Из указа Берг-коллегии от 27 января 1748 года: “По доношению Иркутской провинциальной канцелярии и при том с журналу копии о найденных по речкам Тыре и Калдаю Охотского порта сержантом Федором Шарыповым и присланные руды пробованы, которые содержат свинцу из центнера 80 фунтов, серебра 2 лота. А в копии с журнала показано: К строению-де заводов ежели за благо рассудится, то надлежит быть на Алдане-реке выше речки Тыры в 2-х верстах на речке Челюгде, понеже-де тут имеется сенных покосов и лесных угодий довольное число, також и рыбой можно довольствоваться. А расстоянием от серебряной руды до той речки на пример с 312 верст. А серебряную руду доставать на речку Тыру на лошадях 137 верст, а от того места плавить водою до места, где оному заводу быть усмотрено. А ежели-де паче чаяния вышеписанное место за дальностию расстояния от серебряной руды к строению завода оставится, то еще имеется по вышеписанной речке Тыре от устья на пример во 132-х верстах, а от серебряной руды 189 верст речка званием Киселях, по которой лесных угодий довольно, а трав к кошению сен не имеется. А более-де того во близости той серебряной руды угодных мест к строению заводов не имеется. А при тех местах поселенные места и жители имеются ль, о том ничего не показано. А по посланному в Нерчинское горное начальство указу велено о присланной для пробы серебряной руде, которая маркшейдером Ионою пробована, с ясностью рапортовать. На то 1747 году апреля 3 числа Нерчинское горное начальство рапортом объявило, что показанная руда по пробе содержит из пуда - свинца 30 фунтов, а серебра 4 золотника, в серебре ж золота знак.
У подлинного подписано тако:
В.Райзер, Михаила Чебышев, секретарь Дмитрий Борисов”.
Из Приказа канцелярии Главного правления сибирских и казанских заводов:
«Берг-гешворену Афонасию Метеневу, о сысканной сержантом Шарыповым руде. Буде Якуцке, то, взяв Шарыпова, съездишь, и по горному обыкновению довольнее то место разведать должен. И что по свидетельствованию и разведыванию работою явиться, репортовать в Канцелярию Главного заводов правления с ясным описанием расстояния рек и урочищ, и есть ли угодные места и материалы к строению тут завода. И к тому прислать чертеж, и руд по части, а хотя Шарыпова в Якуцке нет, то об одном месте через кого можно наведався съездить и учинить против вышеописанного».
1747 года декабря 28 дня.
Прочитав Приказ, Афанасий вытер выступившую от волнения испарину. «То ничего, а то всё и сразу! И берг-коллегия зашевелилась и Канцелярия… Значит в точку попал своими прошениями, да записками. Стало быть, послужим еще отечеству! Зать дозналась она о сысканных Шарыповым руд!».
— Катенька!
Катенька вошла в его комнату. Он поднял ее на руки, закружил. Она засмеялась, а когда опустил ее на пол, воскликнула:
— Что с тобой, Афонюшка?
— Радость великая у меня. Вот Приказ Канцелярии, ну-ка прочти…
Катенька пробежала глазами бумажку и неожиданно на глазах ее навернулись слезы.
— Значит поедешь? Значит, бросишь меня одну?
— Что ты, Катенька! Это поход-то всего на один сезон. Туда-сюда и обернусь!
Она обняла Афанасия и прошептала:
— Я буду ждать тебя с Петенькой и Машенькой…
* * *
Пламя свечей чуть подрагивало, отчего тени в каморке переплясывали по углам. Афанасий смотрел на них и думал о предстоящем походе в неведомое. На листке столбиком был означен список, кого и что хотел взять с собой. Но мысли его блуждали уже на пути к тыринскому серебру, поскольку надежда добыть и привезти оттуда руд и выплавить серебро на своем заводе, давала возможность продлить жизнь предприятию, которому он отдал почти 10 лет своих трудов. Он также знал, что небогатые серебряные руды Ленского рудника не спасут положение, а вот находка серебра в тыринских горах Шарыповым может позволить строить новые заводы в весях якутских. И тогда можно будет говорить о создании горной школы, коя сродни уральской будет промысел горный вести по всей Восточной Сибири.
«Господи! Дела-то какие предстоят великие. Только бы удался поход, только бы привезти руду богатую»,- мыслил Афанасий.
* * *
Второй день в Якутске Афанасий занимался организацией нового предприятия. Вечером, проводив нарочного за околицу, прошелся по горнице. Мысли его были тяжелыми. Он не знал, где находится Федор Шарыпов, жив ли этот рудознатец, не сгинул ли где-нибудь зимой. В прошлом году будто-бы его видели где-то в Таттинской волости. «Посылать нарочного – долго. Пока туда – сюда, время пройдет. На носу апрель. А в средине месяца уже надо уходить на Тыру. Весна в дороге застанет – конец предприятию. Одна надежда – найти его сотоварищей. Разве казаки помогут?»- продолжал тяжело размышлять берг-гешворен.
* * *
Войсковой казачий старшина Колесов Елистрат Тимофеевич встретил бергешворена навеселе. Пригласил в горницу.
За столом сидели еще два казака. Бражничали. Жареные зайцы и куропатки, соленый омуль, грибочки один в один, пироги горкой указывали на то, что казачки только почали.
— К столу, милости просим, государев человек! – обратился к вошедшему старшина.
Афанасий, было, отказался, но, понял, что сейчас о деле говорить бесполезно. Разве что по ходу ужина… и согласился отужинать.
Трапезничали. Говорили о мирских делах: о ценах на пушнину; о зимнем завозе, коего недостаток большой вышел и что до следующей зимы цены на продукты, порох, соль спиртное пойдут вверх; о том, что люд бежит с Тамаги и к заводу начальство особой прыти не испытывает.
Наконец Метенев заговорил о будущем походе на Тыры и спросил старшину:
— Казачки твои говорили, будто у тебя промемория есть?…
— Правду говорят. Хотел сам намедни к тебе пожаловать, так сам пришел.
— Марфа! – крикнул за дверь старшина.
Вошла моложавая женщина с румянцем, круглым лицом. Хорошенькая.
Елистрат Тимофеевия, подкручивая ус, подчеркнуто строго изрек:
— Пакет за столешницей, подь сюда!
Когда она повернулась, он хлопнул ее по круглой заднице и заржал.
Обратно девица вошла сиятельная вся, улыбка не сходила с уст.
— Возьми, батюшка!
— Давай, приблудная моя родственница,- снова раскатисто расхохотался старшина, подавая пакет Метеневу. Приблудница была служкой старшине.
— Дома прочтешь,- обратился к Метеневу старшина,- а здесь мы посидим малость, про жисть покалякаем. А то воеводское начальство нашего брата последнее время плохо жалуить. Жалованье опять же казачкам задержку даеть. Целу рать просять на Охоцк посылать, дорогу вершить через перевал новую. Через какой ишшо, неведомо. То ли через Аллах-Юнь, то ли Тыры, аль Юдому, а уже подавай людишек. Почта скоро пойдет. Спровожденье опять же к ней. Вестовые требуются. А где возьмешь-то столько народу?
— Мне тоже надо людей,- напомнил Метенев.
— Тебе что, на тебя Приказ пришел. Сожмемся, но сколь надо выделим. Да тебе на твое предприятие много и не понадобиться. Охочих людей до сыску искать не надо. Сами, как солнышко пригреет, появятся. То с Иркутска, то, глядишь, в самом Якутске обретешь. Поговорю с казачками.- И налил берг-гешворену.
— Пей, государев ты человек! За императрицу нашу, за веру православную, за жисть, чтоб текла – не мелела, чтоб цвела и пахла!
За это грех было не выпить..
* * *
У себя в горнице Метенев раскрыл пакет и прочел депешу Главного правления Сибирских и Казанских заводов, непонятно кому адресованную:
«В Якуцкую воеводскую концелярию из Якуцкой заводской конторы послана промемория, которою требованы для показания одного рудного места помянутый сержант Шарыпов, или кто другой то место знающий, и доказать может. На оную промеморию Якуцкая воеводская концелярия промемориею ж ответствовала, что сержант Шарыпов, будчи в пути из Иркуцка на Витим реке умре, а бывшие при нем на показанном месте служивые люди отбыли в команды свои в Охоцк, токмо де от него, Шарыпова, оставлен в Тацкой волости для караула припасов (а каких припасов не прописано) якуцкий служивый Степан Латников».
«Значит, начались сложности», - понял Метенев.
Он посмотрел в окно. Апрель окрасил дорогу в черный цвет. Изрезанный под косыми лучами солнца снег ершился перьями, таял, но не сдавался еще солнцу. К вечеру подмораживало.
«Собирать людей надо. Провиант, снаряжение уже готовы. А вот как быть с проводником. Кто покажет место, где сыскал руду Шарыпов? Латников? А может еще кто с ним был?… Не потерять бы времечко дорогое».
Метенев прилег на деревянную кровать. Спать не хотелось. Ему неожиданно вспомнилось то время, когда юношей бродил по окрестным коломенским лесам. Тогда ему хотелось путешествовать. Ему желалось быть, как Афанасий Никитин. Чтобы пройти пешком по миру, увидеть своими глазами народы всякие. А лучше всего плыть на корабле по морям и океанам. И он видел уже себя на капитанском мосте смотрящим вдаль, не появится ли terra…
«Теперь мне предстоит изучить свою землю, якутскую. Какая она там, в далеких горах?».
Сон был неглубоким, тревожным.
* * *
После ухода берг-гешворена старшина велел позвать приказного. Когда тот прибыл, вышел с ним из горницы. Молча прошелся по дороге к конюшне и, не поворачивая к нему головы, спросил:
— Ну что, не заметил слежку-то?
— Кажется, нет…, - неуверенно произнес тот.
— Кажется, кажется! Я что тебе сказал тремя днями, а? – и вытащил арапник из голенища, наступая на казака.
— Точно нет! – Утвердительно сказал приказной, не сделав и шагу назад от наседавшего старшины.
— То-то! Смотри у меня…А за той мордой, что из полиции, глазу не спускать! Ишь, вынюхивает везде… А к утру чтобы у меня был Бобровский Иван. Ступай!..
Наутро, только испив холодной воды, Елистрат велел прислужнице Марфе позвать казака, ждавшего уже у крыльца.
Старшина был хмур. Ночью Марфа была холодна к нему и на его страсть отзывалась так, будто занималась каждодневным мытьем полов…
Вошедший в горницу Бобровский перекрестился. Старшина вышел навстречу и, с трудом проявляя радушие, поставил перед ним кружку хмельного.
— Пей, Иван, разговор будет!
— Иван выпил, прикусил черным хлебом, положил оставшийся кусок на выпитую кружку и внимательно посмотрел на старшину.
Тот налил еще и, не предлагая выпить, заговорил.
На Дон я тебя отпущу и откупную дам, коли, мою волю исполнишь, как велю.
— Все как есть сделаю, Елистрат Тимофеич!
— Слыхал, что в тайгу рудознатцы собираются?
— Как не слыхивал, к берг-гешворену уже охочий народ наведывается…
— Он казачков просит. Охочих людей вряд ли брать будет, хотя…Ну да ладно. Я тебя отдам к нему, как на это смотришь?
— Как скажешь, так и будет!
Старшина потянулся, икнул и продолжил.
— У тебя дело будет деликатное. Продашь, сгною. Сделаешь, как велено, откупную получишь. Дон свой увидишь на то лето. А в это – ты с берг-гешвореном пойдешь, и тайный досмотр будешь вести. Все примечать. Где руду будет брать, какой разговор вести про серебро и злато. Вернешься, доложишь.
— Как есть, все сделаю!
— Ну, так выпьем за наше дело,- и налил себе тоже.
Выпили.
— И последнее. Берг-гешворен присмотрел себе ученичков. Подружись с каким тебе любо покажется. Он нам потом пригодиться. Но так подружись, чтоб ты ему был отцом родным…Сдается, новые дела в заводской конторе начинаются…А мы должны быть при них…
* * *
Если сравнить все дела войскового старшины Колесова, то на государевы дела приходилась понюшка табаку, на свои же – все остальное время, кое от пьянства, да разврата оставалось. Но последние дни он проявлял недюжинную активность. Даже от волостного начальства похвалу имел, что вовремя обслуживал казачками почтовые донесения, из которых и прознал, что не проболтался Тит Кривошеев, а навел-таки тайных смотрителей на дорогу аллахскую, по которой ни один копач сгинул…Светлый же оставался тайной для заводской конторы и сыскного отдела волостной канцелярии. И старшину оставил, было навалившийся на него страх, что не исполнил все, как он наказывал Титу, а что слежка за ним пойдет. А на то гляди, и отвечать за дела темные свои придется. Потому осмелел…
* * *
Из записки Метенева:
«21 апреля 1748 г из горных служителей выбраны: берг гаур Степан Прижимов, горные ученики Егор Колмогорцев, Петр Гарнышев, Сергей Пашков, Афонасий Басаргин, Иван Поляков, Михайло……, работник Тимофей Петров, кузнец Зарубин, Якуцкого полку солдат Савва Сметанин, служивые казаки Карп Готовцов, Иван Бобровской, Федор Зыков, толмач Иван Титов, которым приказано готовиться в путь для осмотру и разрабатывания Шарыповского обысканного серебряною рудою места, причем объявлено, чтоб они запасу себе взяли на месяц.
Того же числа из Якуцкой заводской конторы берггауэром Прижимовым принято инструментов и припасов, а именно: кирок 60, кайл 8, гребков 4, буров 3, клинов больших и малых 4, молотков 6, лопаток 4, прожегов 2, забойников 2, уклалку 10 фунтов, пороху 20 фунтов.
28-го числа апреля, взяв у якутов за указанную поверстную плату пристойное число, как якутам по указам велено давать одну санную лошадь по три. И тако с людьми, припасами и провиантом убрались на верховых на 18-ти лошадях, а поверстную плату произвожено за шесть лошадей. А в то время путь был снежный, и убравшись пополудни отправились в путь, и ехали от Амгинского завода сосновыми, лиственнишными и дубровыми десами равными местами, до дороги Охоцкой 3 дни. И переехав речку Солу по дороге Охоцкой такими ж местами ехали 1 день, а потом с дороги Охоцкой своротя влево, и ехали ж такими лесами по Якуцким тропам до Тацкой волости, кочевными якутами переменяя лошадей.
* * *
Перед тайным дознавателем тайной полиции, прибывшим из Иркутска, стоял молодцеватый берг-гауер Тамгинского завода Степан Прижимов. Дознаватель, которому было не больше тридцати, с беспристрастным и ничего не выражающим лицом, бросил на него косой взгляд, подписал какую-то бумагу и обратился к приглашенному.
— Согласно сенатскому указу тайная полиция может привлечь к дознанию любого поданного Ея Императорского Величества. – Он посмотрел в глаза Прижимову и продолжил.- Посему берг-гауер Тамгинского завода Степан Прижимов привлекается к тайному досмотру за действиями команды берг-гешворена. Он обязан после окончания предприятия доложить о всем происходящем в нем письменно. Особо касаемо действий берг-гешворена, его подчиненных и работных людей в коих будет усмотрен тайный умысел, али укрытие от государыни руд разных, особливо серебряных, да золотых…
— Да Берг-гешворен сам сколько доношений писал, аки разрешили бы ему приисковать руды-то? Чего ему скрывать?…- Перебил Берг-гауер.
Дознаватель словно все пропустил мимо ушей и продолжал.
— …и всяких каменьев, кои для пользы государевой признаны будут. В случае твоего противления Указу тебя надлежит препроводить в полицию… Коли согласен, то подпиши, - и подал Прижимову перо.
