Радист, втиснувшийся последним в вахтовку, нажал сигнальную кнопку и машина тронулась.

– Ты, Толик, почти как главный инженер Скоробогатов. Не опаздываешь, а задерживаешься, – заметил главный геолог Болотного Сорокин.

Его заспанное и не совсем протрезвевшее лицо выглядело помятым.

– Значит, ему разливать! – отозвался на реплику буровой мастер Антошин.

– Еще не расселись, а ты уже про бутылку, – буркнул Алпатов, подремывавший на переднем сидении. – Сорокин вон еще после вчерашнего не отошел.

Алпатов и Скоробогатов ехали с вахтой на месторождение Болотное проверить, как идут договорные работы со старательской артелью, отрабатывающей месторождение золота. Необходимость зарабатывать деньги заставляла нового начальника экспедиции Рохлина хвататься за любую работу, чтобы спасти хотя бы костяк геологов, проходчиков, а главное, буровые бригады, способные в условиях мерзлоты заниматься скоростной проходкой скважин, поскольку собственные разведочные работы в экспедиции были давно свернуты. Таких бригад в Республике оставалось немного. Поэтому Рохлин держал в напряжении всю свою управленческую службу, поставив их заработок и благополучие в зависимость от результатов работ бригад, геологов и собственных бригад старателей, занимающихся отработкой малообъемных и мелких россыпей золота. Эти шаги постепенно позволили Рохлину не только, хоть и с задержкой, платить зарплату, оплачивать отпуска, но и поддерживать инфраструктуру экспедиции.

Радист протиснулся на последнее сидение, придавив дремавшего рабочего. Тот чертыхнулся.

Вахтовка вырулила на трассу.

– Глухова забрать надо на выходе из поселка! – крикнул в переговорное устройство Алпатов главному инженеру, сидевшему в кабине.

– А что это он надумал на Болотный ехать? – спросил начальник поискового отряда Балясников.

– Твоими специсследованиями будет заниматься, которые ты запорол в прошлом году, – отозвался хмуро Алпатов.

– Понапихали в проект работ, а делать некому… Что один Глухов сделает, если у него даже рабочего нет? – начал Сорокин.

– А вот я у тебя и спрошу осенью после полевых работ, что ты его не обеспечил рабочим, если работу опять завалите и в этом сезоне, – спокойно заметил Алпатов.

– Все мастаки спрашивать, а сами, Иван Владимирович, численностью не обеспечиваете. Что я с ним в спарке ходить буду, что ли? – вклинился в разговор Балясников.

– А не мешало бы, – ответил Алпатов. – Глядишь, ума бы и набрался.

– Да кому нужны эти специсследования? Что они дадут? На месторождении столько скважин набурили, столько горных выработок прошли, а Глухов, видите ли, придет и сразу скажет, где бурить, где канавы проходить, – искренне уже возопил главный геолог.

– Да мы в канавах минерализацию днем с огнем не видим. Окислено все! А Глухов придет и ткнет нас носом, мол, не там канавы бьете, – поддержал главного геолога начальник поискового отряда Балясников.

– Вы, братцы, зря кипятитесь…,– лениво отозвался Алпатов. – Завалите специсследования, снимем объемы, чтобы не толкали в проект то, что сделать не можете. А, следовательно, это отразится в конце года на том, что в зарплате получите. Кончилось время, когда списывали то, что не смогли сделать. Теперь сколько протопаешь, столько и полопаешь… Мы еще, слава Богу, хоть с задержкой, но платим зарплату. У других еще хуже. Так что пахать надо, мужики, а не разглагольствовать.

– Прямо мессия какой-то Глухов. За сезон он разберется, – буркнул в ответ Балясников.

– Тебе бы не бурчать, Петя, а через плечо Глухову заглядывать, что и как делает. Глядишь, и научился бы работать. А то все в начальниках отрядах сидишь. Шустров вон суетится, уже в начальниках партии…, а ты еще при нем…

– Суетится одно, работать надо! – заступился за начальника отряда Сорокин. – Суетливых у нас много. А Петя свое дело знает. Пашет в поле и не хуже других.

– Вот решит поисковую задачу на Одиноком, тогда посмотрим, – уже с нажимом заключил Алпатов. Пока же на Болотном Петр Семенович Балясников завалил тематику. Вот потому я и направил Глухова, чтобы вас из дерьма невыполненных работ вытащить.

Вахтовка на выезде из поселка притормозила. В дверь вначале протиснулся большой рюкзак, а за ним влез и Глухов. Дверь помог прикрыть рядом сидевший рабочий.

– О! Как селедки в бочке, – произнес Глухов.

– Один про водку, другой про закуску! – хмуро заметил Алпатов.

Засмеялись.

Глухов еле втиснулся с рюкзаком между сидениями, подсунув под себя чей-то спальник. Оказалось не так уж плохо.

«Можно будет и подремать», – подумал Александр.

На сотом километре трассы, где обычно водители останавливаются попить чистой воды из ручья и размяться, Сорокин открыл вьючник и со словами: чего ждать! вышел из вахтовки и налил в кружку водки.

– Ты бы хоть до Болотного доехал! – укоризненно заметил Алпатов. Но, не успел опомниться, как главный геолог ему в руки уже сунул наполовину наполненную кружку.

– Вот так начальство и спаивают! – хмыкнул Алпатов, посмотрел по сторонам. – А чем же загрызть?

– Пожалуйте! – подобострастно протянул кусок сала Балясников.

– Хорошо-то как! – крякнул от удовольствия буровой мастер, опередив начальство.

«А может и, действительно, хорошо? Люди оторвались от семейного очага, от конторы, где – табу, нельзя и перед семейством не совсем удобно нос прятать в чарку! А здесь на природе – сам Бог велел. Да и что все вахтовики видели в жизни? Там, на вахте, после работы и помывки в бане, еле доползают они до кровати, чтобы утром проглотить завтрак и опять бежать к буровой, где грязь и план: метры, метры, погонные метры бурения, кубы канав, от которых зависит более, чем скромный заработок в геологии», – подумалось Глухову и он отошел в сторону, посматривая на отроги Сетте-Дабана, над которым застыли пятнами кучевых облаков, отбрасывающие тени, словно крылья, на склоны и гребни.

Следом засуетились другие. Кто доставал из рюкзака, а кто не мог найти свой, тянулись к тому, кто разливал. Главный инженер вышел из кабины, махнул на всех рукой и залез обратно. Водитель, заливая масло, чертыхнулся.

– Вот так всякий раз! Не успеют отъехать и пошло-поехало…

– Александр Васильевич, давай, приголубь проклятую! – протягивал Глухову кружку Толик-радист.

– Не буду водку переводить! – отвел руку заботливого радиста Глухов и полез в вахтовку.

– Он на нас трезвыми глазами смотреть будет, – язвительно заметил Сорокин. – А это дюже противно, по себе знаю…

Бежала машина по трассе. Подвыпивший персонал вахты хрипел уже какой-то песней. И снова наливалось и снова пилось. Пока изо рта внезапно проснувшегося Сорокина не начала выходить какая-то зеленая и вонючая жидкость прямо на плечо задремавшему радисту.

– Эй! У кого есть на донышке, дайте похмелиться!… Ишь, человеку плохо…, – буровил буровой мастер, пытаясь что-то искать в рюкзаке.

– Нету, Палыч! Может, на метеостанции что-нибудь достанем? – отозвался рабочий.

На метеостанции молодая чета, чтобы хоть как-то свести концы с концами, занималась мелким бизнесом. Водители им по заказу привозили не только продукты и мелочь всякую, но и водку, а потом, соскучившиеся по «проклятой» на обратном пути, покупали у них же… Вот и сейчас еле стоявший на ногах Сорокин отсчитывал деньги парню, держа под мышкой две бутылки водки… Других отоваривала жена, вынося из дома то одну, то другую бутылку…

И снова по трассе бежала машина, и снова запах спиртного и его перегара наполняли кабину. Глухова тошнило от этого смрада, но ничего поделать было нельзя. Не бежать же за вахтовкой следом… Пили почти все, что-то кричали, о чем-то спорили, иногда кто-то мычал опять какую-то песню. Те же, кто не пил, тоже чертыхались и терпели тех, кто пил.

– И это почти всякий раз, когда едем на смену, – вздохнул молодой буровик, глядя на унылое лицо Глухова.

Недавно прошедшие дожди добавили воду в Брюнгаде. Водитель с главным инженером пытались найти перекат. Но всякий раз, как только вода накатывалась на капот машины, шофер сдавал «Урал» назад и снова искал, где в протоках воды было поменьше. И когда уже оставалось пройти последнюю протоку, водитель не стал выбирать, рискнул, и пошел по ней. Вода накатывалась на капот и уже оказалась в кабине. Звук работающего двигателя оборвался, и, казалось, заглох, поскольку скрылась под водой выхлопная труба. Но вахтовка упорно преодолевала течение, пока «Урал» неожиданно начал медленно приподымать переднюю часть и, в конце концов, не выскочил на косу.

– Когда все-таки мостовики мост закончат! – выругался, водитель, осматривая машину. – Так нырнем когда-нибудь и вахту не соберем.

– У дорожников и мостовиков тоже не сладко, как по всей стране. И нам зарплату людям платить нечем, а ты говоришь, мост! – махнул рукой главный инженер. – Думаешь, от хорошей жизни мы договорные работы для старателей на Болотном делаем? Сдалось бы оно нам… Но они золото добывают, у них деньги есть. Они платят. Вот и рискуем, бегаем вахтами туда и сюда.

– Ну что, соколики? Воды много попало в будку? – заботливо спросил водитель, открывая дверь вахтовки.

– Нашелся заботливый… Влопался в яму какую-то, – бурчал Алпатов, поднимая подмоченный спальный мешок.

– Чуть бы влево дал, и понесло бы! Тогда бы вы все барахтались в воде, – отозвался, еще не отошедший от волнения водитель «Урала».

– А этим всем до лампочки. Дрыхнут! – махнул рукой на спящих вахтовиков Алпатов. – Поехали! На месте разберемся, что и у кого подмочено.

Пройдя по дороге еще полсотни километров, вахтовка снова уперлась в недостроенный мост. За ним дороги уже не было. Сплошное болото, прорезанное глубокими шрамами вездеходной колеи. Водитель вахтовки заглушил двигатель.

Около моста горел большой костер. Вокруг него вповалку лежали те, кого приехали менять. Вездеход, доставивший отработавшую смену по бездорожью, стоял памятником на мосту. Около него в замызганной робе возился с ключом вездеходчик.

– Эй! Сонная команда! Вставай, нечего бичевать! – крикнул водитель «Урала» спящим у костра людям, громко хлопнув дверью кабины.

Сонные люди поднимались с земли. Нехотя подходили к вахтовке, расталкивали спящих людей, помогали разгрузить ее, перегружая в вездеход какие-то запчасти, ящики с железками для буровиков, продукты.

Приехавшие кипятили чайники, выкладывали на доски у костра еду. Все опять рассаживались, пили чай, ели. Отработавшая смена буровиков вопросительно поглядывала на приезжих, не задавая глупых вопросов. «Осталось ли что-нибудь?». Поскольку все знали, что имелось недавно у прибывшей смены, то было уже выпито по дороге. Что осталось, будет выпито на базе, в Болотном, где «сухой» закон не давал разгуляться больше того, что привезут с собой буровики. Это же повторится и с ними, когда они через месяц приедут менять прибывшую вахту сейчас.

Глухов наблюдал за происходящим и удивлялся тому, сколько же здоровья нужно было иметь людям, чтобы посменно по двенадцать часов в день работать месяц на вахте без выходных, чтобы потом трястись вездеходом полсотни километров к дороге, а после еще почти пятьсот километров на вахтовке добираться до поселка…

Прибыв в полночь в поселок старателей, Глухов, вымывшись в бане, проспал почти сутки в бараке на проржавевшей панцирной кровати, бросив на нее свой спальник.

Проснулся оттого, что ему послышалось, что запел петух. Прислушался. Точно! Петушиный крик повторился. Вышел на улицу. На столбе около заброшенного барака восседал петух. Одинокий голос пернатого взывал в неоглядную даль не то дня, не то ночи. Но ему никто не вторил.

Вернувшись в барак, в котором прокисший воздух от портянок и застоявшегося водочного перегара, видимо все-таки допивших остатки водки приехавших с ним геологов, когда он спал, Александр захватил с собой рюкзак и снова вышел на улицу.

Поселок был безлюден. Где-то внизу, за терриконами насыпанной руды, раздавался гул золотоизвлекательной фабрики старателей. Расположенный на пологом склоне, поселок представлял собой полдюжины заброшенных старых домов, да каких-то полуразрушенных сараев. В стороне стояло несколько более ухоженных деревянных зданий и домов старателей, рядом с которыми теснились несколько теплиц, покрытых полиэтиленом. Они представлялись каким-то невероятным излишеством на фоне далеких и казавшихся совершенно диких гор. Словно напоминали, что и здесь, далеко на севере, живут люди и хотят видеть на столе то, чего не замечают там, на материке.

Внизу над долиной ручья Болотного высились терриконы промытой породы. Обезображенный ландшафт отработанных россыпей диссонировал с окружающим великолепием нетронутой части речной долины и пологих гольцов. Широкая долина напоминала одно огромное болото, которое прорезала речка. А ее приток, с отработанной старателями россыпью, напротив, напоминал вывернутое наизнанку другое болото, только ощетинившееся терриконами отмытого галечника, да остовами отработавших свой век ржавых промприборов, брошенных гусениц, бочек, саней.

В поселке царил хаос и запустение. И если бы не гул работающей золотоизвлекательной фабрики, да несколько дефилирующих от барака до сарая старательских свиней, могло показаться, что отсюда давно ушли люди, а оставленное ими все: дома и всякий хлам служили памятником их безрассудству по отношению к величию естественной красоты окружающей природы.

«Что же мы делаем с тобой, земля? Неужели только то, что в твоих недрах и нужно людям? А не великолепие гольцов, да раскинувшейся по склонам гор тайги? Да живность в ней? Как странно мы живем… За одно хватаемся, а другое топчем, выворачиваем наизнанку. Где же здесь оставаться зверю и птице? Негде… Всему живому приходится отступать туда, где недра пустые или еще геологи не нашли золото тем, кто будет добывать и обезличивать все, что не приносит прибыли…».

– Ляпота!.. Да, Василич! – окликнул задумавшегося Глухова Балясников, поливая голову холодной водой из чайника.

– Не ляпота, а позор! – ответил Глухов. – Все изрыто, испоганено, словно после нашествия какого-то…

– Да бросьте вы, Василич! Это вам с непривычки. Пройдет день-два и будете на все изрытое и взлохмаченное смотреть, как на естественное.

– Но к дерьму-то не привыкают.

– Так дермо пахнет, Василич. А здесь…, воздух-то какой, не то, что у нас в бараке.

– Все познается в сравнении, – грустно заметил Глухов.

И снова для Александра потекли дни полевой жизни. Уходил на работу на целый день. Возвращался поздно, когда геологи, занятые на поисках и бурении уже спали. Варил чай, а утром, когда народ только-только вставал, уходил к траншеям, канавам, штольням, чтобы понять закономерности формирования самой рудной зоны и ее минерального состава. Главное рудное тело почти уже наполовину было отработано старателями и те желали знать, куда направить выработки, чтобы прирастить запасы золота.

Подходы к месту работы были небольшие, но и они утомляли, поскольку надо было подниматься в гору, поэтому Глухов решил перебраться на нее со свом скарбом и работать оттуда.

Оставив душный барак, он захватил палатку, спальник и направился, было, по дороге в гору. Но его остановил Петр Балясников и засмеялся.

– Василич! Вы же не на съемке! Здесь пешком никто не ходит и при том с таким грузом. Я сейчас водовозку перехвачу, и она вас мигом на гору доставит. К тому же, как вы без воды на горе работать будете? Из ручьев не попьешь, сами знаете, какая вода в них. Одни сульфаты.

И Петр уже тащил двадцатилитровую бутыль из прихожей барака.

– Вот! Вам на два-три дня хватит. Водовозка будет ходить к буровикам и канавщикам, а водитель вам будет заливать свеженькой воды.

На горе жизнь у Глухова протекала односложно. Поскольку ночь от дня отличалась мало, Александр работал, не ставя никаких ограничений в работе. Спал, когда хотелось спать, работал, пока работалось. Постепенно начал замечать, что в строении рудной зоны стало проявляться подобие закономерности, которую он начинал понимать в распределении минералов в рудной зоне.

Его удивляло, сколь много было брошено так тяжело доставшегося бурением керна¹ буровых скважин. Ветхие керновые ящики, складированные прямо на боровых площадках, разрушались и превращались в груду перемешанных столбиков породы, по которым уже невозможно было наблюдать изменение вещественного состава вскрытых интервалов. Для этого приходилось скрупулезно метр за метром по оставшимся еле заметным надписям в бирках восстанавливать последовательность пересекаемых интервалов зоны. Но именно анализ разрозненных остатков керна буровых скважин, брошенного буровиками экспедиции и не желающим его востребовать старателями, поскольку тех интересовал только вскрытый интервал, по которому можно было подсчитать запасы, передокументация поверхностных выработок, позволила ему единым взглядом заметить главное, чего не видели раньше, как изменялся вещественный состав рудного тела по его простиранию и падению. И теперь, перенеся информацию на план, сидя у своей палатки Глухов понимал, что нужно делать дальше, чтобы достигнуть главной цели – определить направление склонения рудной минерализации в рудном теле.

– Василич! Тебе рабочего прислали! – крикнул подъехавший водитель водовозки, притормозив у его палатки.

Из кабины вышел среднего роста и хорошего сложения парень и протянул руку.

– Роман. Прислали к вам в помощники.

– Ну и замечательно! Веселей будет вдвоем, да и работа быстрее пойдет. А ты у кого работал?

– У топографов.

– А что там лишние рабочие, что ли?

– Да нет…

И Глухов сообразил, что топографы, скорее, избавились от него, потому как у них сдельщина. А на сдельщине волынить не будешь, там будут подгонять и топограф и рабочие, приехавшие в тайгу не отсиживаться, а зарабатывать.

«Ничего… У меня много не получишь, кроме почасовой зарплаты маршрутного рабочего, да и работы у тебя не столь много, как и топографов, днями рубившими просеки и таскавшие рейки», – подумал Александр и рассказал Роману, какую работу он будет выполнять.

Рабочий кивнул головой и, бросив спальник в палатку, вскоре тут же уснул.

Александр покачал головой, но ничего не сказал. Помыл посуду, умылся из прибитого к лиственнице рукомойника и только тогда зашел в палатку.

Рабочий проработал на протолочках и промывке проб два дня и в ночь исчез. Александр забеспокоился. Но сколько не искал – его нигде не было. Рабочий как в землю провалился.

Во втором часу ночи Глухов вернулся к геологам в поселок. Сорокин, направивший ему рабочего, тоже недоумевал, куда мог деться рабочий. Но проснувшийся Балясников, поняв, в чем дело, махнул рукой.

– У топографов он, скорее всего! Работяга подумал, что у Василича не работа, а курорт, потому и попросился к нему. Но, познакомившись с увесистым пестиком, который ему вручил Василич, чтобы долбать протолочки, понял, что не фонтан. Что их потом надо будет еще и мыть в лотке, вот и вернулся к топографам…

На утренней связи топографы подтвердили, что Ромка был у них, но они турнули его обратно, чтобы не мозолил глаза. Такой работник им совсем не подходил.

Когда Глухов вернулся к себе в палатку, в ней спокойно отсыпался рабочий, съев все, что приготовил начальник и при этом оставил грязную посуду.

Александр вытащил рабочего вместе со спальником из палатки, вытряхнул из него спящего и спокойно показал ему на дорогу.

И странно, тот не сказав ни слова, молча собрал рюкзак, спальный мешок и пошел вниз в сторону поселка.

Глухов сталкивался с разным людьми в полевых условиях, но с таким кадром имел дело впервые. Его не беспокоила леность этого человека, его поражало безразличие, с которым тот относился ко всему: работе, людям, к себе. При этом, в частном разговоре с ним, знал, что тот женат, что у него двое детей.

Оставшись опять один, Александр методично шаг за шагом исследовал минералогию рудного поля. Это позволило ему, в конце концов, понять склонение минерализации в основном рудном теле и с удивлением обнаружил, что теперь может объяснить, почему в одних выработках и скважинах было золото, а в других, даже при наличии вскрытого рудного тела, золота не было.

На следующий день показал материал главному геологу партии Српркину. Тот сравнил свои построения по скважинам и убедился в том, что Глухов в чем-то прав. А две, находящиеся в проходке скважины, по его представлениям вскроют рудное тело с непромышленной золотой минерализацией. Это его задело за живое.

– Подождем, Александр Васильевич результатов опробования, – сказал Сергей Пантелеевич. – А вот здесь, – показал он карандашом на плане, – будем вскрывать старые канавы и заново опробовать восточный фланг траншеи по рудному телу. Если золото хорошее, то его увидим и без пробирного анализа. Тогда можно будет на следующий год писать дополнение к проекту под ваше склонение, если оно подтвердится к осени…

Главный геолог партии потянулся.

– Да, кстати, здесь участковый геолог старателей интересовался вашей персоной. Что-то у них с уклоном не получается. Кажется, жилу потеряли.

– Это вот здесь? – показал Александр на плане.

– Да.

– Странно, но здесь по моим построениям должно быть золото и притом хорошее.

– Ладно, давай Василич спать. Поздно уже… Завтра рано утром на дальний участок надо ехать, – и взглянул на часы. – Ба! Так уже не завтра, а сегодня. И что-то Петра нет долго. Мечется от участка к участку. Геологов на опробовании не хватает вот и носится, бедолага…

– Кажется, идет! Кто-то в коридоре топчется, – перебил Сергея Пантелеевича Глухов.

Дверь открылась и в ней появилась фигура главного геолога старательской артели Сафронова, а за ним и геолога участка Стельмаха.

– Извиняюсь, что так поздно. Но ты, Сергей Пантелеевич, говорил, что Александр Васильевич поздненько приходит, вот и решили к нему наведаться. Проблемка у нас появилась…

Глухов встал с кровати и поздоровался с вошедшими.

– Вы давайте беседуйте, а я чайник пойду в розетку включу, чайку согрею, – прошел на кухню Сорокин.

– Мне Сергей Пантелеевич говорил, будто вам удалось, Александр Васильевич, определить склонение минерализации в главной рудной зоне? Не могли бы вы на плане показать, как это выглядит?

– Глухов пригласил к столу геологов и показал контур развития промышленного золотого оруденения, который выделялся по его построениям.

– Выходит в нашем уклоне должно быть золото?

– Непременно, – ответил Глухов.

– Но дело в том, что там даже стержневая жила исчезла. Пришлось остановить работы, – сокрушенно произнес геолог участка Стельмах.

– Может, сброшена? – спросил Александр.

– Не похоже. Шва нет. Тупо выклинилась и все…

– А сколько уклоном прошли?

– Всего двадцать шесть метров.

– Тогда нужно на месте разбираться. Здесь просто обязана быть зона со стержневой богатой жилой, – уверенно сказал Глухов.

– Так, может, подъедем к уклону? И вы посмотрите на выработку?… Бригада простаивает, Александр Васильевич. А я мигом на «Уазике» вас доставлю, – предложил Сафронов.

– Глухов посмотрел в сторону чайника, не подающего еще признаков кипения, и коротко бросил:

– Поехали!

Проходчики находились в бытовке.

«Наши бы работяги давно разбежались, если бы начальство остановило выработку. А эти нет… Ждут команды. Вот что значит, что их заработок не от метража зависит, а от добытого грамма золота», – подумал Глухов. И, надев каску, с молотком прошел вслед за старателями к уклону.

Лампочка на каске выхватывала в стенах и кровле знакомые очертания надвига. Жила вела себя так, как выглядела на поверхности. И когда уже оставалось до забоя два-три метра, Александр заметил, как жила пересекла линзовидно-слоистый пластик песчаника и уткнулась в забое в сланцевую пачку. Вернулся назад, постучал молотком песчаник и начал что-то настойчиво искать. Старатели подошли к нему, а он вгрызался молотком в пересеченный участок жилы и песчаник. Потом вынул небольшой обломок и ударил его. В сторону брызнули кристаллы антимонита².

– Это обычная штука, – взяв в руки обломок руды, произнес Стельмах.

– Обычно, когда он не сопровождает золотую жилу, – ответил Глухов. – В антимоните этом нет золота. Эта ассоциация поздней стадии минерализации, с которой золото не связано. Обычно он встречается в линзочках в кровле вот этих песчаников. – И Глухов опять постучал по камню. – Следовательно, жила с золотой минерализации «нырнула» в перегиб пласта и уклон прошел уже в кровлю. А вот этот участок жилы с послепродуктивным кварцем и антимонитом представляет собой пострудное продолжение жилы. Здесь и кварц другой и минерализация в нем иная. Так что ничего страшного. Надо отступить назад три метра и углубиться. Перегибы в кровле пласта на месторождении обычно небольшие – два-три метра, не больше. Так что вскроете жилу, не сомневаюсь.

Стелмах еще раз прошелся по вскрытому участку и смущенно произнес:

– Ну и глаз у вас, Василич! Это ж надо! А ведь не заметил…

– На это обратишь внимание только тогда, когда занимаешься систематическим картированием структуры и вещественного состава зоны, – пояснил Глухов. – А вам не до этого… Вам золото добывать надо.

– Ну и давайте мы с вами заключим договор, и вы построите карту, а мы заверим выработками, – подхватил мысль Глухова Сафронов. – Хорошо заплатим.

– Зачем вам лишние деньги тратить? Я же не представляю институт, а выполняю сермяжный проект нашей экспедиции. В нем заложены эти специсследования. Напишем отчет и…, пользуйтесь через фонды…

– Алпатов такую цену загнет, подумаешь на пятый раз, чем просить информацию, – почесал затылок Сафронов.

– Ну, это уже проблема рынка, не моя! – развел руками Глухов и все начали подниматься вверх по трапу.

К полудню к бараку, где жили геологи, подкатил «Уазик» Сафронова, из него выгрузили банки с пивом, кофе, сладости, фрукты и Стельмах с водителем затащили все в помещение.

– Вот, принимайте! В другое время, конечно, надо бы что-то покрепче, но у нас сухой закон, братцы.

– А в честь чего такая щедрость? – спросил Сорокин.

– Уклон вскрыл жилу именно на том интервале, где указал Глухов. Кстати, а где он?

– На горе. Работает! – ответил главный геолог партии.

Начались дожди. Предвестники конца короткого полевого сезона на Индигирке. Геологи отсыпались в бараке. На столах ворохом лежали планшеты, карты, журналы опробования и все то, что недавно помещалось в полевых сумках, рюкзаках и вьючниках. До снега и заморозков геологи после короткого отдыха опять впрягутся в работу, но теперь по сведению результатов работ в карты и планы, информационные записки, чтобы по прибытии в поселок сесть за отчеты и новые проекты.

Жизнь продолжалась, несмотря на потрясения, которые испытывала страна от неплатежей, долгов, необходимости бороться с терроризмом и междоусобицей политических партий. Продолжалась, несмотря на скудное бюджетное финансирование. Геология была на плаву неспокойного моря реформирования экономики.

Глухов заканчивал работу с осознанием того, что в кое-чем разобрался на месторождении и это поможет поисковикам сконцентрировать свои работы на более перспективных участках.

Приближалась смена вахтовиков и на связи Алпатов, несмотря на то, что в ручьях и реках еще большая вода, дал команду вездеходом добираться до Брюнгаде и осуществить пересмену форсированием реки на резиновых лодках. Вахтовка должна ждать на другой стороне реки. Это означало, что вездеходу вместо полсотни придется идти почти сто километров.

Вездеход не шел, а плыл по болоту. Бывалый водитель выбирал новые объездные пути, отчего болото, итак изрезанное гусеничным транспортом, напоминало взъерошенный полигон ведения военных действий. Там, где нельзя было пройти по болоту, водитель вездеходом валил лес. Лиственницы от удара вздрагивали и, подминаясь под лодку вездехода, исчезали под ним. Ободранные, они наклонно вставали за вездеходом, щетинясь, словно пиками навстречу будущим, кто рискнет пройти дорогой обратно. Но водители не любили ехать по тому же следу, валили новый лес, поскольку возникала опасность для вахтовиков, которые, как воробьи, облепившие кузов вездехода, должны быть начеку, дабы не оказаться нанизанным на пику ранее поваленного кем-то дерева. Так постепенно увеличивалось по размерам болото, исчезал лес.

Природа медленно лечила шрамы, на теле которой их оставляли люди. По старым вездеходным следам вставал травостой или поднималась молодая лиственница. Но болото и склоны лесных массивов снова пестрили новыми следами и этому, казалось, не будет конца.

Глухов, повидавший много безобразий, которые оставляли за собой большей частью именно старатели, горные предприятия и разведчики недр, не мог понять одного, кто-нибудь считает те убытки, которые наносят те, кто добывает золото? И понимал, что никто не считает, а непомерные затраты на добычу одного грамма золота никогда бы не окупились, если бы считали… Так кому нужно такое золото? И не находил ответа. Слишком была велика его страна, чтобы замечать эти издержки, слишком ограниченными категориями мылила власть и люди, получавшие крохи за свой труд, который то и трудом не назовешь, а тяжелым испытанием.

Его размышления прервало ощущение, что вездеход заглох при переходе ручья, но продолжал почему-то двигаться. Выглянув из-под плеча дремавшего рядом буровика, он понял, что вездеход просто понесло по протоке ручья. Кто-то рядом вскрикнул и выругался:

– Понесло нас, братцы!

– Не паниковать! Крикнул, выглянувший из люка водитель. – На косу несет, не в яму!

И действительно, гусеница чиркнула о галечник, и вездеход благополучно вывернул на косу. Водителю пришлось снова искать перекат. И снова вездеход разворачивало и несло вниз по течению…

– На какой ляд такая канитель, а не пересменка, – снова заворчал буровик. – Подождали бы малой воды и не пурхались бы…

– …и тебе пришлось бы пахать за тех, кто водку будет жрать на той стороне Брюнгаде, дожидаючись малой воды, – парировал буровой мастер Кривонос.

Буровик замолчал, поскольку ему не хотелось работать «за того парня».

Черная вода по Брюнгаде «гуляла» от острова к острову. На отмелях лежали и щетинились корнями вывороченные тополя и лиственницы. На другой стороне реки дымился костер, и никто даже не отваживался спустить лодку и поменяться местами. Одни – в вездеход на работу, другие – в вахтовку домой до следующей смены.

На вторые сутки вода в реке начала заметно падать. На той стороне засуетились люди и через некоторое время вначале одна, а потом другая лодки с людьми появились на стремнине, и их понесло течением. Все внимательно наблюдали, как боролись с течением гребцы. Но вот уже одна, а потом вторая лодки благополучно оказались на острове. Люди перетащили на руках лодки, и вновь все повторилось сначала.

Прибывшие вездеходом люди с рюкзаками поспешили вниз по реке. Около протоки в лесу кто-то чертыхался, выжимая портянки, видно неудачно пришвартовался к берегу.

Николай Николаевич, геолог смены, приветствовал Глухова и тут же крестил неопытного буровика, поспешившего выпрыгнуть на берег и оказавшегося в воде.

Обменявшись несколькими словами, Александр сел за весла и когда двое буровиков уселись с рюкзаками, отчалил. За ним греб горный мастер Кривонос. Когда лодки вышли на стремнину, Глухов крикнул Кривоносу:

– Иван, выше меня греби, внизу завал!

Тот налег на весла, и его вынесло к другой протоке. Глухов, миновав благополучно завал, поплыл дальше. Когда все благополучно оказались на другой стороне, Кривонос подошел и поблагодарил Глухова.

– Вовремя ты меня предупредил! Я бы не успел вырулить и оказался бы в завале.

– Чего там! – махнул рукой Глухов.

Когда все благополучно перебрались каждый на свою сторону, вахтовики попили чаю и, рассевшись в вахтовку, погрузились в долгожданный, хотя и беспокойный сон.

Несмотря на усталость, Глухову не спалось. А когда проезжали мимо брошенного дорожниками поселка Кобюме, выглядевшим брошенной сиротой среди гольцов и наледи, Александр вспомнил, какой оживленной еще недавно была Магаданская трасса, какими обедами и ужинами кормили в столовой Кобюме, а в шоферской гостинице было тепло, чисто и уютно.

«Может, и образуется все, вернутся люди сюда и опять закипит жизнь…», – проваливался в сон Глухов.