Полевые материалы партии Глухова приемная комиссия принимала с пристрастием. Партия получила внушительные результаты по оценке перспективности двух площадей, прилегающих к Северному месторождению. Потому подход к ним был особый. Глухов всегда относился серьезно к документации, а в такой ситуации тем более. Выводы Глухова в информационной записке склонялись к недоизученности узла и прилегающих площадей по золоту, которые шли в разрез с выводами предшественников, которые не давали положительных перспектив по обнаружению золоторудных месторождений вблизи Северного.

Рецензентом материалов был его вечный оппонент Валов. Перед оглашением акта полевых работ на научно-техническом совете, написанного рецензентом, Глухов был в недоумении. Ему было не столь важно, какую оценку выносила ему комиссия на защиту для утверждения Советом, ему было важно знать отношение специалистов к его рекомендациям. Но вот именно в этой части возникало много вопросов. Из резюме явствовало, что Глухов преувеличивает перспективы выявленной золотой минерализации и слишком оптимистичен в своих прогнозах. Комиссия акцентировала, что ни на Кэннэ, ни на Водопадном нет оснований ставить новые поисковые работы, так как слабая обоснованность материалов не позволяет отнести исследованные площади к перспективным… Общие же результаты полевых работ предлагала оценить удовлетворительно.

Глухов понял, техсовет будет жарким, так как был намерен жестко отстаивать свою точку зрения.

Небольшой конференц-зал не вмещал всех желающих посмотреть на «драчку» Глухова и Валова. Председательствовал на совете начальник экспедиции. Главного геолога Немцева и начальника геолотдела Перова не было. Они защищали в Якутске направление работ на следующий год.

Глухов вышел к стенду, на котором были представлены карты предшественников и новые карты и планы, разрезы, колонки, на которых была отображена структура рудных полей в глуховской интерпретации, положение рудных тел в разрезе. Он очень коротко остановился на том, что было известно до него, и какие результаты были получены в минувшем сезоне его партией. Затем обосновал наличие переходного типа золоторудной минерализации от пластовых жил на юге к секущим минерализованным зонам – на севере и остановился на открытии золотой минерализации на участке Водопадном. Особо подчеркнул, что проведенные поисковые работы в пределах золоторудного узла, где ранее, кроме Северного месторождения, не было выявлено даже принципиальных рудопроявлений, дают возможность говорить о необходимости переоценки перспектив всего узла. Указал, что в его пределах есть другие перспективные и малоизученные площади, где также необходима постановка поисковых работ, которая может привести к открытию новых рудных тел или даже небольших по запасам золоторудных месторождений. Назвал Дыбинский, Курумский и Веткинский массивы, лежащие в единой рудоконтролирующей структуре, посреди которой и находилось Северное месторождение.

Зал возбужденно загудел. Многие из присутствующих хорошо знали площади, которые Глухов из беспереспективных переводил в перспективные. Мало того, они работали на этих площадях, кто на съемке, а кто на поисках. Выводы Глухова означали, что предшествующие работы были проведены не качественно.

— Тебе, Глухов, уже в коровьем говне золото кажется!…,- выкрикнул кто-то из зала.

— У него головокружение от успехов! - вторил другой.

— Прошу тишины! – строго обратился к залу начальник экспедиции. – Успеете высказаться все!- и предоставил слово рецензенту зачитать акт приемки полевых материалов.

Когда Валов закончил читать и положил акт приемки полевых материалов на стол председателю техсовета, неожиданно добавил:

— Пользуясь случаем, хочу сказать только несколько фраз, поскольку я, может быть, больше выступать не буду: не зачем! После выступления начальника партии о мнимых перспективах названных площадей, от себя хочу добавить. Несмотря на то, что партией удалось обнаружить новые точки минерализации, это еще не означает, что мы имеем дело с заслуживающими внимания рудными объектами. А его рассуждения считаю сплошным бредом… Моя же оценка работы партии в связи с зарвавшимися высказываниями ее начальника относительно названных им площадей, где я работал, вообще не заслуживает даже удовлетворительной оценки, но учитывая положительные результаты, полученные на Водопадном, трояк я бы поставил.

Такого поворота не ожидал никто. Защита полевых материалов начинала превращаться в публичное избиение. Зал замер.

— Слово предоставляется начальнику планового отдела по использованным лимитам и числености партии за полевой сезон.

Сергей Михайлович Усов был очень краток.

— Экономически партия сработала хорошо. Лимит вертолето-часов выполнен на уровне «фифти-фифти». Даже маленькая экономия есть. Численностью мы партию укомплектовали только наполовину. Поэтому и здесь экономия. Отсюда большая экономия по фонду зарплаты. Внутреннего транспорта у них не было. Планы по физическим объемы выполнены, а по опробованию даже первыполнены… В общем никаких претензий к экономике у меня нет, Георгий Иванович!

«Какие же еще могут быть претензии! На рюкзаках и горбах сработали без транспорта, рабочих. Неужели такая экономика кому-нибудь нужна, чтобы план делали любой ценой? Чтобы кровь горлом шла, когда мы с Бакуниным груз поднимали на седловину, когда голодали, потому что лишнего взять не могли, чтобы спали раздетыми у костров, потому что боялись взять лишнего, дабы оставить место для проб… Все для работы! Все во имя ее! И тебя же кто? Свои геологи, втаптывают в грязь, как им кажется, бредовостью идей, которые мною и Мишей выстраданы в маршрутах. Но это страдание не отметишь ни на каких картах, ни в полевых книжках…», - тяжело размышлял Гоухов.

— Переходим к вопросам,- обратился к залу начальник экспедиции.

Глухов отвечал на вопросы коротко и по существу. Он, кажется, никак не прореагировал на демарш Валова. Мало того, ему вообще стало совершенно безразличным участие в дальнейшей дискуссии. Что-то перевернулось в его душе.

Пока Глухов отвечал на вопросы, в передний ряд протиснулся начальник химлаборатории Атрощенко с какой-то бумагой. Глухов заметил его и забеспокоился. Обычно Анатолий Иванович бил наотмашь полевиков некачественным оформлением проб, что каралось техсоветом жестоко.

«Неужели что-то нашел?- Забеспокоился Глухов.- Вряд ли! Я сам все реестры рудных проб сверил по всем участкам…».

— Достаточно вопросов! - вставая, сказал Лысов, явно подводя черту под желающими задать вопросы и показать свою осведомленность по проблемам, возникшим при защите полевых материалов Глуховым.

Но с места почти выкрикнула Леонтьева.

— А скажите, Александр Васильевич! Вы говорили и даже настаивали, когда проект защищали, что там Метенев работал и будто-бы золото с полиметаллами там обнаружил. Удалось ли вам найти следы его пребывания?

— Это не по существу!- перебил Лысов.

— Нет, почему же, по существу, Георгий Иванович! Разрешите, я отвечу? – отозвался Глухов.

— Отвечайте, но только коротко! И перейдем к выступлениям.

— Мне удалось найти следы пребывания Метенева на Кэннэ. Мы обнаружили серебросодержащие свинчаковые руды и зоны, которые описывал Метенев…

— Если кажется, то крестится надо! Это не доказательство. Галенит везде можно найти,- парировал с места стратиграф Ананьев.

Глухов сдержанно замолчал, потом, будто бы вспомнив о чем-то, полез в полевую сумку, лежавшую на столе рядом с документацией: полевыми книжками, журналами и извлек какой-то предмет.

— Вот эта находка моего рабочего подтверждает, что рудознатцы были на Кэннэ!- и передал ее начальнику экспедиции. Тот повертел его в руках и спросил:

— Что это, по-вашему?

— Бронзовая бляшка не то от ремня фузеи, не то от ремня форменной одежды, которую обычно носили горные офицеры в XVIII веке… Она сильно окислена от времени… А, как известно, в двадцатом веке бронзовых бляшек не носили,- и направился на свое место.

Бляшку пустили по рядам.

— Кто хочет высказаться персонально из членов комиссии?- продолжил Лысов.

Пауза затянулась. Обычно Валов выступал, когда выскажутся представители геологического отдела. Но сейчас, забыв о том, что сам сказал, что выступать больше не будет, опередил отдельцев в оценке качества работ защищающейся партии. Великолепный оратор и мастер словесных интриг, он также понимал, чтобы последующим выступающим изменить акцент по поводу выводов Глухова, надо было приводить более веские контраргументы и такие, чтобы вкорне могли изменить отношение техсовета к результатам работ партии. Он, таким образом, нанес упреждающий удар, и навязал свою точку зрения техсовету. А геолотдедльцы в основном были не только плохие ораторы, но и достаточно поверхностно разбирались в перспективах золоторудного узла, не владели геологией региона так, как отсутствующий их начальник геолотдела Перов.

К трибуне протиснулся Павел Николаевич Уткин, старший геолог экспедиции по геологической съемке. По своим суждениям это был мягкий человек, весьма увлеченный любой завиральной идеей и преданный геологии. Он неистово отстаивал интересы полевиков. Вот и сейчас с энтузиазмом поддержал идеи Глухова о необходимости пересмотра перспектив окружения Северного месторождения.

— Я хочу обратить внимание на то, что Глухову и его партии удалось аргументированно доказать наличие золота на Кэннэ и Водопадном, тем самым эти площади партия перевела из разряда россыпных в разряд рудно-россыпных. Поэтому, не смотря на замечания, высказанные в акте приемки полевых материалов, которые носят в основном «мелочный» и остро дискуссионный характер, я предлагаю оценить полевые работы партии на «отлично».

Зал взорвался. Раздался выкрик: «А где подтверждения перспектив пробирными анализами?».

— Будут! – односложно ответил Уткин и, сам взволнованный своей категоричностью поддержки Глухова, сел на свое место, поглаживая ухоженную бороду.

Валов прыснул в кулак и также выкрикнул: «Эко занесло Пал Николаича!».

Лысов успокоил аудиторию и дал возможность продолжить дискуссию. В своих выступлениях геолодельцы также неожиданно «смягчили» свои отношения по поводу оценки партии и с оговорками меняли свое мнение в отношении работы партии, предлагая повысить ее до «четверки» как поощрение за открытие новых точек минерализации.

Масла в огонь подлил специалист по подсчетам запасов Северного месторождения Санников. Этот слыл весьма авторитетным специалистом по подсчетам запасов Северного месторождения, опытным геологом-съемщиком. Обычно весьма спокойный в своих суждениях, сейчас был взволнован, но говорил с какой-то убежденной страстью.

— Партия Глухова показала не тривиальность в подходе к поискам и переоценке рудных объектов. Его мучительный анализ геологической ситуации просматривается в целевой установке маршрутов, во всей геологической документации. Он ищет, сомневается, находит. В этом его целеустремленность и успешное решение проблем поисков коренных источников россыпей. Работы партии, ее находки явно указывают на недоизученность золоторудного узла и в целом Аллах-Юньской золотоносной полосы. Он нашел те веские аргументы, которые нам для защиты отчета в ГКЗ позволили также аргументированно обосновать слабую изученность рудного узла и сопряженных россыпей, тем самым усилить прогнозную часть в обосновании возможности открытия новых рудных объектов. В этом смысле вклад Глухова просто не оценим. Потому поддерживаю точку зрения Павла Николаевича принять полевые материалы партии с оценкой «отлично».

Неожиданно пулей на трибуну выскочил Атрощенко. Немного суетлив, обычно категоричен в суждениях, этот специалист прошел хорошую школу россыпной геологии, был знатоком опробования. Недавно возглавил химлабораторию и резко ужесточил требование к геологам в части оформления и документации рудных проб. Обычно его выступления были негативны, даже жестки. Поэтому зал притих, ожидая жареных фактов по оформлению, либо подготовке проб к анализу в партии Глухова.

Посмотрев из-под очков на притихший зал, он деловито разложил какие-то бумажки на трибуне, снял очки, протер их и просто зачитал результаты анализов рудных проб по участку Кэннэ и Водопадному. Послышались возгласы: «Вот это содержания!». «Наверно просто ребята набросали золота в пробы! явное обогащение!»,- вторили скептики.

— Таким образом, - посмотрев в зал, заключил Анатолий Иванович, - я считаю, что зачитанные мною результаты анализов явно в пользу высоких поиковых результатов партии. К тому же впервые могу сказать, что пробы были доставлены в химлабораторию оперативно и замечаний существенных в их оформлении не вызвали.

Мария Ильинична, старший геолог партии Глухова на камеральных работах по составлению полумиллионной геологической карты Южного Верхоянья участвовала в открытии Северного месторождения. Ее увлеченность тектоникой была всем известна. Она просто ей бредила. Потому обрушилась на Глухова за то, что тот недооценил ее гипотезу в части возможного обнаружения меридиональной минерализованной зоны наподобие первой зоны Северного месторождения, но приуроченной к днищу русла речки. Мало того, он счиатал, что россыпь Кэннэ и ее долина как раз приурочена к этой зоне. Другими словами, рудные зоны надо искать в самом днище долины Кэннэ, поскольку считала, что россыпь проецирована на рудную зону по строению аналогично зоне Северного месторождения. Марии Ильиничне просто везде теперь мнились северные зоны и вольно или нет, она обвиняла своего же начальника партии в недоизученности рудного поля Кэннэ.

«Да, Мария Ильинична, как же получилось, что вы не только не посмотрели мои материалы, но не читали информационной записки и даже не слушали, что я говорил? И вы мой старший геолог!»,- недоумевал Глухов. Он никогда не воспринимал ее идей, поскольку они просто были ошибочны, хотя горячности, с которой она их отстаивала, можно было позавидовать.

— А почему же вы с Глуховым не полетели в поле и не выяснили возможности ваших прогнозов,- задал с места вопрос Сушко, обратившись к Леонтьевой.- Вы же старший геолог его партии.

— У меня другая работа, к тому же…,- здесь она запнулась и покраснела. – Я же все-таки уже немолода…

— Прогнозистов у нас край, а искать некому!- заключил Сан Саныч не вставая с места.- Вы уже напрогнозировали на правобережье Тыров в бассейне Рольчана…

Здесь Сан Саныч намекал на недавние работы самой Марии Ильиничны, когда по результатам полевых работ она с Бакуниным получила двойку на защите собственных полевых материалов. Сама прогнозировала и сама не нашла…

— И все-таки я настаиваю, чтобы мои построения были учтены в будущем, - уже в шуме зала потонул голос Леонтьевой.

Глухов искал глазами Николая Сурова. Ему хотелось услышать от него мнение относительно того, что он думает о золоте Кэннэ. Но не нашел его среди геологов, сидящих в зале. Больше вряд ли кто аргументированно мог высказаться по перспективности изучаемых площадей его партией.

— Что-то Сурова нет. – Сказал рядом сидящему Бакунину Глухов.

— На обмывку защиты придет, куда денется! - хмыкнул тот. - Там будет петь тебе дифирамбы, если нам пятерку поставят, и ругнет в след всем, если тройка будет… Ты бы напомнил, Василич, в своем заключительном слове Валову о предложенном им же пари, кто кому голову рубить теперь должен на техсовете, помнишь?

— Помню, но не к чему это Миша! Все и так ясно. Ему сейчас важно не то, что мы с тобой золото нашли на Водопадном, ему важнее, чтобы там его не было!

Наконец прения закончились. Председатель совета дал Глухову заключительное слово.

— Я благодарю всех за высказанные точки зрения по поводу полевых работ партии. Мне не важно как совет оценит наши старания. Мы работали, как могли и поставили новые точки на карте, о которые будут спотыкаться другие, кто пойдет после нас. Пусть повиснет в воздухе и другая, непредвзятая мысль, когда вокруг Северного месторождения появятся новые точки золоторудной минерализации и тем самым они обозначат наличие золоторудного узла. Без них, наших открытых проявлений золота, рудного узла просто не будет. Без них это не узел, представленный единственным, хотя и уникальным, месторождением, но вокруг которого, опираясь на мировой и союзный геологический опыт, просто обязаны существовать рудопроявления по природе вещей, хотя бы сообразуясь с законом рассеяния. И если кому не хочется в упор видеть перспективы выявленных объектов, это не значит, что эти объекты не будут изучаться. Непременно будут, пока жива геологическая мысль. И будущее не за пессимистами, потому как именно оптимисты превращают точки минерализации в рудопроявления, а последние в месторождения.

Короткая заключительная речь Глухова прозвучала в настороженной тишине зала. Лысов, не ожидая такого короткого выступления, замешкался. Обычно подзащитные оправдывались, спорили, или настаивали на чем-то. Глухов не спорил, не настаивал, не просил. Начальник экспедиции встал и коротко подвел итог защиты.

— С поисковыми работами партии Глухова мы, наконец, сможем смело утверждать, что вокруг Северного месторождения есть рудное золото. Само Северное месторождение появилось не вдруг и не сразу. Были заблуждения, разочарования. Оно несколько раз переоткрывалось и закрывалось. Это все опытные геологи знают. Но за четверть века мы из него все-таки сделали месторождение. И если утверждение запасов пройдет успешно, можно сказать что Северное месторождение будет уникальным. Я хочу поддержать начальника партии Глухова в том, что только ищущие геологи обречены на удачу, а потому полевые работы партии заслуживают оценки «отлично». И давайте поздравим партию с этим успехом…

Глухов прошел в свой кабинет. Бакунин на придвинутых друг к другу столах открывал бутылки. Нехитрая закуска была разложена на аммиачке¹. Из кастрюли исходил мясной аромат и дух свежей картошки. Вокруг столов уже толпился народ, готовый вкушать по случаю защиты полевых материалов. Рядом с Глуховым была его малочисленная партия, состоящая из двух полевиков, молодого специалиста и двух женщин – геологов, занятых на камеральных работах.

Глухов, взяв эмалированную кружку, по очереди обнял своих коллег и провозгласил тост:

— Хочу выпить за всех вас, кто старанием своим делает геологию смыслом своим жизни!- и выпил.

Тянулись поздравить Глухова и его геологов начальники съемочных партий, геофизики. Водка и разведенный спирт отогревали сердца и души полевиков тех, кто уже защитился и тех, кому это еще предстояло. Кто-то рассказывал какие-то полевые истории, а кто-то держал уже за грудки свою жертву и доказывал, что Минькина стратиграфия перми дерьмо. А стоявший напротив мычал, что это просто никто картировать не умеет. Минькина стратиграфия то, что надо и лучше ее пока ничего разумного не предложили…

В общем, геологи вошли в ту колею братства, когда с поля уже ушли, а жили еще полевым духом или мечтали о новом сезоне. Да этот дух братства и никогда не покидал их. Именно здесь, когда «обмывали» защитившихся полевиков рождались иногда откровения, которые полнили геологию не своими воспоминаниями от выпитого, а результатами содеянного в решении той или иной геологической проблемы.

— Что-то Чечена не видно! Может обиделся,- заметил Миша Бакунин Глухову.

— Придет, куда денется!,- ответил Глухов.

Случайно или нет, но именно в это время дверь кабинета открылась, и толпа подвыпивших геологов приветствовала вошедших Валова и Сурова. Обоим налили водки, а Валов поднял тост:

— Давайте выпьем за настырность Глухова и его партию. Хоть я и остаюсь при своем мнении, но все-таки партия защищалась здорово. Даже Лысова склонили на свою сторону, что бывает редко!

Сдвинули стаканы, кружки, а Коля Суров, уже где-то перехвативший чарку раньше, лез целоваться:

— Саш, ты молодец!

— Ты же не был на защите?- удивился Глухов.- Откуда знаешь, что молодец?

— От верблюда. Не люблю эту суету вокруг приемки материалов. Поэтому и не хожу. Спеси у начальства много, а дел мало. В экспедиции начальство работает по принципу обсуждения недостатков других и преувеличению своих трудностей, как и способностей с ними справляться. Понял, да? Они на наших горбах выезжают, да еще, виш ли, Саш, оценки нам ставят, как школьникам. А мы заискиваем, чтобы не троечку поставили. Вот тебе численность дали? Нет! Транспорт дали? Кукиш! Так тебе и надо! И хрен дадут, понял, да! потому что видят, что ты и так пашешь. А кто – шаляй-валяй, тем и численность, и транспорт, и оборудование. Вон посмотри козлы, геофизики! Жируют, а выдадут в конце сезона аномалии на известных телах и говорят: работает метода! А я им, Саш, послушай, и говорю! Вы мне аномалию найдите там, где я в глаза ее не видел. Понял, да? Пробью канавы, если там руда есть, молодцы! А нет, идите на хрен со своей аномалией…

Он шарил по карманам, достал «Беломор» и задымил.

— Послушай, Саш. Ты не задирай голову. Сегодня успех, завтра прокол. Говорят, ты уже замахнулся на Дыбинскй, Курумский, Веткинский массивы. Нет там ни хрена! И не будораж Михалыча, он там работал. А раз он там был, там делать нечего.

— А ты что, советником у него?- удивился Глухов.

— Не гоношись, Саш, он ни чета всем нам. Лучше слушай, что он говорит! Вам не лбами сшибаться надо, вам вместе рудой надо заниматься…

— Разные точки зрения на природу вещей не означает драчку, Коля! Надо просто уважать мнение других по той или иной проблеме, а не становиться на дыбы или в позу не приятия любой точки зрения, потому что она не твоя или неординарна. Чем терпимее мы будем относиться к идеям других, тем результативнее будем искать. А Михалыч, никогда ни в чем не сомневается. Он просто привык к тому, что все его выводы считают истиной в последней инстанции. Это плохо, Коля. У меня авторитетом была и будет только геология. Пусть даже, если вокруг меня будет вакуум единомышленников…

Зашел Игорь Волкодав. Специалист по металлогении, он представлял школу опытнейших геологов экспедиции и к его мнению прислушивались.

— Ну, Саша, дай-ка я тебя поздравлю с защитой!- подошел к беседующим Сурову и Глухову Игорь. – Саша, твое заключительное слово – песня! Ты в хорошем смысле авантюрист и привнес в нашу геологию новый шарм. Он не всем еще понятен. Но ты – личность, а не мусор в геологии.

— Друзья! - обратился он громко ко всем,- давайте выпьем за личность в геологии! За всех, кто мыслит не ординарно! За нашу геологию, в которой есть такие, как Глухов, Суров, Валов. Как Минька Ананьев,- основоположник стратиграфии перми,- и потрепал его лысеющую голову, лежавшую уже на столе среди хариусовой шелухи. Он был уже в отрубе… Все засмеялись, и дружно застучали кружками и стаканами.

«Обмывание» защиты полевых материалов и отчетов это была даже не традиция, а непременный атрибут и шарм геологической жизни. К защите шли через натуженный и упорный труд, ее ждали, а иногда и побаивались, но не суда начальников. Больше трепетали от суда своих «аристократов от геологии». И уж если они высоко оценивали труд, то это был самый значимый критерий профессионализма в работе. Тогда сдвигали столы, раскупоривали напитки и «обмывание» успеха превращалось в долгий и теплый экспедиционный бомон´д единомышленников. «Обмывание» не отменялось даже тогда, когда рассчитывающие на успех, получали тройку или даже двойку. Но это уже была другая процедура «обмывки». Тогда просто «расслаблялись» для того, чтобы в кругу единомышленников не столько посочувствовать подзащитным, сколько поддержать их геологический дух на будущее. Причем и рецензенты, и подзащитные сидели за одним столом и оставались друзьями.

«Геология превыше всего!» – этот призыв никогда не звучал, но оставался в душах, единенных преданностью своему ремеслу. Глухов же для себя эту преданность возносил в искусство праведных перед самой Природой.

Сколько начальник экспедиции не боролся с традицией геологов «обмывать» защиты, на что ему неоднократно указывали и местные партийные власти, он не мог лишить геологов того тесного круга общения, который их объединял. Все почему-то признавали, что отмечать подобные итоги где-нибудь, даже дома – не тот шарм. Терялась острота момента, да и рабочее место способствовало настрою скорее деловому, чем праздному. А спиртное просто раскрепощало души, кто в течение полевого сезона был отчужден от тех небольших радостей, коими жили все в поселке. Потому-то и тянулись геологи к общению в стенах родной экспедиции, хотя не притязательны были столы, еда и выпивка.

Поскольку защиты проходили перманентно, а партий было много, и каждый не хотел прослыть сквалыгой, то эпопея защит иногда тянулась до нового года. Но Лысов с этим не мог ничего поделать, а скорее не хотел ничего менять. Он сам прошел своей тропой в алмазной геологии, а теперь шел золотой. Но если в открытую был кто-то уличен в пьянстве явно или по доносу (а такое случалось!), то он не учинял разборки, а наказывал немедленно и жестко. Тех, кто пил и тех, кто учинял попойку. Он страстно ненавидел злоупотребляющих спиртным, а пьяниц не терпел и всякий раз от них освобождался.

Сам же Лысов никогда не участвовал в геологических тусовках, а потому внешне представлял собой огражденного от массы руководителя, обремененного ответственнстью и властью. Никто не замечал, что у него были друзья в экспедиции. Со всеми держался на дистанции и ровно. И это была не то его личная трагедия, наделенного властью чиновника от геологии и чтившего еще традиции Дальстроя, не то просто одинокого человека в кругу тех, к кому он не мог приблизиться по должности, и кому не мог доверить личностное. И когда ему донесли (а на режимном предприятии все знали о существовании доносчиков), что Глухов почти до полуночи устроил на работе попойку в честь успешной защиты полевых материалов, на следующее утро Лысов вызвал его к себе и спросил:

— Вы знаете, что я запретил распивать спиртные напитки в помещении экспедиции?

— Да! – ответил Глухов.

— Тогда распишитесь, что ознакомлены,- и начальник экспедиции положил перед ним лист бумаги. Глухов прочел приказ: «За организацию в нерабочее время распития спиртных напитков в экспедиции начальнику сезонной партии Глухову объявляю строгий выговор».

«Быстро это у Вас получается!»- подумал Глухов и расписался.

— Можно идти?

— Идите!