Прирастание земель к России, особенно Восточной Сибири, завершилось в XVIII веке. Оно было не самоцелью, скорее случайностью, когда охочие до приключений люди переселялись в Сибирь, осваивали ее практически незаселенные или малозаселенные пространства вопреки власти. Напротив, власть, приобретя Восточную Сибирь усилием ее первопроходцев, не стремилась делать ее процветающей, а так и оставила ее окраиной, куда ссылала бунтарей и высокообразованных людей, дабы те не путались под ее ногами и не смели перечить ей. Эти «лишние» люди оседали в Сибири и формировали на ее территории новый тип интеллигенции, оторванной от центра и растворившейся в сибирском народе. Он же представлял собой разношерстный слой казаков, охочих до приключений людей, вольных и «вынужденных» поселенцев, да малочисленного коренного населения, местами быстро ассимилировавшегося в городах и весях, оторванных от таежной глубинки. Глубинка же, познавшая новый образ жизни, постепенно теряла связь со своими корнями и оказывалась уже изгоем на своей исконной общинной земле, которую начали бурить, топтать гусеничным транспортом, обезличивать наскоро сколоченными поселками барачного типа, терриконами промытой породы и добытой руды, язвами карьеров. Обезображенные ландшафты не интересовали никого. Ни центральную, ни тем более, местную власть.

Но это еще было полбеды. Беда пришла с распадом Союза. Сибирь, с ее громадным потенциалом, центральной власти была нужна только, как источник ресурсов, местной власти – как источник обогащения, народу – как место существования в безденежье, без дорог, развитой инфраструктуры. Народ стал лишним для власти вместе с теми, кто открывал и осваивал громадные богатства Сибири.

Чтобы сделать хотя бы видимость заботы о собственном народе, власть «позволила» геологам бросать нехитрый скарб и возвращаться в освоенные города и веси, пополняя там армию безработных. Из Сибири началось бегство, в первую очередь, высококвалифицированных геологических кадров, инженеров и горнорабочих с таким трудом взращенных здесь в гораздо более трудные времена. Бросались недостроенные дороги, мосты через реки. Без людей оставались целые поселки, поскольку геология была градообразующей отраслью в Сибири. Коренное население, жившее бок о бок с промышленно развитыми районами и приобщенное к образованию, культуре также оказалось брошенным на произвол судьбы. Ушедший от традиционного уклада жизни, он не мог уже вернуться в него потому как были подорваны естественные условия его существования. Да еще и потому, что вкусил свободу выбора в занятии другим делом, менее хлопотным, лучше оплачиваемым и социально приобщенным к плодам цивилизации.

«Вынужденные переселенцы» из насиженных сибирских весей на новом месте просто доживали свой век, лишенные накопленных за долгие годы средств к существованию, и сами превратились в «лишних» людей.

Сибирь угасала, оставаясь богатой. Она разорялась, оставаясь источником доходов для тех, кто, может быть, и никогда не видел ее, не ходил по ее болотам и горам, не кормил гнуса.

Говорят о неком заокеанском политике, который, якобы, вслух высказывал мысль о том, что зря такие богатства достались российскому народу. Надо бы поделиться…

Этот намек на передел Сибири напрасен. Ее уже давно поделили. Нефтяники, торговые и перерабатывающие компании – себе, газовые – себе, угольные – себе, золотые и алмазные – себе, лесные – тоже. Что же осталось?

Земля. Бескрайняя, по-прежнему прекрасная и ожидающая настоящего хозяина, который мог бы не только брать, но и пестовать эту землю.

Смута в Сибири была разной. Татаро-монгольская сменилась каторжной, каторжная – советско-гражданско-ГУЛАГовой. Было наметившийся заметный социалистический подъем экономики в Сибири, неожиданно застопорился, а потом рухнул уже под другой – демократической смутой, где борьба за власть стала доминантой, а народ превратился в заложника этой борьбы. Ни одного просветления. Одна смута сменяла другую. Так было и до нас, не дай Бог будет и после.

С приходом демократической смуты, Сибирь, особенно ее восточная часть, кроме того, что оставалась источником ресурсов, была опять никому не нужна, чтобы обустраивать ее и беспокоиться о сбережении удивительного по силе и духу сибирского этноса. И это представляло уже огромную опасность. Территории не могут не иметь хозяина…