Свой уход из экспедиции Лысов отложил на неопределенное время. На то были разные причины.

Нового главного геолога, взамен убывшего в Министерство Немцева, принял настороженно. Своей кандидатуры на эту должность Лысов в свое время управлению не предложил. Не мог переступить через себя. Так как в своих доморощенных спецах не видел, как ему казалось, достойных на эту должность, а на «спущенного сверху» геолога смотрел безразлично, потому что главный геолог при его верховенстве в экспедиции был всегда фигурой номинальной.

Сам, в прошлом опытный геолог, а потом и состоявшийся руководитель, Лысов единолично принимал решения, а все управленцы выполняли волю начальника в соответствии с выстроенной вертикалью геологической и хозяйственной власти экспедиции. Он был продуктом единоначалия. И со своей ролью не только справлялся, но и утверждал свою волю. Подчеркнуто интеллигентно, но жестко. Бескомпромиссно.

Новый главный геолог Чиновский в этом видел свое спасение, потому как, придя в регион абсолютно не знакомый ему по геологическому строению, заметил, что его мнение в экспедиции ничего не значит, да и не стоит. А потому охотно исполнял роль геологического порученца начальника экспедиции. Правда, амбиции среди геологического персонала, непосредственно ему подчиненного, обозначил решительно.

В этом была его роковая ошибка, так как экспедиционный геологический бомонд, с одной стороны, традиционно не терпел «чужаков», с другой – вначале скрытно, а потом и откровенно посмеивался над нововведениями главного, старавшегося показать, что все, до него существовавшие геологические традиции в экспедиции по методике ведения геологоразведочных работ порочны. Хотя экспедиция и была не на плохом счету в геологическом управлении по внедрению современных методов геологического картирования, поисков, геофизических, геохимических, структурных, минералогических исследований, вычислительной техники, методов проходки горных выработок, бурения скважин в многолетней мерзлоте по ослабленным тектоническим зонам в разведочных партиях…

Почувствовав скрытое сопротивление коллег, главный геолог поначалу растерялся, но потом решил действовать по-другому. Основную долю внедренческих работ, геологических нововведений он связал с отраслевыми НИИ, поставив, таким образом, своих доморощенных геологов в зависимость от их разработок, сковав их собственную инициативу. Правда, для этого нужны были большие деньги. И они появились… За счет тех же геологических проектов, куда «совали» договорные работы НИИ, которые по большей части не представляли никакого интереса для геологов, поскольку те же исследования они проводили оперативнее, на достаточно высоком не только профессиональном, но и научном уровне. Но самое главное затраты на специальные исследования были минимальными. Напротив, затраты на выполнение таких же работ по договорам с НИИ просто ошеломляли и не соответствовали ни стоимости проведенных работ, ни научной новизне разработок.

Назревал конфликт. Правда, главный и здесь проявил изобретательность… Защиты внедренческих работ НИИ научно-техническим советом проводил летом и формально, в отсутствие полевиков … Когда же те знакомились с материалами, было уже поздно кричать вслед «ушедшему поезду». «Внедренные» исследования НИИ в лучшем случае повторяли известные наработки экспедиционных геологов. В худшем – выдавались за новизну в наукообразной обертке, плодя возрастающую армию защищенных кандидатов в науку, а то и докторов наук в самих НИИ. Так страна выполняла вал по количеству ученых. Хоздоговорными же работами стимулировала возможность получения НИИ скудных средств на развитие, а исполнителям хоздоговорных тем добавку к нищенской зарплате.

Таким образом, хоздоговорные работы для предприятий были, если не бременем, то уж явным объектом для насмешек над незадачливыми учеными, пытавшимися иногда внедрить в производство то, с чем оно справлялось и само, имея в своем лоне опытных специалистов. Особенно, если эти доки занимались наукой, которая для них чаще всего представляла собой хобби, а не способ добывания хлеба насущного. Противоречия между «варягами», так обычно в экспедиции называли хоздоговорников от науки, и производством пыталось сгладить руководство экспедиции. Но чаще оно также смотрело на договорные работы, как способ поддержания имиджа геологического предприятия по внедрению научных разработок, что являлось одним из показателей отчетности руководства в конце года о проделанной работе перед вышестоящим руководством… Этим показателем являлся не результат, а количество затраченных ассигнований.

* * *

Профессор Неелов был из тех ученых, кто свои стратиграфические исследования проводил на объектах, которые по каким-то причинам вызывали сомнения в части стратиграфической привязки толщ, вмещающих золотое оруденение. Его прикомандировали к отряду Найденова. Но поскольку тот очень хорошо знал, чем занимается Неелов, махнул рукой на то, чем тот собирался заниматься, так как был уверен, что профессор будет отстаивать известную точку зрения о принадлежности рудного поля к толще, которая ни по каким структурным построениям не могла обнажаться на его территории. А потому на связи с завхозом-радистом дал команду горному мастеру обеспечить ученого транспортом, поскольку остальное обеспечение в договоре не оговаривалось.

Профессора на горный участок доставили вездеходом. Неделю тот делал стратиграфическую привязку объекта горных работ и после чего был намерен переехать на другую площадь. Но все испортила непогода. У Неелова кончились продукты.

Вначале его подкармливал молодой специалист Гена Годин, занимавшийся документацией канав и одновременно выполнявший поисковые маршруты. Заметив, что профессор голодает, Годин брал с собой продуктов побольше и, завернув к горнякам в конце маршрутов, оставлял их у него. Так, невзначай… Мол, что обратно харчи тащить на стоянку… Неелову отказываться было трудно, да и нравился ему любопытный молодой спец.

Молодой специалист, пока потчевался профессор, чем Бог послал, с раскрытым ртом внимал ученому о проблемах стратиграфии региона. Иногда записывал что-то в тетрадь. Делал зарисовки. Тот нахваливал его за стремление к познанию и, заглядывая в журнал документации новоявленного ученика, критически относился к тому, к какому возрасту тот относил рудовмещающую пачку. Журил. Но Годин, хотя и реагировал на критику покраснением лица, не менял возраст, обосновывая тем, что, мол, начальство разберется. Правда, для себя строил колонки сопоставления разрезов, которые находил на площади профессор, с данными своей документации горных выработок. Его фактура строения пачек явно не сбивалась с нееловскими представлениями. Он мучился, стараясь понять, в чем причина различий, выходил на связь с Найденовым. Но тот лаконично отвечал: «Документируй то, что видишь!».

Поисковые маршруты Година сместились на другой участок, и он перестал появляться у горняков.

Вначале и горняки также всячески старались подкармливать профессора. Но вскоре из-за непогоды и невозможности доставить продукты на участок, их продовольственный запас тоже подошел к концу. В палатках почти не готовили. Экономили. Старались питаться на канавах, забирая с собой остатки нехитрого пая. Профессор, предоставленный сам себе, начал голодать. С непогодой пришли холода и возникли проблемы с дровами.

Спарки проходчиков на канавах, набранные в основном из бичей, обычно заготавливали дрова каждый для своей палатки, а потому весь сухостой был вырублен еще весной. За дровами нужно было подниматься далеко вверх по склону. С наступлением холода, дрова старались экономить. Естественно, профессору лезть за дровами в сопку не хотелось. Да и не по возрасту тяжело ему было. Голодный, живущий в одиночестве в одноместной нетопленной палатке на отшибе от горняков, профессор, в их отсутствие, а то, когда те уже спали, стал таскать дрова.

По утрам заходил как бы невзначай к горнякам, чтобы послушать, что, мол, говорят на связи, и голодными глазами ел тех, кто накладывал из кастрюли варево. Если те не догадывались пригласить к столу, канючил, выпрашивая остатки еды. А если кто мешкал, отвлекался невзначай по нужде или выходил дровишек набрать для печки, украдкой таскал ложку-другую еды. А то запихивал в карман ландорик и расправлялся с ним уже в своей палатке.

Мужики вначале незлобиво журили профессора, поймавшегося на дровах, потом, когда тот съел ландорики, причитавшиеся на обед взрывнику, примерно отлупили. Не помогло. Ученый не мог справиться ни с голодом, ни с холодом и продолжал таскать дрова и съестное уже нагло.

Непогода словно прописалась на горном участке. Дождь лил ночью, давая днем горнякам хоть с трудом, но хоть как-то проходить канавы, чтобы, не дай Бог, пришлось выполнять объемы горных работ, когда уже ударят морозы и засыплет все снегом. Вода не позволяла пройти ручьи ни в брод, ни лошадьми, ни вездеходом. Ручьи превратились в ревущие потоки. Размыли тракторную дорогу…

Видя такое положение, профессор впал в негодование и кричал уже горнякам:

— Вы меня обязаны доставить на базу партии или хотя бы на трассу! Я умру здесь от голода и холода… Мне же не тридцать пять!…

Горняки сочувственно качали головами, чесались, но все-таки не давали профессору ни еды, ни дров. Правда, с палаток не выгоняли. Но когда укладывались спать, профессору приходилось возвращаться в сырую нетопленную палатку и залазить в отсыревший спальный мешок.

Поскольку горняки, понимавшие, что профессор все-таки по ночам таскает запасенные ими дрова, перестали их колоть впрок. Кололи только тогда, когда нужно было подбрасывать в печь. А чурку в маленькую печку не затолкаешь… Колоть будешь, все спохватятся…

Вконец одичавший профессор стал воровать дрова осмотрительнее. Но все-таки попался, и тогда его побили беззлобно, но уже крепко.

— Вы меня обязаны кормить!- взывал к совести горняков профессор.

— Мы не обязаны!- ревели в ответ горняки. – Мы работаем! А ты нахлебник у нас. На шее сидишь. На твой мамон пай не рассчитывался…

— Я расплачусь с вами!- стонал профессор.

— Задницей будешь расплачиваться! - отвечали горняки. – С твоей зарплатой наши заборы¹ не покроешь!

Тогда он, наконец, взмолился.

— Дайте мне поговорить по рации с начальством, товарищи!

— Прокурор тебе товарищ! У нас рация неделю как не работает. Батареи сели. Сам знаешь…

— Так что же мне делать?- растеряно хныкал ученый.

— А пес тебя знает, что?!- швырнул на стол козырную карту взрывник. – У нас, если не дай Бог, продукты закончатся, тебя кончать будем. Ишь, голодный-голодный, а кругленький еще. – И похлопал его по животу. – Мы тебя долго мучить не будем. Чик и все тут. Сожрем, а всем скажем под взрыв попал… А там, знаешь, где руки, а где ноги, кто собирать будет? Да и протухнешь, пока милиция сюда доберется. Для следствия головушку твою оставим, чтоб не сумлевались, что это ты, бедолага, а никто другой. Да, пожалуй, кишочков с тазик откинем. Все равно с них какой навар, говно одно…

Все, присутствующие в палатке, ржали.

— Вы что, озверели?! – уже орал профессор. – Мы же в советском демократическом государстве!

— В тайге другая демократия, таежная… Здесь медведь хозяин. - И вытолкал бедолагу за палатку.

Когда прояснилось, упала вода в ручьях, совсем полуодичавшего профессора доставили на трассу, и посадил его на попутку. Но тот опять не удержался и с голодухи съел все, что было в «тормозке» у водителя, подобравшего его, когда тот менял неожиданно лопнувшее колесо. Обнаружив, что «тормозок» пуст, водитель посмотрел на попутчика и от такой наглости вытолкнул в шею профессора из кабины, оставив одного на трассе с его полевыми пожитками.

— Ты жулик и негодяй, а не профессор! Бичара подколодный! И откуда только такой взялся на мою шею?! - в сердцах хлопнул дверью шофер, и запылил по трассе.

За машиной, окутанный поднимающейся пылью некоторое время бежал потрепанный человек и что-то кричал, размахивая руками. Бежал, пока та не нырнула в распадок.

Постепенно пыль улеглась. Августовская ночь, незаметно потушив краски наступающей осени, поглотила одиноко сидевшую на обочине дороги фигуру человека, обхватившего голову руками.

По трассе машины ходили уже редко.

* * *

Эфир трещал разрядами. Голос радиста экспедиции едва пробивался через пощелкивание и потрескивание.

— Кто слышит Найденова, пусть продублирует!… С ним главный геолог будет говорить.

— Найденов на связи… Слышу на троечку… Еле разбираю…

— Владимир Николаевич! Чиновский на связи… Что у вас там произошло? Почему профессора Неелова на дороге бросили? Вы что, не понимаете, что технику безопасности нарушаете… Мы послали его для вас решать важную задачу стратиграфической увязки и расшифровки структуры рудного поля, а вы что? Морили голодом человека, а потом на трассе бросили?…

— Эдуард Львович, плохо разбираю, треск идет… Понял только, что пропал профессор… Но как мне доложили, он сам напросился, чтобы отправили его на попутку. Мне доложили…, доложили, что его отправили с хандыгским водителем, вот сейчас даже скажу фамилию…

— Не трудитесь, Владимир Николаевич! Неелов уже в конторе… Мне не понятно ваше отношение к работе… В общем, немедленно пришлите радиограмму мне с объяснениями…, а после поля разберемся с вами…

Эфир наполнился сплошным шорохом.

— Вы поняли, Найденов?…- повторил главный геолог.

— В общем понял, что ничего не понял… Только откуда вы таких кадров научных находите? С него песок сыплется, а вы его в поле затолкали без харчей, снаряжения, рабочего… Короче, будет вам радиограмма!- ответил в сплошном треске эфира Найденов.

— А как геологические результаты?… Что-то от вас ничего нет к направлению работ…,- продолжал говорить главный.

— Объемы выполняем… Геолзадание тоже, а результаты будут, когда с поля вернемся…,- нехотя ответил Найденов…

— Может вы работать не хотите? – Почему вы так разговариваете с главным геологом?… Мы вас поставили, мы вас снимем. Короче радируйте мне результаты работ!

— Так мы обязаны по вашему же циркуляру давать информацию двадцать пятого. А сегодня только двадцатое…,- начал сопротивляться Найденов.

— Короче, радируйте! Конец связи…

* * *

Главный геолог Северной партии в присутствии Чиновского на планерке показывал, каким образом необходимо вскрыть рудные зоны, чтобы получить информацию для прироста запасов золота на месторождении. Косноязычный, но знающий все тонкости и особенности структуры месторождения, Скобелев иногда терялся под насмешливым взглядом Чиновского. Эдуард Львович время от времени покачивал головой из стороны в сторону, делал какие-то заметки в блокноте. Потом откровенно смотрел вообще куда-то в сторону, словно его не интересовало уже то, о чем говорил главный геолог и снова покачивал головой. Скобелев принимал это за несогласие с его обоснованием проекта. Замешкавшись, взял со стола листок бумаги и, ткнув в его содержание, заключил:

— Мое обоснование опирается на данные Валова. Он на основе структурно-минералогических исследований доказал наличие пологого южного склонения минерализации в рудных зонах… Таким образом, я рекомендую в проект заложить бурение скважин по этому профилю на юге площади,- и показал на плане указкой. – Запнувшись, продолжил. – Мы также согласны с точкой зрения Глухова и Курова, которые еще десять лет назад на основе изменения удельной продуктивности и удельных запасов золота по главной рудной зоне по двухсотпятидесятой скважине показали, что ниже нулевого горизонта золото не изменяет свою тенденцию. То есть, должно сохранить содержания ниже нулевого горизонта…

— Как это понимать? – перебил Чиновский. – В двухсотпятидесятой скважине по зоне одни «слезы», а не содержания золота, а вы верите каким-то умозрительным построениям доморощенным геологам? Данные ленинградцев полностью согласуются с данными опробования скважины!

— Ленинградцы дали свое обоснование не до, а после проходки скважины,- буркнул старший геолог партии Аянов, сидевший рядом с Чиновским.

— А какая разница?- обернулся к нему Эдуард Львович.

— Большая… Просто подтянули за уши информацию, которая может оказаться недостоверной… Этим, к сожалению, часто грешат научники. Для них отсутствие золота в скважине факт, который принимают за истину…

— А вы что же, не доверяете собственным материалам опробования?- удивился главный геолог экспедиции.

— Иногда лучше сомневаться в собственных материалах, чем губить месторождение,- опять пробурчал негромко Аянов и продолжил рисовать в блокноте вензеля.

— Хорошо! Вы закончили? - обратился Чиновский к Скобелеву.

— Да, пожалуй…,- неуверенно сказал Анатолий Алексеевич и занял свое место в переднем ряду присутствующих специалистов.

Чиновский резко встал, нервно прошелся перед графикой, развешанной прямо на стене.

— Анатолий Алексеевич! – обратился он к Скобелеву. – А не кажется ли вам, что вы слишком доверяете нашим доморощенным спецам и не учитываете материалы научных исследований?! На месторождении работали специалисты отраслевого института, ленинградцы, представители республиканского института. И вы все это одним махом перечеркнули и опираетесь на весьма сомнительные построения наших геологов. Конечно, это патриотично, но… не убедительно! Отраслевой институт рекомендовал к оценке запасов новую рудную зону. Это ли не показатель их качества исследований?!..

— Эту рудную зону вскрыл еще Перов во время геологической съемки и по ней были на поверхности получены содержания золота… - Парировал Лешков, специалист по подсчету запасов месторождения.

— Ну, знаете! Мало ли когда-то геологи что-то проходили и что-то находили… Они не рекомендовали зону к приросту запасов…,- развел руками Эдуард Львович.

— Следовательно, не важно кто нашел, а кто рекомендовал?- прыснул кто-то из присутствующих.

— Я думаю, шуточки не уместны здесь! – отреагировал главный геолог экспедиции. – Нам важно принять решение к тому, где проходить тяжелые выработки, где бурить скважины, чтобы получить запланированный прирост. Я предлагаю большинство средств и объемов горных работ сконцентрировать здесь. – И главный, опираясь на рекомендации отраслевого института, изложил свою точку зрения.

Лешков не поддельно удивился:

— Выходит километровая подходная штольня будет пройдена под тело, где в принципе и так ясно, что там золото будет. Не лучше ли скважиной подбурить – дешевле и быстрее…

— Штольня ответит и на другой вопрос, есть ли «слепые» рудные тела или нет при подходе к главной рудной зоне,- ответил главный.

— Так это и сейчас ясно по структурным построениям Валова. Нет там, и не может быть «слепых» рудных тел,- парировал Аянов. – Склонение-то южное! А с севера штольней вы пойдете вдогонку зоны.

— Будут! – уверенно заметил главный геолог экспедиции. – Мы не для того платим большие деньги на научно-исследовательские работы, чтобы не проверять их рекомендации. Проверим и тогда посмотрим…

— Виноваты все равно будем мы…,- пробурчал Лешков.

— Это почему же?- Удивился Чиновский.

— А можно, я дополню свою мысль?- попросил слова Лешков.

— Пожалуйста! – развел руками Чиновский и сел на свое место.

Лешков указательным пальцем поправил очки. Повернулся спиной к присутствующим, нагнулся к погоризонтному плану месторождения.

Кто-то прыснул. Уж больно нелепо выглядил сейчас спец по подсчету запасов. А Лешков выпрямился, от волнения снова поправил очки, начал.

— Рекомендации ученых это хорошо… Правда, странные это какие-то рекомендации. Они их дают тогда, когда уже получены либо положительные, либо отрицательные результаты опробования. Отсюда и выводы их о наличии перспектив или об отсутствие оных… Дело в том, - он опять поправил очки указательным пальцем, придавив их к переносице. – Дело в том, что вначале надо перебурить двестипятидесятую скважину… Есть сомнение, что по скважине не тот выход керна по зоне, который приведен в документации. Следовательно, могут быть занижены результаты по золоту в связи с малым выходом керна. Обоснование я такое подготовил к проекту еще при прежнем геологическом руководстве. Правда, идея так и осталась нереализованной…

Второе… Мне, кажется, стоит с полным основанием доверять исследованиям Валова с Ириной Нестеровной, которые в содружестве с Республиканским геологическим институтом доказал наличие южного склонения золотой минерализации на основе структурных, минералогических и геохимических построений. Эти выводы хорошо согласуются и с данными Глухова, также проводившим позднее, но уже термобарогеохимические исследования по месторождению. Следовательно, предлагается объемы бурения направить на вскрытие рудных тел ниже нулевого горизонта именно на юге. Подходная штольня не даст новых геологических результатов! Правда, рекорд экспедици по выполнению объемов можно, безусловно, сотворить при наличии таких проходческих бригад, как у нас… Они могут установить и союзный рекорд по погонным метрам… Были бы только объемы сконцентрированы в одном месте и в условиях несложных горногеологических условий…

И третье. – Лешков обвел взглядом маленькую аудиторию, тесно сидевших специалистов, опять повернулся к планам и произнес не оборачиваясь.

— Создается такое впечатление, что мы, сермяжники, работающие на месторождении столько лет, защитившие запасы первой очереди, знаем собственное месторождение хуже, чем те, кто бывает либо наездами, либо указывает сверху, как надо делать…- И, повернувшись, пошел на свое место.

Это уже было похоже на вызов. Чиновский усмехнулся и бросил:

— Отработаем предлагаемый мною вариант – посмотрим! Вот тогда и сделаем выводы о профессионализме некоторых специалистов и прогнозистов, а также тех, кто работает на месторождении…

* * *

Проходческому коллективу Северного в Якутске вручали ордена и медали за победу в соревновании среди горнопроходческих бригад страны. Километровая подходная штольня была пройдена в рекордно короткий срок. На обслуживание рекорда проходки подземной выработки были брошены лучшие силы Северной партии и экспедиции. Снабженцы экспедиции и управления с ног сбились, выполняя любые заказы проходчиков, пошедшие на побитие рекорда страны. При этом бригады других партий, решая свои задачи по приросту запасов на других, но не подконтрольных Министерству геологии объектах, нуждались в самом необходимом… Но обкому партии нужны были рекордные показатели. И их сделали. Неважно, что это была одна бригада. Важно то, что она была…

Глядя на то, как один за другим на трибуне рапортуют о достигнутых успехах горнопроходчиков, Пантелеев, главный специалист геолотдела по золоту управления, сидевший в зале на отшибе с горечью произнес:

— Вот только для чего прошли эту штольню? Геологический результат то нулевой!

Сидевший рядом главный геолог Центральной съемочной экспедиции Ян усмехнулся:

— Чиновникам не важно, каков геологический результат получен. Им важно, что задание партии выполнено, а деньги освоены… Вот в чем вопрос…

— А вопрос-то в том, что можно было бы геологическую задачу решить всего десятой частью угробленных на проходку подходной штольни средств,- как бы продолжил мысль главного геолога Пантелеев.

— Социализм все выдержит!- отозвался с сарказмом Владимир Александрович.

— Не всё… Надорвется… Надо же! Я разговаривал со Скобелевым, а тот, знаешь, что мне сказал?

— Что?

— А то, что по данным геологов его партии и экспедиции было ясно до проходки штольни, что она не вскроет никаких «слепых» рудных тел на своем пути, кроме главной зоны, потому как их там не может быть по вскрытым закономерностям структуры, которую понял Валов. Именно он до проходки штольневого сечения на своей диаграмме на юбилейной конференции по золоту доказал наличие южного склонения и рекомендовал глубокие горизонты вскрывать бурением. А аллахюньцы как раз бурить-то умеют!

Пантелеев приоткрыл папку и продолжил.

— Вот я прикинул экономический эффект, который бы получила экспедиция, если бы вняли построениям своих же геологов и их творческим разработкам. Смотри! – И Пантелеев ткнул карандашом в колонку каких-то цифр.- Более двух миллионов рублей! Да на эти деньги можно вокруг Северного на животах исползать и изучить не один объект! И ты знаешь, еще какая у меня мысль родилась, Владимир Александрович! Оно, конечно, работяги трудились и заслуживают наград. Но вот Валова бы наградить стоило. Правда, одновременно штаны снять с тех, кто похерил его разработки.

— Да кому это нужно, Виктор Николаевич?! О чем вы говорите! У меня сложилось вообще такое впечатление, что ни наука, ни съемка, ни тематика не интересуют чиновников от геологии. За что они отчитываются перед вышестоящим руководством? За погонные метры, кубы, прирост запасов и выполнение ассигнований. Все! Доля научных разработок ничтожна по сравнению с объемами, которые летят на ветер. Доля съемки и тематики, без которых невозможно наращивать перспективы ни по одному виду сырья, малы.

Я как-то попытался доказать нашему руководству, мол, давайте оценивать результаты не потому, сколько кубов прошли или погонных метров, сколько ассигнований освоили, а сколько сэкономили погонных метров, кубов и ассигнований при решении основной геологической задачи. А они мне в ответ: мол, тогда денег на следующий год не получишь ни на геологию, ни на социальную сферу…

— Да, у нас затратная геология,- подтвердил Пантелеев. Но ты знаешь, Владимир Александрович, наши чиновники не во всем виноваты. Это общий стиль нашей затратной социалистической экономики. Не дай Бог безработица наступит… Как минимум четверть проектов пишутся на объекты, куда бы копейки не надо вкладывать… Еще четверть средств вкладывается в объекты, на которые заходим не по одному разу…Все попусту! Теперь вот придумали групповую съемку… Какой-то групповой маразм творится. При необеспеченности внутренним транспортом мы опять гробим территории. Потом опять доизучать будем… В общем, кругами ходим, пока не споткнемся о рудную залежь…

Пантелеев закрыл папку. Посмотрел, что череда награждений еще не закончилась продолжил.

— Теперь вот метнулось Министерство в другую крайность. Раньше была ставка на открытие крупных и уникальных по запасам рудных объектов. Мелочь никого не интересовала. Хотя все мы знаем, что объекты имеют разный уровень вскрытия. И какой из них мелкий или крупный еще вопрос…

— Вот этими объектами и должна заниматься наука, тематика, партии, внедряющие новые методы и методики работ,- перебил Ян.

— Да-а! Но теперь вот порешали сверху, что вообще надо всю геологию сосредоточить вокруг действующих предприятий. Словно природе можно диктовать, где и какие должны быть месторождения… Понятно, что доизучать районы с развитой горной промышленностью нужно, но это не означает, что всю региональную геологию необходимо ликвидировать.

— Ладно! Чего там говорить, Виктор Николаевич! Пошли, кажется, всем всё раздали, кто чего заслужил или обслуживал заслуживших. Мне еще на работу заглянуть надо…

Приглашенных созерцать торжественность момента, без которых публично не мог обойтись президиум, дабы засвидетельствовать свое тщание в борьбе за выполнение соцобязательств и встречных планов путем раздачи того, что запланировано было раздать еще до победы тем, кто победил, конференц-зал выталкивал из дверей, обозначенных тревожными словами «Выход!». Персон, восседавших в президиуме, принимали другие двери, которые были за кулисами, где были уже накрыты столы, а торжественные официанты готовы были наливать и потчевать их, уставших от этой канители…

Лысов, привыкший к процедуре, партхозактивов, совещаний, на которых «журили», планировали или, как сейчас, подводили итоги и раздавали регалии, относился к происходящему философски. Дело сделано. Деньги освоены, из которых ему удалось что-то приобрести и построить для экспедиции. Пожимая руки тем, кто его поздравлял за организацию такого соревнования, он выглядел буднично. Сейчас также внимал, но не заискивал более высокому начальству, сидевшему рядом или напротив, а когда насыщенные желудки пировавших не принимали и не воспринимали уже то, что те кидали в их чрево, поглядывал на пировавших и чему-то усмехался.

Захмелевший Чиновский, сидевший по его левую руку, было ринулся говорить тост, но Лысов придавил его тяжелой рукой к стулу и тихо произнес.

— Не надо, Аркадий Львович! Еще не то ляпнешь и, глядишь, спровоцируешь вопрос, а какие, мол, геологические результаты вы получили по итогам такой высокоскоростной проходки? Так что сиди, пей и лопай! Пока задарма…

Чиновский, держал фужер, смотрел удивленно на начальника экспедиции и хотел, было, что-то возразить, но Лысов вдруг громко крикнул:

— А вот наш главный геолог хотел бы что-нибудь спеть, - и захлопал в ладоши. Теплая компания вопросительно поглядывала на Чиновского и также захлопала в ладоши.

Аркадию Львовичу, не ожидавшему такого поворота дела, пришлось что-то мычать на тему «… под крылом самолета о чем-то поет …».

Лысов усмехался теперь, поглядывая на него, и говорил самому себе: «С волками жить, по-волчьи выть, дорогой!…».