— Глухов, тебя начальник экспедиции вызывает!- крикнула в трубку секретарша и положила трубку.
Александр шел по коридорам. Двери кабинетов то открывались, то закрывались. Геологи, как чумные ходили, кто с картами, кто с погоризонтными планами, кто с пухлыми папками, как родными, прижимая и вдыхая их залежалый запах вечно сырых фондов, потому как трубы, по которым шло живительное тепло зимой, были и тут и там перебинтованы хомутами с какими-то резиновыми прокладками, перекрывавшими течи. Из-под хомутов капало, текло, ржавело. Но от одного отопительного сезона к другому ставились новые и так до тех пор, пока под давлением трубы не рвало и тогда уже хомут, чтобы заладить течь, не помогал. Надо было вырезать целые куски труб. А в остальных местах опять капало, парило, ржавело.
На втором этаже Глухов столкнулся с Леонтьевой. Та с кипами каких-то папок и планов попыталась обогнать Александра, но, зацепив открытую дверь радиста, уронила все.
— Помогите, Александр Васильевич! Здесь столько документов, которые мне необходимы на техсовет… Мы опаздываем. Он идет уже…
Техсовет действительно шел. Как оказалось, Глухова пригласили потому, что не было кворума. На повестке же дня рассматривался только один вопрос – о первооткрывательстве. Обсуждались кандидатуры первооткрывательства Северного месторождения. Это была процедура, которая сопровождала материалы подсчета запасов на утверждение их в ГКЗ.
— Итак, товарищи, продолжим!- начал председательствующий начальник экспедиции.- Кандидатура Гурина ни у кого не вызывает сомнения. Переходим ко второй кандидатуре, старшему геологу Марии Ильиничны Леонтьевой. Есть возражения?
Возражений не было.
Третья кандидатура…
— Прошу слова!- перебила Леонтьева.
— В чем дело?- спросил Лысов.
— Дело в том, что я тут подготовила документы, подтверждающие необходимость включения в первооткрыватели еще кандидатуры Теслина.
Она держала кипу бумаг и пыталась найти какой-то журнал. Но кипа бумаг рассыпалась. Раздался смех. Но Мария Ильинична, выхватив журнал документации, уже протискивалась к столу Лысова.
— Мария Ильинична, давайте по существу!- строго заметил Лысов.
Мария Ильинична, волнуясь, изложила свою точку зрения о необходимости включения кандидатуры прораба-геолога, обосновывая тем, что именно Теслин первый документировал канавы, пройденные по главной рудной зоне. Большинство отнеслись к этому снисходительно. Но были и возражающие. Кто-то даже крикнул:
— Но месторождение открыл-то Волынцев, причем здесь Теслин?
Совет зашумел, но по большинству голосов кандидатура Теслина прошла.
Следующая кандидатура…
Глухов сидел и не понимал, что происходит. Точнее, он разумел, но не постигал, почему уже набралось свыше десятка первооткрывателей…, чиновников среднего и высшего звена, проходчиков. В среднем среди первооткрывателей геологов было столько же, сколько чиновников от геологии.
«Причем здесь чиновники и проходчики? Каждый из них делает свое дело на своем месте, а здесь – первооткрывательство!».
— Есть вопросы?- заключил Лысов.
— Есть!- ответил Глухов.
— Что у вас?
— Мне, кажется, что в приоритетном списке на присвоение звания первооткрывателя месторождения нет основного лица – Метенева Афанасия Порфирьевича.
— А кто это?… Из какого министерства?…- послышались удивленные возгласы.
— Александр Васильевич, поясните, о каком Метеневе идет речь?- сказал председательствующий.
— Он помешался на этой фамилии! Может еще от царя Гороха начнем собирать всех первооткрываателей?- выкрикнул кто-то.
— Я обращаюсь к членам НТС с просьбой включить одним из первых в список первооткрывателей кандидатуру гитенфервальтера Метенева, потому как всем, кто знаком с историей изучения Южного Верхоянья, знает, что именно этот человек в 1748 году подошел к Северному месторождению, опробовал руды, составил первую документацию.
— Во дает Василич! – крикнул главный геолог Южной партии. - Мало ему из двадцатого века конкурентов на медаль, так он вытащил из восемнадцатого…
Шум в кабинете заглушил голос Марии Ильиничны, снова просившей слова.
— Тихо, товарищи! Слово предоставляется Леонтьевой – члену комиссии по первооткрывательству, занимавшейся историей открытия Северного месторождения. Пожалуйста!
— Товарищи! Действительно такая личность в истории Южного Верхоянья существовала. Но в архивных документах Метенева сказано, что отобранные пробы, по-моему, не гитенфервальтером, как говорит Глухов, а бергешвореном, при сплаве по Тырам были утрачены вместе с документацией. А все то, что в архивах – это восстановленные по памяти самого берггешворена материалы. К тому же очень трудно понять, где он брал пробы. На каком ручье? Привязок не сохранилось. Так что оснований включать в список Метенева никаких нет. К тому же есть инструкция по первооткрывательству… Ее нарушать мы не имеем права…
— Разрешите дополнить, Георгий Иванович!- поднял руку Глухов.
— Пожалуйста, только короче! Нам еще другие вопросы решать надо.
— Отряды берггешворена Метенева действительно потерпели неудачу при сплаве по Халые и Тырам. Но ими была утрачена только часть проб. Это, во-первых. Во-вторых, будучи одним из первых заводских якутских управителей по производству кричного железа, что на Тамаге, он, чтобы поддержать жизнь завода, отправился искать серебряные руды сержанта Шарыпова. Нашел их, опробовал и привез в Якутск. Но он сделал, пожалуй, главное открытие. Нашел руды Северного, надеясь в них получить серебро. Он его получил в незначительных количествах, соизмеримых сегодня с содержаниями в промышленных рудах месторождения, запасы которого передаются на утверждение в ГКЗ. Но в его пробах было и золото! А зарисовка его – это зона номер один Северного… Я бы хотел, чтобы мы отдали великую дань этому первопроходцу. Ни ему это нужно, а нам, поверьте… А умер он на Тамаге, на родном заводе в чине гитенфервальтера, Мария Ильинична…,- уже под шум присутствующих закончил Глухов.
— Какая разница!- выкрикнула Леонтьева.
— Хорошо! – Остановил спорящих председательствующий.- Давайте проголосуем, товарищи члены НТС. Кто за то, чтобы не принимать к рассмотрению кандидатуры Глухова, прошу голосовать…. При одном против и одном воздержавшимся кандидатура отводится. Идем дальше по списку.
«Наплевать и забыть!…»,- так и хотелось подытожить Глухову результат голосования членов научно-технического совета.
Александр ходил по кабинету между обшарпанными столами, и ему было тошно оттого, что произошло на техсовете. Тошно от того, что забыли человека, который первый учинил поиски серебра и золота в Южном Верхоянье, но не сподобившимися знать великую историю освоения этого края. Им было наплевать, что жил когда-то на свете коломенский дворянин Афанасий Метенев, который ринулся в Сибирь. Ни за что ни про что отдал свои лучшие годы горному делу, хотя мог сделать свою карьеру на Урале или в столице. И вот через двести с лишним лет оказалось, что до него никому нет дела даже коллегам по ремеслу. Ни оценить эту личность, ни вознести его имя на алтарь памяти в анналах, хотя бы в истории открытия месторождения. Все вдруг забыли, что смысл жизни человека не только в том, чтобы жить, а в том, чтобы жизнь сделать лучше, может быть даже не для себя, а для других. Именно в этом эстафетном принципе передачи опыта и информации из поколения в поколения, как ему сейчас представлялось, и заложена сущность развития. Сегодня эта жизнь в лице безразлично проголосовавшего совета против памяти великого предка казалась ему не лучшей, хотя бы по части способности чтить своих пращуров.
Он смотрел в окно, на едва начавшую желтеть лиственницу с березкой, вытянувшимися своими длинными и тонкими стволами к небу и ему казалось, что это они подавали свои голоса за тех, канувших в века людей, не знавших, что такое носить титул первооткрывателя, но причастных к великому служению горному делу.