Шли годы. Детей у них не было. Однажды, сидя вдвоем в удобных креслах перед телевизором после вечернего чая, она спросила дремавшего мужа.
— А что? Может нам завести собаку? Хоть какое-то живое существо будет среди этих стен?
Муж встрепенулся от неожиданного вопроса, но, видимо, придя в себя, зевнув, ответил:
— Еще этого не хватало! Срачи за собакой я буду выносить в холод, что ли?
— Так ее выводить надо, а не выносить за нее…,- было, воспротивилась жена.
— Лучше любовника завела бы! - перебил жену муж, и, окончательно раззевавшись, отправился в спальню.
Жена опять почувствовала себя брошенной, несчастной. Она пошла на кухню, включила в розетку чайник. Но чаю не хотелось. Наконец, она расплакалась. Плакала беззвучно. При этом смотрела на свое отраженье в зеркале, что висело напротив кухонного стола, умилялась еще больше следам беззвучно катившихся капель по щекам. Она уже представляла собой не только несчастную, но одинокую женщину, до которой ни кому нет дела. Даже мужу. Но, вспомнив о его существовании, а точнее о фразе, оброненной им, она неожиданно перестала плакать. Вытерла осторожными и легкими движениями ухоженных пальцев слезы. Внимательно посмотрела на себя в зеркало. Потянулась. Обхватила ладоням свои бедра, словно соизмеряла их с потолстевшей фигурой мужа, улыбнулась какой-то потаенной мысли. Подняла подол халата, повернулась в пол-оборота и загляделась…
«А что? Я еще ничего…,- говорила она самой себе. - На такую можно позариться еще… А, действительно, что это я в старуху себя превратила? Ну и муженек! Ну, спасибо, родной, надоумил. Сама б не догадалась…».
Она принесла в кухню платья и стала примерять их, словно готовая сейчас же и немедля идти на званный обед или ужин, или на вечеринку. Отбрасывала одно за другим платья и удивлялась тому, как она могла носить все это и при этом выглядеть привлекательной. В конце концов, нашла короткую юбку, еле сходившуюся в талии. Надела голубую кофточку с вырезом, облекающим высокую грудь, кокетливо подхватила булавкой волосы на голове и, посмотревшись еще раз в зеркало, нашла себя окончательно привлекательной.
«Надо что-нибудь подобрать себе в Якутске помоднее,- размышляла женщина. – А пока итак сойдет! Вот только кого соблазнять-то? Все, вроде, были при своих красавицах, натягивающих на себя абы что и выглядевших максимум раз-два в году на праздники. В остальное же время «донашивали» недоношенное, а чревоугодничеством и на работе и дома ровняли талию с грудью да так, что вчерашние «неписанные» красавицы превращались в расписных баб, от которых несло жареной капустой, пирогами, которые они приносили на работу чаевничать, используя для этого любую возможность. Не есть они не могли, поскольку считали, что не испробовать принесенное кем-то, значит обидеть. А это обязывало уже вечером самой сходить дома с ума, чтобы назавтра удивить чем-нибудь не менее вкусненьким подружек по работе. Так и шло… Полнели… И уже не втискивали свои телеса в редко надеваемую обнову.
А вот я теперь стану выглядеть! Да так, что непременно заметят вначале бабы, конечно, а потом и мужики… Только вот кто этот вожделенный?… Надо подумать, черт возьми! И мужиков настоящих-то нет… Все зачуханные какие-то. Только геологи и выглядят. Правда, то в поле пропадают, то над отчетами или проектами пыхтят…. А среди шоферов…. Нет! Не то!».
Она вошла в спальню. В свете ночника увидела полуобнаженного мужа. Его толстые короткие ноги, бугром выдававшийся упругий живот словно представляли собой нелепое продолжение толстого бревна, плавно переходящего в покатую грудь. Запрокинутую голову держала короткая в мелкие складки шея. Из открытого рта раздавалось тихое похрюкивание, отошедшего в глубокий сон животного…
Она поморщилась.
«Неужели этот человек еще мог интересовать меня? Боже! Почему я этого раньше не видела? Какие у него могут быть страсти? Лешенька?! Да когда же ты в борова успел превратиться-то?!»,- тяжело размышляла жена и пыталась улечься рядом. Храп мужа прекратился. В полусне он повернулся к жене, обхватил лапой ее грудь. Инстинктивно пожавкал ее и перестал. И тут же опять замурлыкал с прихрюком какую-то длинную песню довольного жизнью человека.
Она вздохнула. Освободила себя от массивной лапы мужа и пыталась уснуть. Но сон не шел.
«Ох, и задал же ты мне муженек задачу-то… А что не завести-то любовника? Я баба в теле еще… Но с кем?»- мучила свое воображения женщина. Но оно слишком было разборчивым. Никого на горизонте она не примечала…
* * *
На работе женщины как одна сразу обратили внимание на перемены в завскладе Леночке Челышевой.
— Ты это куда вырядилась? Гляньте, бабоньки? – вскрикнула кладовщица запчастей Нюська. – Видно субботнюю полуночную сексуальную программу до конца досмотрела. Ой, бабоньки! Чем же там закончилось, а?
– А тем, что закончил!- хохотнула Клавка – раздатчица.
– Как?
– Ну, тебе, прямо, покажи!
Женщины засмеялись, а завскладами прошлась к своему столу, потянулась жеманно и произнесла.
– Нет, бабоньки! Не смотрела я полуночную программу для малышей… Что она мне? У меня муж есть. Не стар еще и не израсходовался. Это вам уже не за что держаться, вот и смотрите. Насыщаетесь свободой нравов. А мужики под боком храпунов дают…
– Нет! Мой, напротив, школу молодого бойца проходит. После фильма на практике все это на личном объекте прокручивает, – фыркнула Клава. – При этом и кряхтеть заставляет, как в кино. Умора! Но, знаете, девки, местами приятно…
– Ладно, Клава, кончай подробности!… Лучше иди вот по этому требованию подбери товар для партии, – перебила словоохотливую раздатчицу завскладами.
Когда кладовщики, одев, на себя нечто подобие спецуры, ушли заниматься делом, Леночка включила неведомо какого поколения компьютер, и пока тот монотонно мурлыкал длинную песню запускаемой увертюры программы, словно продолжала искать ответ на мучивший ее вопрос: кто? Кто может стать объектом ее вожделения?..
Уже запустилась программа. На синем экране директория высвечивала папки информации, а Леночка все смотрела в окно и не видела, что там уже разверзлась грязью весна, а полевики суетились у «хозяйки», грузя ее всякой всячиной, без которой и поле не поле и жизнь в геологии не жизнь.
– Здравствуй, Леночка!
Гром как среди ясного неба!… Леночка вздрогнула от неожиданности и, не успев еще обернуться, мысленно уже проклинала того, кто посмел вывести ее из этого, пусть мучительного, но какого-то удивительного ожидания томления, заполнявшего ее все больше и больше с каждым часом.
– Елена Сергеевна! Ты такая сегодня…
– Какая, такая?- обернулась мученица собственного воображения.
– Красивая…
Леночка, увидев Чернышова, вздрогнула.
«Черт! Вот это – предмет обожания!… Что же я его не вычислила. И сам видный. Начальник отряда и холостяк… А как смотрит?! Видно истосковался по бабьему телу… Черт! Что же это я?..».
– А-а! Гриша! Ну, вы впрямь скажете, красавица… Это просто вы не замечали раньше или…, или выпрашивать что-нибудь пришли, а?
– Елена Сергеевна! Тоже скажешь… У вас выпросишь! Сразу на дефицит наткнешься…
«А вот мог бы и выпросить… Я бы, глядишь, и дала …, да только ж ты не попросишь! В том-то и дело… Чурбан какой-то? Скажешь, «Нет!», а они - «на нет и суда нет!..». А к нам бы подход найти, интеллигенция вшивая…»,– мыслила противоречиво Леночка, а сама неожиданно с теплой улыбкой сказала.
– Ну, тебе, Чернышов, я бы не отказала…
В эту фразу она всем существом вложила такую двусмысленность, что не понять этого мог либо вол, либо мерин…
Чернышов не был ни тем, ни другим. У него была пассия из молодых специалисток, прибывших в прошлом году. Правда, с норовом. Только иногда подпускала к себе, обставляя это такими условностями и предосторожностями, что Григорию казалось, что перед ним девочка из прошлого столетия… Теперь от сказанного Леночкой, правда, быстро оправился и решил подыграть блуднице. Уж больно позарез нужны были запчасти к двум вездеходам, списанным и переделанным не один уже раз в мехцехе.
– Леночка! Да от взгляда такой женщины как вы, любой и от дефицита откажется, лишь бы.., лишь бы за кончик пальца вашего подержаться…
– Ну, вы уж скажите, Гриша…
Чернышов неожиданно склонился над завскладами, взял ее руку и чопорно поцеловал пальчик.
«А Леночка-то красавица… Хоть и старше немного… А как пахнет!… Вот везет же мужикам иметь под боком такую женщину».
— Григорий Иванович, ну, вы прямо меня обязываете!- почему-то опять перешла на Вы Леночка…
— Ни в коем случае!- продолжал игру Григорий. – Напиши, Леночка милая, вот здесь: нет на складе и все!
Чернышов знал, что запрашиваемое на складе есть. Почти был уверен в том, что Леночка непременно все вычеркнет. Но он плохо знал женщин. Леночка, прочитав испрашиваемое Чернышовым, тут же расписалась размашисто и откровенно заглянула в глаза начальнику партии.
— Теперь вы должник, Гриша!
Чернышов снова наклонился, но уже поцеловал ручку Леночки.
— Непременно, Леночка, непременно!
Чернышов тут же забыл, чем был обязан завскладами, как только погрузили запчасти на «хозяйку», отправлявшуюся к вертолетной площадке. Но, столкнувшись в дверях конторы на следующий день с Леночкой, хлопнул себя по лбу, напомнил ей:
— Так я твой должник, спасительница моя! Чем же и когда я смогу тебе отплатить.
Леночка тронула руку Чернышова и игриво заглянула ему в глаза.
— Я сама напомню, когда и чем вы долг вернете, Григорий Иванович,- и выпорхнула из дверей вниз по ступенькам крыльца.
Гриша посмотрел вслед блуднице.
