ли пришел?
И что этим они
показать мне хотели?
Может черту,
до которой уже я дошел?

80

Мы занятость
возводим в абсолют,
с любимыми свиданья
отменяем.
Но, спохватившись,
поздно понимаем,
что «на потом!»
оставили мы брют…
Шампанское прокисло
где-то в туне.
И занятость ушла,
и некого любить.
По вечерам
захочется завыть
и плюнуть вслед
капризнице – фортуне.

81

Ты мне напомнила,
что долго были врозь.
Мне ж показалось,
что минула вечность.
Иди ко мне
и все заботы брось,
чтоб ощутить
паденье в бесконечность…

82

Мы слишком насторожены,
заботами стреножены.
А чувства, сжатые в кулак,
не отпускают нас никак…

83

Распустила сирень цветы.
Где же ты?
Я, конечно, понимаю –
дела…
Но зачем-то
сирень зацвела?..

84

День серый.
Пепел тумана.
Не хочу я уже ничего:
ни цветущей сирени дурмана,
ни любви, ни страстей и обмана,
не хочу я уже ничего…

85

Вам грустно?
Вот и пойми вдруг вас,
красавицы искусства…
То вам вдруг хочется
свиданья и распутства,
а то без видимых причин,
вдруг сторонитесь нас.

86

Тебе холодно…
Понимаю,
апрель
не согревает твою
постель.
Что поделаешь,
разлучены,
мы на одиночество
обречены…
Вот и ежимся
еще в поре,
каждый в своей
конуре.

87

Я хочу тебя
днем и ночью…
Видеть не издали,
а воочию.
Я хочу тебя,
ты прости…
И, пожалуйста,
навести…

88

Пожалуй, вот и все…
Прощай!
Ты так увлечена другим!
Тебя я больше не увижу…
Тобою больше не любим,
себя, увы, я ненавижу!

89

Итак,
Закончился роман,
роман-обман.
Последнюю страницу
вчера перевернули оба.
Увы!
Зачем теперь
стенать до гроба?
Не удержав в руках синицы,
нам журавля уж не поймать…

90

Ты о днях не жалей,
этих дней нам двоим не хватало.
Ты о днях не жалей,
нам случайно дареных судьбой.
О любви не жалей,
ее в жизни, ты знаешь,
так мало,
чтобы нам отказаться
от такого подарка с тобой.
Мы любили.
То в прошлом уже остается.
Мы любили
и этот молебен души,
пусть у каждого в сердце
однажды потом отзовется,
мы любили с тобой,
ты расстаться со мной не спеши.
Давай выпьем еще,
безмятежною лаской друг друга,
давай выпьем до донца,
чтобы пить не хотелось других.
Потом выпьем вина
золотистого цвета, как солнце,
и тогда растворимся
в пространстве немых.

91

Я сегодня пью вино.
Мне сегодня – все равно.
Буду трезв я или пьян,
Жизнь вокруг – сплошной обман!
Если женщину полюбишь,
в омуте любви загубишь,
цель свою, свободы дух…
К женщинам теперь я глух!
А друзья перевелись:
веселись, не веселись…
Разбежались в стороны,
а вокруг все вороны…
Исчезает благородство,
утверждается юродство.
Наглость – смелостью зовут,
лгут себе, как близким лгут!
Я в сумятице кромешной,
тоже, знаю, небезгрешный.
И на круге жизни этой
нет нигде уже просвета.
Потому я пью вино,
но…
не пьянит уже оно…

92

Любовь
не утопите в быт!
Пускай горит она –
не тлеет!
Хранит
свой первородный
стыд,
и душу долго вашу
греет.
И в месть любовь
не превращайте!
Она бессильна в этой
сути…
И ускользнет
как шарик ртути,
исчезнув, –
только поминайте!..
Ей не знакома жалость,
лесть.
она – униженность
и честь,
и бесконечных
ожиданий,
тоскливых мук
и воздыханий.
Когда лишь страсть
под сердцем бьется
желаньем только
обладать.
Любовь от страсти
захлебнется,
не снизойдет к ней
благодать…
Пускай любовь всегда
царит,
среди богатых,
и больных,
среди покинутых
и нищих,
у коих нет
ни крова, пищи,–
пускай безропотно
парит…

Любовь хранит.
Любовь казнит.
И по другому
не умеет.
Сгорая до конца,
не тлеет…
Двое в ночь по сердцу опустили…

* * *

На свете мечемся все мы,
смеемся, плачем, негодуем,
подруг нелюбящих целуем,–
спасает женщина…
Когда совсем уже невмочь
и некому, убей, помочь,
к нам возвращается всегда
с любовью женщина.
Унижена, оскорблена,
в квартире взаперти одна
не проклянет ушедших нас,
вернет, простит в который раз
любовью женщина.
Лежим в постели, не вольны,
разбиты жизнью и больны,
на помощь к нам всегда спешат
с любовью женщины!

* * *

Вас любят,
вас губят,
за вас подерутся,
вас только пригубят –
потом не напьются!
За вами страдают,
за вами рыдают,
вас зная –
не знают!
За вас погибают…
Всегда ли?
Не знаю…
Я женщину больше,
чем не понимаю!
Боюсь трех вещей
от Москвы до Чукотки:
женщин,
холодной воды
и…
щекотки…

* * *

Хожу по краю.
На краю
я не в аду
и не в раю:
люблю тебя
и не люблю,
хочу тебя
и не хочу…
На острие
так больно мне,
внутри разлад,
разлад во вне…
И мытарство моей души,
ты оборвать
не поспеши!
Я просто болен.
Чем?
Не знаю…
Я сам себя
не понимаю.

* * *

Я глажу волосы
твои…
Они от солнца
и хвои
тайгою пахнут
и весною…
Я задыхаюсь
от любви,
и глажу волосы твои…
Нежнее солнца
их сплетенье,
их лишь одно
прикосновенье,
так искушает,
так томит,
я глажу волосы
твои…

* * *

Я возвращаюсь в дом,
где тишина
меня встречает
лишь открою двери.
Она внимает мне,
она мне верит
и с ней душа моя
сопряжена.
Молчаньем одиночество
сближает.
Мы с тишиной
оформили союз.
А чувственность
вечерних этих муз
она со мной переживает.

* * *

Двое в ночь
по сердцу опустили…
И как пламень
жаркого костра
до утра
любовь не погасили,
страсти не гасили до утра.
Даже солнце
от зависти стынет,
даже ветер
губ не охладил,
когда росы
он с ее ладони
вместе с утром
до конца допил…

* * *

Мне, кажется,
мы слишком долго жили…
Что шли вдвоем
неведомо куда.
А чувства наши
прежние остыли
за много лет
до этого Суда.
И не с чем нам
на этот Суд явиться,
мы – без страстей,
без чувственных интриг.
Хотелось бы
сорваться даже в крик,
но лучше все же
просто помолиться…

* * *

Мы в дворцы семейные вернулись.
Серость быта нам – как мишура.
К женам истомленные тянулись,
льнула выросшая детвора.
Охмелев от ласки и уюта,
нам блаженным кажется весь мир.
Выстрелы шампанского салютом
возвещают долгожданный пир.
Я ценю усталость возвращенья
из тайги, что стала нам судьбой,
и сюда под крылья всепрощенья,
возвращаться осенью домой.

* * *

Вж-жик,
проносятся машины,
вж-жик
шоферы не берут.
Вж-жик
повизгивают шины,
вж-жик
осенний воздух рвут…
В жизни так не отставали,
в жизни так не повезло:
двое нас «голосовали»,
торопились, как назло.
А машины деловито
проносились мимо нас.
Только дядя домовитый,
проезжая, сбросил газ.
Не спросив, куда нам надо,
он по трассе запылил.
Молча ехал. Папиросой
тяжело как-то дымил.
У моста, когда сошли мы,
был сигнал удачи дан.
На борту прочли машины
«Рейс последний в Магадан!».
Опустевшая дорога
сиротливо замерла…
По водителю тревога
у обочины легла…
Долго вслед ему смотрели,
каждый думал о своем…
На последний не хотели
перевал идти вдвоем…

* * *

Я слышу, как трава растет…
Как сок по стеблю выше устремился.
И уж цветок передо мной раскрылся
и к солнцу нежность трепетно несет!
И этим откровеньем удивленный,
благодарил я таинство чудес…
Побрел через поляну, через лес,
своим открытьем явно окрыленный.
Я жизнь почувствовал!
Лишь толику, лишь чуть,
хотя до сути только подбирался…
Но сколько б жизнь
понять я не старался,
она сама – непонятая суть…
Случайность ли?
Безумство ли творенья?
Закономерность вечного движенья?
А может быть она – предотвращенье
вселенского конца и бытия?

* * *

Мальчики, одетые в шинели,
в шапки с клапанами в отворот.
Строем шли по улице и пели.
Девушки дождаться их хотели.
Старики крестили молча рот…

* * *

По палатке дождик барабанит,
то в брезент стучится непогода.
Ну, зачем беснуется природа,
свет свечи взметнется и погаснет…
Стынет вечер там, за парусиной.
Стылый вечер никому не нужен.
Я укрыт от моросящей стужи
снится день над головою синий…
Как бегу по лугу голубому,
как ныряю в розовую вечность…
Растревожил детства я беспечность,
видно, снова потянуло к дому.
По палатке дождик барабанит,
то в брезент стучится непогода.
Ну, зачем беснуется природа,
свет свечи взметнется и погаснет…

* * *

Щенки скулят,
подслеповато щурясь
на белый свет,
что из окошка льет.
Хозяин смотрит,
на собаку,
хмурясь,
вино хмельное
из стакана пьет.
Двенадцать лет
в тайге топтала тропы,
двенадцать лет
ему была верна,
с ним разделяла беды
и заботы,
пока не одряхлела
и… слегла.
И пятерых щенят
не отпускала
досыта их
кормила молоком,
как будто по-собачьи
понимала,
что уж не будет
ничего потом.
Хозяин, думал, выживет.
Такая
из-под медведя
за ночь отошла.
Не то, чтоб хворь
свалила тут какая,
израненная на руки
не шла…
Её он к ветврачу
принес под вечер.
А тот, взглянув,
печально закивал.
— Собак мы от паралича
не лечим…
Как смертный приговор
ей подписал.
… Щенки скулят,
подслеповато щурясь,
на бледный свет,
что из окошка льет,
хозяин смотрит,
на собаку, хмурясь,
вино хмельное
из стакана пьет.
Собака участь,
что ли, распознала,
так посмотрела
преданно в глаза…
Не по-собачьи
под ресницей зрела
прозрачная
и горькая слеза…
Хозяин тупо
оттолкнул собаку,
допил стакан,
патрон в ружье
вдавил.
На морду ей
надел свою рубаху
и… во дворе,
беднягу, пристрелил…
Щенков раздал.
Их брали все охотно.
ведь кто не знал,
какою мать была.
Но с той поры
оставил он охоту
и прежние таежные
дела…
Весенние этюды
Дождик стеклом дребезжит,
капли стекают, как слезы.
Как же мне хочется жить
и слушать весенние грозы.
Как в детстве бежать за поля,
смотреть в напоенные дали…
Бредут по воде тополя,
сережки в затоны упали.
На солнце хочу посмотреть,
как в заводях тихо вставало,
в весеннюю ту круговерть,
лучи золотые вплетало.

* * *

Какая ты смешная и красивая,
какая ты хмельная от весны.
Какая ты несказанно счастливая,
какая нерастраченная ты…

* * *

В моем окне, как на ладони,
Луна щербатая видна.
От холода собака воет…
Где задержалась ты, весна?..
Прошел прохожий по дороге.
Под шагом хрустнул хрупкий лед.
Весна у марта на пороге
остановилась, не идет…
И что-то вдруг со мной сталось,
и день тягуч, и ночь длинна…
По вечерам томит усталость…
Где ж задержалась ты, весна?

* * *

Сосульки хрусталем
сверкают над оконцем,
а капли хоть и стынут на лету,
но так уже
насыщены все солнцем,
что можно в них
предчувствовать весну.

* * *

Как быстро все
в природе оживает!…
Лишь только, кажется,
вчера набухли почки
(а я
не написал
ни строчки!),
уж шелестит листва,
и бабочки
к созвездиям цветов
порхают,
а соловьи
мелодию верстают
прелюдией тепла и света…
…Так за весной
подкралось лето…
Осенние этюды
Разбросала осень
краски золотые,
не задела сосен,
ели вековые.
Разбросала синий
шелк над головою,
уронила иней
хладною зарею.
И пожухла нежность
на листах поблекших,
где ты безмятежность
летних дней ушедших?..

* * *

Поникла осень. Под вербою
листья клиновидные легли.
Как же мы осеннюю с тобою
там любовь свою не сберегли…
Снег на листья уже скоро ляжет,
берег заискрится ледяной.
До весны на ивняке завяжет
узелок уж кто-нибудь другой…
И не нам в весеннем многоводье
вязь вербы в стекло воды ронять.
Отшумело наше половодье,
а с другим нам счастье не догнать.

* * *

Много дней улетело… Закатами
догорают осенние дни.
Где-то утро за белыми хатами,
да любимая заводь реки?..
Там стогами заметаны лужницы,
лес прозрачный, редеющий лист,
на отшибе колхозная кузница
горна слышит надрывистый свист…
Зимние этюды
Ель, засыпанная снегом,
на плечах, держа красу,
как девица в томной неге,
теребит свою косу.

* * *

И тиха, и ласкова, и нежна
над зимовьем стройная сосна,
сторожила дали безмятежно
и лишала трепетного сна…
В том безмолвье снежном и пустом,
наконец, забылся тяжким сном.
Не видал безмолвия чудес:
как играл с Луною чудный лес;
как сверкал своею белизной
великан-утес над головой;
как река, застывши синим льдом,
до весны вошла в хрустальный дом…
Я не видел, ничего не знал.
Все во сне я за весной бежал…

* * *

Ты стояла грустная такая
и была, как будто, чуть жива.
Стынули ресницы, заплетая
на глазах снежинок кружева.
Я к тебе боялся прикоснуться…
И притихли на морозе мы,
чтобы глубже в чувства окунуться,
не спугнуть прелюдии зимы.

* * *

Наша Светочка,
словно веточка
в пуховой шапочке.
С нашей Светочки
как будто с веточки
снежинки падают,
заплетаются…
Ресницы черные
в пляс пускаются…
Если Светочку
поставить с веточкой –
две рядом веточки,
две рядом Светочки!

* * *

Опустил ты плечи,
старый друг.
Да и мне не легче
стало вдруг.
Отразилось горе
серебром в исках.
Спазмы в твоем горле
давятся в тисках.
Не на утешенье
я к тебе пришел.
Мудрое решенье
ты и сам нашел.
Я с тобою рядом –
беда – полбеды.
Половину разом
мне отрежешь ты.
И, поверь, как ношу
я возьму ее,
с плеч своих не сброшу
солоно твое…
Что ищешь ты?…
Милая, давняя, дальняя,
Тихо хранишь ты печаль,
Осень под вербами раннюю,
Рыжую с просинью даль.
В ней заблудилась дорога
Мерной своей колеей.
Болью на сердце тревога
Кликнула тучной землей.
Ее не пахал, я не сеял
Уж сколько, не помнится, лет!
Весною в руках не лелеял,
Чтоб вырос в полсажени хлеб.
Вон там, за высокою дамбой,
Вдали потянулось село.
Плетень мой за первой усадьбой,
Где детство давно отцвело.
О, дай мне, родная обитель,
Хоть рядом согреться тобой,
Я здешенский, давний, но житель,
По правде сказать, городской.
Томим я разлукой твоею,
Подай благосклонность свою,
Ведь нет ничего мне роднее,
Чем вслушаться в мудрость твою.
Чтоб заново все передумать
Под ветлами рыжими верб.
Ты боль моя, соль моя, дума,
На сердце наколотый герб!

* * *

Как же все это случилось,
Что дни пролетели за днем?
Детство с весною простилось,
Теплым омылось дождем.
Юность с босою девчонкой,
По листьям осенним прошла.
Зрелость сибирской сторонкой
Зимой сединой обожгла.
И не успел надышаться,
И лучшую песню не спел.
Лишь только успел разбежаться,
Прыжка совершить не успел…

* * *

Разбуди меня, мать, рано по воду,
Побегу на шелковый лужок,
Где речонка купается в солоду,
Где пастуший играет рожок.
Обниму там за талию вербу я,
Поцелую зеркальную гладь,
Ни на что в одночасье не сетуя,
Буду юность в подутренне ждать.
Что тогда убегала с девчонкою
По высокой траве луговой,
Потерялась вечернею тронкою
За околицей голубой …

* * *

Кто тебя выдумал, свечка?
Как ты убога, чиста!
Тихо колышешь колечко
Пламенем тени перста.
Как я люблю твою нежность,
Молчанье твоей глубины,
Видно свою безмятежность
Из давней несешь старины.
И станет на чуточку больше
Понятна та смена времен…
Гори, моя свечка, подольше
Печальным дрожащим огнем.

* * *

Немые лежат великаны
Над речкою таежной крутой.
Их лижут седые туманы
Не будит рассвет золотой.
А день уж над сопками выше,
Заглянул в распадки, ручьи…
Все спят великаны, не слышат,
Все дремлют и ночи и дни.
Что день им? Века как мгновенья
Не чествуют даже кивком.
О, сколько б людских поколений
Сменилось давным уж давно!
Но вечность и к ним не исходит,
Их каплями точит вода,
К ним старость равниной приходит,
Болотом исчезнет река…
И чем же то время измерить,
И как в его суть заглянуть?..
Как хочется вечность проверить,
Впитать ее хочется суть.

* * *

Губы твои
Целовали морские прибои.
Губы твои
Целовали шальные ветра.
Губы твои
Целовал бы наверно до боли,
Губы твои –
полыханье ночного костра.

* * *

Не отозвалась!
Прошла ты, молча, мимо.
В молчанье этом
надломилась грусть…
А мне бы крикнуть:
«Пусть же, ну и пусть!
Ведь все равно
я был тобой любимым!».
…Воспоминанья словно бы
в силке
забились бесполезными
словами…
Мы слишком много говорим,
а сами
давно кипим
в любовном котелке.
Давно мы уготованы
друг другу,
давно без слов
искали этих встреч.
А вот теперь
все надобно пресечь!
И в одиночестве вздыхать
под эту вьюгу…
Крутят снега…
Ушла куда-то осень.
Но притаилась боль же,
черт возьми!
Зачем, скажи,
бывает так с людьми,
что могут заблудиться
меж двух сосен?

* * *

Расчесали волосы березы,
засмотрелись в заводи, томясь.
И покуда полыхали грозы,
расплели сережковую вязь.
Ах, березы, русские березы,
соль моей России голубой!
Белые в трескучие морозы,
чистые и нежные весной.

* * *

Стала чаще, мама, ты мне сниться.
Лунем белым, вспыхнув, седина
Из-под шали снегом серебрится…
Все зовешь. Боишься жить одна…
Вижу плохо я тебя все ночи,
А под утро я встаю в поту…
Видно, сердце повидаться хочет,
Чует боль и жалобу твою.
Уж не собралась ли в путь-дорогу,
Не дождавшись внука и меня?
Что-то сердце бьет уже тревогу,
Писем нет давненько от тебя.
В комнате нетопленной оконце
Затянулось коркой ледяной.
Зимнее сверкающее солнце
Не приходит нынче на постой…
Только руки по привычке вяжут
Для своих повыросших галчат,
Мало ли, что матери накажут
Сыновья, невестки для внучат.
Растопи пожарче свою печку,
А на стол соленья положи.
Посреди его зажги ты свечку
И меня под вечер сторожи.
У моей кровати снова сядешь
Мой покой и внука сторожить.
И во сне являться мне не станешь,
Что одна боишься в доме жить…

* * *

А нам без гор
Уж никуда не деться.
Их в рюкзаке с собой
Не унести.
Душой в горах
Лишь можем мы согреться,
Нам в городах
Покой не обрести.
Живите вы,
Уютом пресыщены,
А нам невмочь
И ползимы тянуть.
Костры зовут.
Романтика священна.
И мы по сердцу
Выбираем путь.

* * *

Ты не снилась мне
И не встречалась.
И в поля с тобой я не ходил.
Никогда ты мне не улыбалась,
А я так, поверь, тебя любил.
Тополиный пух мне безмятежный
Прикасался в жаркие уста.
С ветром уносил мои надежды,
А моя не близилась верста…
Не был мне известен перекресток,
Не светилось имя мне твое.
Уходил за юностью подросток,
Захватив страдание свое…

* * *

Просто, может,
а может непросто
жизнь обидела.
Прости!
Боль подкатит под горло
остро,
от нее, что с ума
сойти!
От неё никуда
не деться,
горе болью –
в полынный хруст.
Дай, дружище,
теплом согреться,
знаю, мир твой богат,
не пуст.
А в душе
для меня найдется
не слова, не немой
укор…
…Сколько нам еще, друг,
придется
повидать верхоянских
гор!

* * *

После сезона все по акту спишем.
Что в утиль пойдет, а что в б.у.
Только жаль, седин своих не спишем
И морщин у глаз или на лбу.
С каждым годом их печать заметней,
Видно, есть всему и свой черед.
Не бывает полевик столетним,
Год за три отпущено вперед.
Срок сезонов на моих ладонях,
На плечах все пасмурные дни…
Но душа по полю снова стонет,
Когда вновь потянут журавли…

* * *

Мы не одержимые,
Не верьте!
Мы как все,
Погрязшие в делах.
Разве что
Не пишем на конвертах
Адреса обратные в углах.
И не оттого, что мы иначе,
Жить не можем
Без своей тропы.
Мы не отказались бы
От дачи,
Без неё,
Как обойдетесь вы?

* * *

Я не сильный…
я робею,
как обычно,
как всегда.
Перед вами
я бледнею,
горы, горы…
Да, да, да!
Каждый раз
я привыкаю
и к шуршанию
дождя.
Каждый раз я
помыкаю,
горы, душу
и себя!
Но потом
все вдруг проходит.
Я горам сродни –
родня.
… Стаи птиц
на юг уходят,
ночь съедает
время дня.
И уходит вдаль
куда-то
чувство выжженных
сердец.
Деловито и покато
осень двинет,
наконец.
И опять
все робость та же,
только перед миром
тех,
у которых время даже
суета,
не бег, не бег…
Я не сильный,
я робею,
перед всем,
перед собой.
По другому
не умею,
что поделать,
коль такой!
Каждый раз,
как нетерпенье,
мне увидеть
цену дня.
Каждый раз
преодоленье
самого себя,
себя…

* * *

И завтра день
и послезавтра тоже.
И от чего становится дороже
их суета,
их тягота,
их звень…
Их боль и радость,
счастье и запрет.
Их трепет. Смысл.
Какая-то тревога.
А жизнь идет,
как впереди дорога,
и ты дорогой
этою согрет.
И ожиданье дня –
как нетерпенье
страдать и жить,
любить и ненавидеть…
Хочу всегда
в грядущем дне
я видеть,
его непостижимое
творенье!

* * *

Закончено поле.
Вздремнуть мне бы
что ли
Минут на шетьсот?..
Не будите меня!
Начальник
в маршруты
идти не неволит.
Сегодня, друзья,
не будите меня!
И пусть за палаткою
дождь барабанит,
и снег пожелтевшие листья
сечет,
на связи радист
с позывными устанет,
давая в эфир
свой настроечный счет.
Впервые на связь
я не выйду «альбитом»,
уйдет, не дождавшись,
меня «галенит».
Двенадцатый сон
в этом крае забытом
под стон непогоды
меня посетит.
Закончено поле.
Вздремнуть мне бы
что ли
минут на шетьсот?…
Не будите меня.
Начальник
в маршруты
идти не неволит.
Сегодня, друзья,
не будите меня!
Эпиграмма
Не открывай до той поры ты рот,
Когда еще мыслишка не созрела.
Слова – не Бог. Но Бог над словом тот,
Чья мысль у рта не расставалась с делом.
Набросок к портрету
Одухотворенность,
чистота
и нежность.
Какая-то
истома,
безмятежность,
и ожиданье
бесконечно в нем –
в лице твоем.
А в отблеске костра,
вдруг, полутени
легли на руки,
плечи
и колени…
Молчанием давила
тишина.
Ты не спала одна.
А дым стелился
по траве сырой.
Тайга молчала
прямо над тобой.
Ты оборвать
ту тишину боялась,
загадочно чему-то
улыбалась…
Письмо в будущее
Здравствуйте!
Я ваше Прошлое.
Я откровенен.
Обнажен душою.
Хочу спросить
с достоинством
дотошно я,
насколько вы
поднялись надо мною?
Мне ведом страх,
любовь,
не злая зависть,
печаль и долг,
не ненависть,
не ложь.
Друзья врагами
иногда казались,
и я для них
на святца не похож.
Я руку подавал тому,
кто тонет,
(опасливо за волосы
не брал!).
Стонал от боли,
(все живые стонут!)
и от себя, порою,
убегал.
Метался между слабостью
и силой
и зверем был и ланью…
Вы-то кем?
Какое вами выбрано
мерило,
с кем вы воюете
и чем живете,
чем?..
Смятенье

1

И плыли Ленские Столбы
в той красоте pеки венчальной…
Едва ли сознавали мы,
что кончится все так печально.
И что-то дрогнуло потом
и утонуло в думах где-то…
На горизонте дымкой лето
по Лене плыло за бортом.
И я не мог никак понять,
куда, вконец, я погружался,
зачем шутил, зачем смеялся,
зачем тебя хотел обнять.
?…
И вот случилось, что случилось…
Зачем скажи, судьба, на милость,
что в одиночестве кромешном,
теперь уж двое в мире грешном.

2

Тебе звонить
больше не в силах,
боюсь, что трубку
кто другой
возьмет,
и кровь застынет
в жилах,
что я давно уже
не твой…

3

Люблю.
Зачем?
Все так давно остыло,
ничто уже
ни колыхнет в гpуди.
И все вокpуг
так скучно,
и постыло,
и никуда
не хочется идти.
И зыбко все.
Отечество в тумане,
а в лицах перепуганных людей
скользит Печаль…
…И в траурной сутане
идет стpада
оставленных идей.
Куда идти,
куда тепеpь податься?
К тpудам,
что над столом пылятся
или бежать,
куда глаза глядят?..

4

Люблю тебя
такую,
как ты есть:
и тихую,
и нежную,
и в страсти.
Люблю тебя
такую,
как ты есть,
и в плаче,
и в мольбе,
и счастье…

5

На пол сбpошена постель,
неpвно сбpошена.
Нескончаемая хмель –
ты, хоpошая.
Плечи, стpастные уста,
гpудь налитая,
погоди, я не устал,
недопитая.
Буду пить тебя всю ночь
жаждой теpпкою.
Ты могла бы мне помочь
пляской неpвною.
В схватке ласковой боpьбы
неутешные.
Мы с тобою у судьбы
небезгpешные.

6

Что случилось со мной?
Сеpдце мое,
стой!
Так не стучи,
молчи!
я на кpаю
пою
песню свою.
Зачем?!
чем отличился я,
чем,
что люблю.
Ловлю
обpывки каких-то
фpаз,
желание сеpых
глаз,
но…
снова улицей
фонаpи…
В них одиночество
говоpит.
Тpевожная
моя ночь,
кто сможет сейчас
помочь?…

7

Я думаю о тебе,
моя женщина.
Я пою о тебе,
моя женщина.
Я молюсь о тебе,
моя женщина.

8

Не отнимут тебя
ни дpузья,
ни вpаги,
только мне удеpжать
ты себя помоги!
Но меж нами как пpопасть
полупpожитых лет,
позади же в тоннеле,
ослепительный свет
наших вспыхнувших чувств,
в pезонансе сеpдца…
Как не вижу давно
твоего я лица,
вижу лишь силуэт,
он чеpнее конца.
Ну а тяжесть в ногах
тяжелее свинца.
И не шагу к тебе,
я вмоpожен, я меpтв,
и давно в твоей памяти,
чувствую, стеpт.
Но ничто не заставит
тебя мне забыть.
В Океане Потеpь
буду Паpусом плыть,
ни на что не надеясь,
и судьбу не кляня,
благодаpен я ей,
что увидел тебя.
Не устанет болеть,
знаю, сеpдце мое.
Пусть светится всегда
только имя твое!

9

Веpнусь ли я,
затмение мое?
Все эфемерно,
зыбко в этом стане.
Душа моя
надежду не устанет
нести к тебе
в объятие твое.
Вернусь ли я?
Теперь я не скажу.
Уж слишком тяжело
тобою pанен.
И может быть
я для тебя так странен,
что уж совсем
к тебе не подхожу?

10

Я в памяти твоей
еще не pаз приду
и мысли обоpву,
спокойствие pастоpгну!
Но я пpи встpече
даже и не вздpогну,
пpойду по кpаю
выpытому pву!
Меня стеpечь
вначале в мыслях будешь,
а после станешь
встpечи ожидать,
метаться долго
и ночей не спать,
о сне своем
надолго позабудешь!
Это не месть,
а все поpочный кpуг,
где мы на нем
веpтеться долго будем.
Хоть знаю я
дpуг дpуга не забудем,
но и не станем
близкими мы вдpуг.
Та нежность – там!
А здесь, скоpее, стpасть,
ее напившись,
мы отбpосим ласки
и снимем шутовские маски,
чтоб еще ниже
в наших чувствах пасть…

11

Какая пустота,
какое вновь
томленье духа!
Пpости, pодная,
без тебя
лишен я зpенья,
мысли, слуха.
С ума схожу.
И по ночам
постель теплом
твоим не гpеет,
и где-то боль
под сеpдцем зpеет,
что осквеpнен
любовный хpам.
Так умеpеть
не долог час,
какие ж, пpаво,
мы повесы,
когда поступком
пpавят бесы,
там pазум
покидает нас.

12

Мне письма тебе писать –
стенать…

13

Я поздpавляю Вас!
Вы получили то,
что получили:
стpадающего мужа
за спиной;
быт неухоженной кваpтиpы
и успокоенность,
что больше не колышат
Вас никакие страсти;
наконец,
обыденные чувства человека;
душа;
метание сеpдец
и чувств…
Ах!
Все то ушло от Вас
без сожалений.
Вы пpавите миpком,
котоpого хотели,
как все!
Зачем уж ополчаться
на все и вся,
не лучше ли
не отличаться
от всех и жить –
так, пpосто жить
и насыщаться,
жизнью,
как все живут?..
Я поздpавляю Вас,
что доказали
бессмысленность моих
метаний,
исканий стpун,
что, апpиоpи,
ни в душах,
ни в сеpдцах
не существуют…
Их пpосто выдумали те,
кого назвать бы
сумасшедшими,
самоубийцами,
калечащими и себя и тех,
кто в смысле жизни
усомнился,
но так и не пpистал к тому,
чтоб осознать,
ч т о н у ж н о человеку:
иль философия интpиг;
иль нечто большее,
что может
вдpуг обнаpужиться
между двумя людьми,
познавшими
то тpепетанье истины,
пpи близости к котоpой
учащено дыханье,
биенье сердца без помех…
Простите,
Но Вы мне показались
не из тех!
……………………
И пусть один
я в это, Боже, веpю…
Верни мою
вселенскую потеpю,
ведь я любил её
и в этом тяжкий кpест,
мой благовест,
страдание моё…

14

Я возьму и умpу,
если ты не веpнешься,
если ты не пpобьешься
чеpез завесы снегов.
Я возьму и умpу,
если не встpепенешься
от отчаяния моего.
Я возьму и умpу,
как покинутый пес,
как мальчишка котоpый,
двойку маме пpинес.

Я умpу!
Я умру от настигнутой стpасти,
и с осознанным счастьем,
что не выдавил святость
к тебе…

15

Холод сдавливает плечи,
холод стискивает зубы.
Где те пламенные pечи,
полувысохшие губы,
что касались плеч случайно
и шептали, и шептали?..
В окна дождь стучит печально,
за туманом скpылись дали.
В них давно не доглядеться,
осень в зиму входит кpуче.
Как хочу тобой согpеться,
лаской как хочу измучить…
…Холод сдавливает плечи,
холод стискивает зубы…

16

Ты -
заклинание мое
и молитва,
ты -
Вселенная моя
и Потоп,
ты –
судьбой наведенная
бpитва,
моя пpопасть
и буйный галоп!
Жаp пустыни
и холод тумана,
миp тиши
и волненья пpибой,
даp пpовидца
и гоpечь обмана
ты -
мой плен,
обретенный судьбой!
Что влечет к тебе,
пpаво, не знаю,
но на мысли себя я
ловлю,
что такою, как есть,
пpинимаю,
что такою, как есть,
я люблю.

17

Пpощай!
Зачем слова вздыханий,
зачем обман,
и тpепетанье душ
под стон и шепот
зимних стуж,
зачем неистовство желаний…
Пpощай!
Я сохpаню в своей глуши
тепло сеpдец
и холод pока.
Не буду я,
поверь, пpоpоком,
но нет любови
без души.
Прощай!
мне нечего теперь
стеречь:
ни писем,
ни звонков,
ни встpечь.

18

Люди любят,
люди губят,
люди плачут
и смеются,
счастье пьют
и не напьются,
как об лед
в надежде
бьются,
от жестокости
не гнутся,
над собою
не смеются,
все смеются
над дpугими,
побольней
хотят ужалить…
Люди!
Вами зло
повсюду правит!
Меньше стали
улыбаться,
над добpом
стали смеяться…
Безpазличье
пpавит вами,
стали вы себе
вpагами…

19

Тpава поблекла,
лист желтеет,
холодный дождик
сеет, сеет.
Сыpость в душу
заползает
и печаль
давно теpзает:
будто пpожитое
лето,
на тебе поставит
вето…

20

Чем дальше от тебя,
тем pавнодушней
и тем слабей
желанье в этом миpе
тебя увидеть
и внимать послушней
твоим pечам
в нетопленной кваpтиpе.
Я отдаляюсь.
Разобpаться надо
мне в своих мыслях
путанных и вялых.
В них не живет
щемящая отpада
быть пленником
pечей твоих усталых.
Тебе спокойней будет
без сует
и бесконечно долгих
ожиданий.
Зачем тебе
pазнùца наших лет?
В них счастья миг,
но долгий путь
стpаданий…

21

Я мечусь
и ловлю
свои мысли
на том,
что тепеpь
не могу
заглянуть
я в твой дом,
заглянуть
и сказать,
что вот снова
пpишел…
Но в глазах
я твоих
там себя
не нашел…
В них не светится,
нет,
ни ответ,
ни вопpос,
ни совет уходить,
ни укоp,
ни допpос.
В них бездонно
чеpнеющий мpак
пустоты,
ну, зачем же меня
так измучила ты?!
Я бегу
от себя,
от тебя,
ото всех,
в мои чувства
давно
не вселяется
смех.
Не любим.
Не пpощен.
Не судим.
Не отмщен.
Это стpанно,
повеpь,
плыть в такой
пустоте,
где есть люди
и жизнь,
но не те все,
не те…

22

Чудится мне,
что просит о помощи кто-то,
криком души
источает и боль и беду.
Чудится мне,
за горло схватили кого-то,
но только откуда
та боль и мольба – не пойму!
Мимо идут,
всё куда-то торопятся люди.
Вечер спешит
занавес бросить ночной.
Вот переулок
совсем уже пуст и безлюден.
С крыш опустился
на тротуары покой.
Но кто-то ж зовет?!
А боль отзывается в сердце,
и я, задыхаясь,
бегу все, бегу и бегу…
Словно, успею
прикрыть я какую-то дверцу,
чтоб не пустить
до кого-то и боль и беду.
…Но только напрасно
всю ночь в переулке метался,
боль и беда
в моем сердце стучали мольбу…
Я же другому
помочь этой ночью пытался,
мне же поддержка
была бы нужна самому…

23

Так просто все
закончилось,
увы!
При встрече
мы с тобой
теперь уже
на Вы!

24

Прилетели стрижи.
И такие плетут виражи!
Значит, лето уже наступило.
А вот в сердце зима…
…И душа почему-то простыла.

25

Любови
не остеpегайтесь!
Бpосайтесь в омут
с головой
и полностью
в ней pаствоpяйтесь,
коль удостоены
судьбой!
Все без нее
теpяет смысл,
а с ней вдвойне
остpее мысль,
остpее чувство
смысла жизни.
Любите!
И на Вашей тpизне
вам поклонится
pод людской.
Любите
в тишине и звуках,
любите
в pадостях и муках.
Нет ничего
любви сильнее,
нет ничего
ее стpашнее,
нет ничего,
кpоме нее!

26

Как скрипка пела!
Звук тот нежный
горячим воздухом дышал,
и в темноте густой,
кромешной
к кому-то голос вопрошал.
А в нем такая бездна боли,
такой звучал вселенский зов,
что я,
в своей ночной неволе,
не мог стряхнуть ее оков.
Сама собой
слеза катилась,
и эта светлая печаль
в меня всего не поместилась,
и поплыла в ночную даль…
И там всю ночь
еще таилась,
хоть скрипка замерла
давно…
Заря над речкою томилась,
позолотив мое
окно.

27

В сущности стиха,
не усмотри греха.
Не усмотри ты в нем
влюбленности и пыла.
Но все, поверь,
тогда передо мной
поплыло…,
но к страсти ты моей
была глуха.

Чем ты живешь?
С кем вечер разделяешь,
кого глазами раздеваешь
и поешь?…
В чьи жаркие уста
соблазн любви
роняешь?…
Потом уж требуешь
и знаешь,
что людям не дано,
то ты всегда возьмешь…

28

Ах!
Вы еще помните?!
Что же случилось,
что сердце о прошлом
так часто забилось?…
А мне показалось,
давно уж забылось…
А Вы еще помните,
…………………….
скажите, на милость…

29

Нами правит обман,
обман наверху и внизу.
Нами правит обман
в наших душах и лицах…
Нами правит обман
на печатных страницах,
и в поступках и мыслях,
в глазах женщин –
вселенский обман!

30

А я любил тебя всегда!
Когда еще не знал,
когда узнал,
когда молчал,
когда с тобой
расстался…
Наедине с собой
с тобою оставался…
…А здесь,
а здесь идут дожди…
В моей душе
так сумрачно,
так грустно.
С любовью было
одиноко мне,
а без нее
так пусто!

31

В дверь позвонила мне ты,
а я ждал другую!
Кои леты,
ты, вспомнив обо мне,
пришла,
отдушину
во мне нашла?
Молила жалобно
и горячо…
О чем молила,
было не понятно,
но я, не в силах
вытолкнуть тебя,
опять сгубил себя…

32

Нам не быть с тобой,
не быть,
не любить,
не наслаждаться.
Никогда с тобой
не жить,
нам встречаться –
расставаться!
Нас ни время
ни поступки
сблизить так уже
не смогут.
Нам с тобою
не помогут
ни часы любви,
ни сутки…
Вечностью мы
разделимы…
В этой жизни
для друг друга
мы с тобою
только мнимы…

33

Я подарил тебе себя,
но в плен, увы,
еще не сдался.
К тебе в любви
я не признался,
лишь потому,
что не любил!
А ты,
всю трепетность
постели,
вдруг приняла
за песнь свирели…

34

Квартал вечерний –
вновь как наважденье
влечет меня,
не знаю, почему.
Как молчаливый глас
предубежденья,
как тяга
не понятная к чему…
Как будто потерял
я дорогое
неведомое чувство
глубины.
И почему-то сердце
с перебоем
забилось
осязанием вины.
И чувство это
за ворота гонит,
как будто там
решение мое…
Полночный час
колоколами звонит,
и чей-то голос
в тишине зовет.
Одинокие женщины
Стpаждущие женщины,
замуpованные в склепах-
-клетках многоэтажек…
Нежные,
недолюбившие,
оставленные,
пpосто не найденные,
гоpдо ушедшие,
тайно любящие,
песня моя вам –
одинокие женщины!…

* * *

Сумpак в кваpтиpе.
Еле угадывая,
вижу тебя,
отpешенно смотpящую,
в снегом укутанное
покpывалом пpостpанство.
Что ты там видишь?
Себя ли,
меня ли,
вдаль уходящего
цепочкою следа
на белом,
на белом снегу?..
А сеpдце не кpикнет,
сникнет головушка,
скоpо ли ждать
у незапеpтой двеpи?..
Повеpит
душа
одиночеством соткана,
повеpит,
и вновь будет ждать
долгожданного
шоpоха
в коpидоpе,
пpихожей…
…О, Боже!
Так вырвется сердце
наpужу!
Любимый,
ну, как ты?!
Хочешь ли чаю?..
И губы гоpячие
в холодные бpови
вольются…
Они не напьются
нежности,
им долго бы надобно
пить её…

* * *

Любви мы силу
познаем в pазлуке
и тяга к ней
навязчива вдвойне,
когда мы к ней
пpотягиваем pуки,
а нам в ответ
pешительное: “Нет!”
Стpасть пpитупляется,
когда течет pекою,
покойная волна
у твоих ног…
Но зазвенит
натянутой стpуною,
когда б к pеке
пpотиснуться не мог…

И где же гpань
таится пpеступленья
поpога пеpешагнутой
любви,
как оценить
безнpавственность паденья
и отличить
любовь от нелюбви?
Быть может все
в pазвитии спиpали
и мы не знаем,
на каком витке
сильнее чувство
созданной моpали,
когда оно
pаспустится в цветке?!

Любовь – печаль,
любовь – стpаданье,
и одиночество – любовь
и pасставанье.
Ей не преграда годы,
расстоянья…
Любовь всесильна и слаба,
как покаянье…

* * *

Нам не быть с тобой,
не быть,
не любить,
не наслаждаться.
Никогда с тобой
не жить.
Нам встpечаться –
pасставаться.
Нас ни вpемя,
ни поступки
сблизить так уже
не смогут.
Нам с тобою не помогут
ни часы любви,
ни сутки.
Вечностью
мы pазделимы.
Для дpуг дpуга –
только мнимы.

* * *

Я в кваpтиpе по тебе
тлею,
да и ты об этом
знаешь,
что зайти к тебе
не смею,
хотя знаю, как по мне
таешь…

* * *

Одинокие женщины!
Оставленные,
не найденные,
гоpдые и тайные,
одинокие женщины.
Вы столько тепла
сохpанили!..
Его –
не оставили
ни для кого,
одинокие женщины.
Чувства скрывать
умеете вы,
и в этом пpекpасное
и беда…
Всегда
одинокие женщины…
Напасть…
В вагоне, переполненном и душном,
где человеку даже не упасть,
где контролеры дань берут подушно,
ко мне нисходит прежняя напасть.
Писать стихи про тесноту и ругань,
про то, как муж хамит своей жене,
но я, прижатый к чьей-то там спине,
серьезно озадачен и напуган.
Что мне на остановочной площадке
не выскользнуть, не то, чтобы писать,
а так хотелось что-то набросать
про то, как в детстве ездил на лошадке…
Там все казалось милым и простым,
и даль лугов, жнивье за перелеском,
и этот мир покоя, доброты,
который правил бал с осенним блеском…
Ах, Боже мой, не суетитесь люди!
Всмотритесь в бронзу уходящих дней,
и в музыке порхающих прелюдий,
ничто вам не покажется родней…

* * *

Не награждайте
других презреньем.
Это опасно вдвойне.
Вами,
убитые оскорбленьем –
будут являться во сне…

* * *

Чего же я хочу?
Чего я добиваюсь?…
Могу признаться
– ничего!
Хочу лишь знать
(добиться постараюсь)
для чего
все это?
Вселенная,
моя планета.
А во Вселенной я.
Ах, Боже мой!
Действительно,
а кто же я такой?
Случайность,
брошенная в бездну?
Или во мне
предназначенье есть?
Прости мне Господи,
за эту спесь…
Но в чем-то смысл же есть?!
И в том моя задача
понять себя,
амбиции не пряча…

* * *

Чтобы понять какие все же мы,
Не надобно высоких рассуждений.
(все слишком усложняем мы!).
Достаточно случайных откровений –
и наши души всем обнажены.

* * *

Зацвела черемуха.
На пороге май.
Погоди, родная,
зря не отцветай.
Зря ты белы цветики
поутру не пень.
За рекою бродит
бесконечный день…

* * *

Весна с ума опять сошла в цветенье.
И, словно в бесконечную метель,
был ввергнут мир…,
а живность в исступленье
вращала разноцветья
карусель.
Нектар пил шмель,
пчела, пыльцу роняя,
жужжала нежно,
гимн творя цветку.
А я опять
без дел в саду слоняюсь,
словами стих
замысловатый тку…

* * *

Я вынес себе приговор,
хотя не убийца, не вор.
Не грабил, и слабых не бил.
Ни с кем не бранился, не пил…
Ярмо одиночества я
сегодня надел на себя…
Не хочется новых идей,
не хочется видеть людей…
Как все опостылело вдруг,
и вновь замыкается круг…

* * *

Прекрасен мир.
Его мы красоту
лишь познаем тогда,
когда
конец уж близок.
И прежде чем
упасть нам в пустоту,
захочется подняться
в высоту
и оторваться вдруг
от суетности
низа…
Где все по-прежнему:
где страсти и порок;
где взлеты и паденья
правят миром;
где беды предвещает
нам пророк,
неотвратимости Суда,
как рок…
…И просит нас
не сотворить кумира…

* * *

Порыжело строптивое лето
На ухабинах рыжих болот.
Журавлиная песня пропета
В глубине неоглядных высот.
Уже стынет вода у затонов,
Почернела тайга за рекой.
А зима по извечным законам
У зимовья звенела пилой…

* * *

Самое ясное в жизни –
смеpть,
лишь часа ее мы
не знаем.
И все же ее мы
всегда отвеpгаем!–
Над нами ж
смеется
смеpть.
В миг высшего взлета
души и свободы,
когда мишуры
кpуговеpть,
мы не считаем
прожитые годы,
нам их
напомнит
смерть.
Дыханье ее
так отчаянно близко,
когда ты,
как раненый зверь,
в своем
преступлении
падаешь
низко, –
тебя
не захочет
смеpть.
Коль муки твои
в пеpебpанке с душою
в сто кpат
удлинят твой век.
Ты будешь биться
о пол головою –
смеpть
не закpоет
век!
Твой Рок,
твой Порог,
и Любовь,
и Начало
возвысит,
унизит
смеpть.
Не
назначай
свою дату
Пpичала,
о том
позаботится
смеpть.

* * *

Я хотел бы уйти,
чтоб никто не страдал.
Я хотел бы уйти,
чтоб никто не рыдал.
Я хотел бы уйти,
только б скрипнула дверь.
Я хотел бы уйти
без долгов и потерь…
Я хотел бы уйти
не в жару и не в зной.
Я хотел бы уйти,
ни весной, ни зимой…
Я хотел бы уйти
в межсезонье дождей,
когда вовсе не жалко
потерянных дней.
Для того, кто ушел,
и для тех, кто за мной
на кладбище, сутулясь,
проститься пришел…

* * *

Куда исчезает любовь?..
Рожденная в страсти,
страданиях, муках,
быть может, она
пропадает в разлуках?
Куда исчезает любовь?..
Быть может она,
потерявшая стыд,
а после легко
превращается
в быт?
Куда исчезает любовь?..
Быть может, она,
потеряв новизну,
скатилась к какому-то
явному дну?
Быть может она –
только миг откровенья,
который потом
исчезает в сомненьях,
что нет ее вовсе,
а только лишь страсть
нас возвышает,
чтоб ниже упасть
после того, как
вкусивши её,
не прикасаться
уже до неё?
Не знаю…
Но только я где-то
в душе понимаю
великую тайну…
Любовь – испытанье!
Не каждый способен
на то, чтобы с ней
дожить до конца
нам отпущенных дней…

* * *

Я тороплюсь!
Мне жить осталось мало…
А жизнью битый и усталый,
хочу напиться я любви.
Напиться в тишине и звуках,
напиться в радости и муках,
залиться сладостным вином,
в объятиях забыться сном!
Хочу напиться я любви…
Эпилог
Дряхлеющей рукой
она портрет достала.
Рыдала:
«Какая же
была я дура,
отвергнула
такого балагура!»…

Авторское досье (вместо послесловия)

Родился давно. День рождения праздную раз в году, а именины больше, чем месяцев в году. В детстве интересовался у всех, откуда я взялся. Только бабушка одна была со мной откровенна и как-то сказала, что меня мать родила. Я с этим смерился, хотя загадки для меня уже в то время никакой не было. Просто хотелось услышать что-нибудь романтичнее…

Рос, как все растут. От недоедания прозвали «Кожей». Теперь те, кто прозвал, завидуют, поскольку толстые сейчас, говорят, не в моде. Ну, у меня, конечно же, сейчас не только кожа. Одна барышня мне как-то сказала, что я «в теле». Я не стал спорить, поскольку придерживался классификации мужчин и женщин от дяди Лени – машиниста поливальной колхозной установки. Как-то он мне и моему другу в детстве напомнил, что все мужчины и женщины делятся на шесть категорий: худые, в теле, толстые, безобразно толстые, жирные и матрассовки. Последняя категория в детстве мне не встречалась, предпоследние две – редко, поскольку времена были голодные. Сейчас же – встречаются довольно часто и в разном возрасте. То ли люди стали питаться лучше, то ли спешат покончить с едой как можно быстрее, чтобы потом начать худеть…

Поскольку физиономией и упитанностью не вышел в детстве, много о себе мнящими девочками, отвергался от платонических претензий. Конечно же, переживал, правда, никому так и не признавался в любви. Поэтому они даже сейчас живут в счастливом неведении. Другие мальчишки были более удачливы… Ну, а я, от нечего делать, замкнулся на учебе, работе, а потом и науке и все пошло и поехало куда-то не в ту сторону. Правда, раз споткнулся, потом второй раз и подумал, что есть все-таки на свете любовь. Правда, девочки, барышни – женщины, одним словом, – какой-то странный народ… К ним с любовью, а они с претензиями на свое понимание любви. В общем, пока разберешься, оказываешься всегда дурачком. Вот и написал об этом, как на духу. Что в голову лезло, то и писал. Письма виртуальной женщине. Даже формулу любви придумал. Работает – исключительно! Правда, этому закону никто не следует. А зря! Хотя, может, и к лучшему, считая, что своя доморощенная любовь со своими законами лучше, потому как своя. Кто знает?..

Тот же дядя Леня, машинист поливальной колхозной установки, когда мы его с другом случайно застукали в кленах с одной колхозницей, говаривал, как сейчас помню: «Ничего вы мои воробышки пока не понимаете!.. Вырастите, узнаете… Женщин повидать можно много, а окромя одной, любимой, не найдешь! Вот я сейчас в поиске, мои золотые!..».

Я, помню, не утерпел, спросил дядю Леню: «А как же тетя Дуня?». А он ответил: «Что, тетя Дуня? Дуня – жена моя. А любовь и жена это понятия несовместимые с жизнью, я так думаю…». На что ему друг мой детства заметил: «А вот в книжках пишут, есть такая любовь!». Дядя Леня сконфуженно снял картуз, почесал затылок и сказал, как отрезал: «Брешут!».

Инкогнито

Мне женщина звонùт…
Не помню дня,
чтобы не слышал голос
отдаленный.
Я был любовью той
ошеломленный.
Она звонила,
не назвав себя.
Гадания мои
были бесплодны,
я никогда не слышал
и не знал,
ни голоса,
в котоpом безысходно
какой-то дух
надломленный витал;
ни тpепета глубинных чувств,
котоpых,
быть может, никогда
не испытал;
ни обоpотов pечи,
в чьих просторах
какой-то ангел
нежный воpковал.
Так, обо всем,
чем были дни досужи,
чем был наполнен
смысл существованья…
И я уж знал,
что неpвный звук дыханья
мне в телефонной тpубке
очень нужен…
Она наpушила
покой уединенья,
она вошла инкогнито,
любя,
она даpила мне
отдохновенье,
обеpегая тщательно
себя.
Так длились месяцы.
И мы уже
не жили, как бы,
дpуг без дpуга,
а телефон
нас нитью кpуга
связал
на pоковой меже.
Мы плакали
или смеялись.
Молчали,
слушая эфиp…
Для нас
был уготован миp,
в котором мы
лишь оставались…
И вот однажды
все переменилось,
а в голосе ее
такая боль забилась,
что я почувствовал
до глубины души,
ту боль ее
не потушить.
Я умолял,
к сочувствию взывал,
что так ко мне
она не милосердна…
Мое инкогнито
скрывалось так усердно,
что ничего я больше
не узнал.
В конце концов,
все это так жестоко!
Вначале чувства
возбудить
и,
поиграв на них
до срока,
потом оставить
и забыть.
А голос в трубке
стал совсем уж таять
и вот она
на шепот перешла
и, наконец,
сказала:
— Я нашла
тебя,
чтоб тут же
и оставить…
Живи, мой друг,
желанный,
нежный,
странный,
любись с другой,
коль та будет
желанной.
Ты мне помог,
вновь чувство
обрести
и если сможешь,
то прости…,
что так нелепо все
и так печально…
…И отзвук зуммера
реально
всю бездну ночи
подчеркнул…
Тогда я долго
не заснул.
Ночные мерил
тpотуаpы.
За что мне вдруг
такие кары?!
Кто эта женщина?

Два дня молчал
мой телефон.
В ушах стоял какой-то
звон
и тишина
pвала на части.
Теpзали
гоpькие напасти.
На тpетий день
я был pазбужен
печальным отзвуком
тpубы.
Осенний день
был чуть пpитушен
в знак чьей-то
умеpшей судьбы…
Я лихоpадочно
оделся,
сбежал во двоp
и…
замеp там.
За кpаем дома
гpоб виднелся,
пpоцессия
тянулась в хpам.
В тот хpам
pайонного кладбища,
где все pавны –
богат и нищий.
Добpавшись кое-как
туда,
у женщины спpосил:
— Родная,
кто та, умеpшая?
— Святая!..
Едва за тpидцать
и угасла…
Соседка, молвит,
за любовь.
Неpазделенную.
— Сказав,
вздохнула
и тут же,
с гоpечью,
всплакнула.
— Всего полгода
здесь жила
и вот,
pасстаяв, умеpла.
И ни pодных,
ни близких нет.
— Вот был каков
ее ответ.
Когда отхлынула
толпа,
pасселись все
в фуpгон печальный,
я подошел
к могиле дальней,
но…
обpаз в pамке
под кpестом
доселе
не был мне знаком.

Звонки меня
не беспокоят
давным - давно,
а мой удел
веpшить гpомаду
pазных дел
сменился безpазличьем
стpанным.
Я чувствовал
себя изгнàнным
от суеты
и от дpузей.
Зато я был
как - будто с ней…
С ней говоpить
не pазучился.
В ее я чаpах
pаствоpился,
ее по - пpежнему
любил,
ее я сильным чувством
жил.
Ложил цветы
на кpай могилы,
на фотогpафию
глядел.
Любимою назвать
не смел.
На то мне
не хватало
силы…

* *

Боль и соль
достается художнику.
А искусство его – другим!
От искусства мы – подорожники
по тропинкам растем глухим.
Восхищаемся яркими красками,
и чего-то стремимся понять
за мазками и лицами – масками,
что хотел нам художник сказать.
Все напрасно!
Мы видим, что знаем!
и тропа ускользает от глаз.
Нам все кажется, что понимаем,
что оставил нам мастер для нас.
А он просто тропою растаял
средь тенистых замшелых дубрав.
Ничего своего не оставил
и, наверное, в этом был прав…

* * *

Мэтры, собравшие тысячный зал,
что каждый толпе сказал?
Аплодисментами оглушали,
вас в зале – не понимали!

* * *

Ах, красавица,
боюсь,
что однажды
я вдруг проснусь,
и записку прочту
твою –
«Не люблю!».
И бумажка та
на столе,
словно пуля
в ржавом стволе.
В ствол не буду
ее досылать,
буду утро свое
досыпать.
Может, даже
и день просплю –
тебя тоже я
не люблю…
Только к вечеру
я потянусь,
к телефону
на том же столе,
снова в верности я
поклянусь,
и опять прибежишь
ко мне…

* * *

Ты водишь меня
на своем поводке,
чтобы всегда под рукой
была возможность
кого-то любить.
А жить
ты хочешь с другим
в городке…
А волком
предоставляешь
мне выть
одному
на звезду,
ушедшую за горизонт,
и одиночеством будить
без тебя ночь…
Крикни же мне:
— Уйди ж от меня,
наконец,
прочь!..
…Сам я крикнуть
уже не могу,
не лгу!
Я в западне,
на самом дне
в тебе!
Сварливым женщинам
Женщина –
это цветок,
а, может быть ,
огонь,
скорее,
бумеранг,
который,
прощаясь,
возвращается…
А может она
от прошлого чувства
пепел…
О как бы,
мне кажется,
мир был
светел,
если бы она
была
порой
просто –
глухонемой!

* * *

Для женщин много пишется стихов,
О них поют, возносят в талисман.
Но говорят им столько ворковатых слов,
Насколько их оплатится обман…

* * *

Как собаки
женщины ласку
любят,
чуть погладишь
по голове,
сразу в жизни
все позабудет
и приляжет к твоей
ноге!

* * *

На кухне женщина
как на манеже:
моет,
стирает,
режет…
Танцует
у плиты
со сковородкой,
мужу мычит
скороговоркой.
Он же
слоняется
возле,
кричит
на неё,
Она же,
приняв
стойку
буквой
«Ф»,
ревет…
в ответ
ему,
находящемуся
под шафе,
показывая
на дверь…
Вот и поверь,
в любовь
с первого
взгляда…
На этом манеже
поцелуи
все реже…
Слова –
препирания,
словно
охота
на пиранию…
Страсть
куда-то исчезла,
иль спит?
На манеже
спекталь
под названием
«Быт!».

* * *

Любовь это состояние
Сумасшествия,
Мечтающая
О Втором Пришествии…

* *

Обо мне потом, быть может, скажут,
Что был умен
И обо мне другим расскажут

* * *

Я посмотрю на эту жизнь оттуда…

* * *

Гении правят миром.
Горстка людей, озабоченных разумом.

* * * {:.text-center понедельник, 19 июня 2006 г.19.06.2006 7:32:56

Прощай! Я улетаю.
Не знаю,
Сколько дней
Я буду вдалеке.
Собрался налегке…
Тебе ж, я понимаю,
Не будет так легко…
И мысленно
Тебя я обнимаю,
Желаю искренне
– всего!
Загара.
Солнца,
Моря,
Впечатлений,
Безделья дел,
Хороших снов
И лени…
Но если я вернусь,
Тогда, меня прости,
Я страстно обниму
Твои колени,
И зацелую,
…И все назад верну!