Ирина Нестеровна прибежала с работы, приготовила ужин и стала собираться в поле. Это было у нее уже тридцатое… Но волновалась, словно шла в первое. Села за свой стол, что у окна (муж никогда не работал дома, все делал на работе), достала старенькую полевую книжку, где были давешние перечни снаряжения, продуктов, канцелярия, разные мелочи, которые необходимы были в поле, какие-то заметки. Все, что надо было взять из камералки, она уже сложила во вьючники: бинокуляр, агатовые ступки, компасы, молотки и всякую всячину, коя являлась всегда первоочередным и необходимым. Сейчас смотрела в записи, улыбалась каким-то своим мыслям, которые всплывали за какими-то разноцветными пометками, делала новые.

— Тебе на работе времени не хватает, так ты еще дома хахаряшками занимаешься,- буркнул вошедший муж, положив на пол рюкзак с какими-то банками.

— Не хахаряшками, а тем малым, которое делает работу и быт в поле всем комфортным, - ответила весело Ирина и, захлопнув полевую книжку, поспешила к плите.

— Не хочется есть, Ируся, не суетись! Мы там с Миней и Стукало в камералке под чарку водки, в честь предстоящего поля, консервами потчевались. Пробовали, что нам на сей раз наши снабженцы подсунули в поле. Рыба, ты знаешь, ничего. А вместо тушенки, какая-то мякина. Не поймешь, что. На погляд красива. Когда внимательно прочитали, что написано мелким шрифтом на банках, оказалось… с добавлением сои… Искали во что добавляли, то бишь мясо, не нашли. В общем, дрянь, а не консервы. Может, придется прикупить что-нибудь в магазинах…

— А на что? Зарплату уже три месяца не получали.

— Может с книжки снять?

— Там нечего снимать уже. На отъезд бы наскрести. И на первое время, как без денег…

— Вот дожились! Тридцать с гаком на Севере, а, чтобы уехать отсюда на материк – не заработали. Надо было бы еще Андрею выслать…

— Я сыну уже выслала со своей книжки!

— Умница!

Леонид поцеловал в щечку жену.

— Покинем Север, как-нибудь проживем. Это не те времена, помнишь, как приехали сюда?

— Тогда была одна страна, Леня, а сейчас другая. Тогда было проще. А снабжение, какое было!?

— Помню. Одного колбасного фарша сортов три-пять было. Мясо разное в собственном соку…

— Так, может, поедим? Что-то нас на еду потянуло? Я шурпу приготовила.

— От твоей кухни откреститься – век жалеть будешь. Давай! А, по случаю, может, вина бутылочку откроем? Как сердечко, не трепыхается у тебя.

— Нет, Ленчик. Пока терпимо.

— А может, не поедешь в это поле. Подлечишься, отдохнешь…

Ирина с такой болью посмотрела в глаза мужу, что тот махнул рукой.

— Ладно, это я так! Знаю, что для тебя значит поле.

Ирина уткнулась в широкую грудь мужа, постучала кулачками в нее, отпрянула. А в глазах были уже слезы.

— Я, наверно, умру там, на материке… Как буду без поля, а?

Она снова посмотрела в глаза мужу.

— Ируся! У меня там масса знакомых геологов. Пристроимся, я уверен. И поле будет. Мы же на Урал едем… В конце-концов мы уже не молоды. На покой нужно. Тепличку сажать, сурепку в огороде дергать…

— Ладно, милый! Давай сегодня праздновать по случаю выхода в сезон, а? У меня ведь тридцатый, помнишь?

— Помню! Приготовил тебе подарок. Подожди!

Леонид подошел к книжной полке и вытащил оттуда томик.

— Кажется, тебе понравится.

Ирина взяла книгу и когда прочитала автора, бросилась на шею мужу!

— Где ты такую вещь достал? Это же Ахматова!

— Зимой в Якутске у букиниста выцарапал. Хотел в поле тебе подарить, да вот не утерпел.

Ирина тут же, было, начала листать книгу, но раздумала и положила рядом со старенькой полевой книжкой.

— Я растяну удовольствие, Леня. Я в поле буду по странице в день наслаждаться…

— Эй, дома?

Дверь открылась и в нее протиснулась массивная фигура Стукало. Под мышкой и в обеих руках он держал по трехлитровому баллону.

— Это вам на поле, Михалыч с Иришкой. Разговеетесь в непогоду или как…,- поставил баллоны на стол Стукало.

— Куда такое богатство, Боренька?

— Кинете за милую душу, что-то продолжая жевать, ответил довольный гость, опуская тяжелую ношу на табурет. – Здесь помидорчики, огурчики со своей теплички. А осенью, глядишь, мне ящичек ягодки притараните,- хохотнул Стукало.

— Если будет,- ответил Леонид Михайлович.

— Там, куда едете, полным-полно и брусники и каменушки. Мне в свое время Варанкин рассказывал…

Дверь снова открылась, и на пороге уже стоял Ананьев. Переступая с ноги на ноги, вытащил бутылку коньяка и молча поставил ее на стол рядом с банками Стукало.

Ирина засмеялась.

— Миня! Куда тебе? Ты уже еле на ногах стоишь!

Миня улыбался и уже тянулся к Ирине, намереваясь поцеловать ее. Его широкая натура открывалась сразу же всем, когда на столе появлялось спиртное. Мягкость отношений со всеми, душевная искренность заставляла всех в экспедиции прощать ему всякие шалости.

— Пусти, Миня, поколочу!- смеялась Ирина.

— Сейчас ты узнаешь такую новость, что обязательно поцелуешь! Слушайте, господа! Мне кинули «заслуженного»! Кадры только что на хвосте принесли. Завтра начальство едет из Якутска, будет вручать.

— Ни хрена себе, за что?- удивился Стукало. – Михалычу понятно, за что три года назад «заслуженного» кинули…

— Заслужил, заслужил! – тряс руку Ананьеву Леонид Михалыч, а Ирина обхватила голову Мини и чмокнула в щечку «заслуженного».

— Я же говорил, что сама поцелуешь!- Торжествовал Ананьев, искал, куда бы поставить уже бутылку коньяка.

— Ну, все! Теперь вас со Стукало отсюда не вытуришь. – Засмеялся Леонид Михалыч. – Давай, Ирусь, мечи на стол, что есть. Обмывать Миню будем!

* * *

«Урал» проходил Желтый Прижим. Внизу оставалась Восточная Хандыга.

— Ирина Александровна, вот это да! Смотрите, смотрите туда, вниз!

— Вова, не хочу смотреть, страшно!

— Вы что, Ирина Нестеровна,- шептал студент-практикант,- это же здорово! Что Вы первый раз видите такое?

— Нет, Вова, но всякий раз, когда проезжаю это место, у меня поджилки трясутся. Вот впереди увидишь Черный Прижим, тогда поймешь, что Магаданская трасса это не шоссе у вас там, под Москвой.

Когда неожиданно «Урал» начал поворачивать налево и впереди открылась пропасть, где далеко внизу промывала наледь Восточная Хандыга, студент даже вскрикнул:

— Вот это да!

Вахтовка чуть сбавив скорость, пошла по полке. Открывшаяся панорама прижима и обрыва заставила студента вцепиться руками за заваленное спальниками и палатками кресло. Он притих и широкими глазами рассматривал то нависшие слева скалы, то обрыв справа, где пенилась река. И, когда, наконец, вахтовка сползла с полки и, круто повернув направо, обогнула скалу, Вова вскрикнул.

— Мост! Какой узенький…Не промахнуться бы!

— Скоро разгружаться будем, Вова…, - тихо ответила Ирина Нестеровна.

* * *

Валов с Ириной Нестеровной своим проектом был «пристегнут» к поисковой партии и решал тематическую задачу по обоснованию перспектив золотой минерализации, обнаруженной в процессе геологической съемки. Структурно-минералогическим картированием он с женой пытался выявить признаки минералогической зональности и, тем самым, рекомендовать к вскрытию наиболее благоприятные участки выявленных тел. Эту задачу они решали вдвоем и студентом-практикантом.

Начальник поисковой партии Сергей Шустров, в чью смету входили тематические работы Валова, не обрадовался такому сотрудничеству. Воспитанный на разведке Северного, где к институтским «варягам» относились настороженно, молодой начальник партии воспринимал Валова и Ирину Нестеровну тоже, как научников, но доморощенного уровня. К тому же, обладал невероятными амбициями. И видя, с каким уважением его геологи, техники и рабочие относятся к именитой экспедиционной чете, он откровенно и цинично иногда бросал: «Им что? они в науку играют, а нам сермяжным делом надо заниматься. Прослеживать, копать – вот вся наука! А заумными идеями прирост запасов не выполнишь. Так что хренотенью наши «дедушки с бабушкой» занимаются»,- намекал начальник на их возраст.

Кто-то однажды пытался напомнить, что эти «дедушка с бабушкой» заслуженные геологи. Но он, зло посмотрел на постаревшего на своей должности техника геолога, бросил: «Мы тоже когда-нибудь дослужимся!». Так и сказал.

* * *

Ирина Нестеровна не могла уже каждый день подниматься в сопки и все усилия направила на полевое исследование монофракций минералов, которые приносил муж со студентом. Отбирала под бинокуляром минералы. Изучала морфологию золотин, нередко попадавшихся в протолочках. Подсчитывала количественные соотношения минеральных видов, составляла таблицы и графики. При этом, как добрая мать, кормила своих полевиков, радовалось их приходу, и тут же бралась за лоток, помогала студенту промывать протолочки. Развешивала для просушки пробы, а в непогоду тащила все в палатку.

Валов поругивал Ирину, а она отшучивалась:

— Вот выйду на пенсию, вспоминать буду, Леня, как ты мне не давал в поле работать. Да и «Шустрик» чтобы видел, как мы свой хлеб отрабатываем.

Так она называла начальника партии, который вчера сделал ей замечание, что в присутствии работников его партии называла его по имени. Напомнил о субординации. Она засмеялась и повторила вслед за ним: «Хорошо, Сереженька, то бишь, Сергей Николавич»,- и прыснула в кулачок.

Она была всегда веселой. Шутила. Ее звонкий голосочек раздавался утром, когда табор еще спал, а она ласкала собак, которые почему-то дневали и ночевали около ее палатки, когда по каким-то причинам люди оставляли их на базе.

Однажды, когда длительная непогода загнала всех на базу, Ирина Нестеровна, закончив смотреть протолочки, что-то посчитав и составив график, показала мужу.

— Смотри, Леня! Здесь чертовщина какая-то! Золото тянет вверх. Книзу его в жилах становится мизер. Ассоциации блеклых руд, с которыми связано золото – вверху. Книзу их количество тоже падает…

Валов посмотрел результаты.

— Ируся, ты точно подтвердила мои структурные представления о рудном поле. Вот смотри…

И Валов, развернув свои структурные схемы и уже почти законченную таблицу возрастных взаимоотношений трещин и подвижек по ним, показал, как по его представлениям в пространстве и времени разгружались минералами стадии рудообразования. Ранние ассоциации занимали низ зон и жил, а золото с блеклыми рудами тянулось вверх.

— Как здорово… Значит выходит вот эта богатая часть жилы уже вскрыта?

— Получается так! И ты это подтвердила своими выводами. Чтобы я без тебя делал?

— Ну, уж, скажешь! Это вы с Вовой структуру в маршрутах расшифровали. А я что?

— Ирусь! Не хандри. Ты сделала то, что этот толстолобый Шустрик до конца дней своих не поймет, что в геологии, кроме того, что «следить» и «копать» нужны еще мозги. А я уверен, что он будет копать зоны, в которых нет золота, потому как мощные и в них закопать можно весь золотовалютный резерв страны.

Ирина засмеялась. Ты знаешь, я ему вчера намекнула, что, мол, золото тяготеет к верхам, что жила и зона, которые он долбит канавами внизу, потеряли значительную часть золота и оно давно в россыпи, где сейчас старатели моют. А он буркнул: «Ваши выводы порочны, потому как не на чем не основаны. У меня будут канавы и бороздовые пробы. По результатам анализов весной и скажу, что и почем…». А я ему говорю, мол, тогда поздно будет. Партия закончит горные работы на этом участке и уйдет в другие места объемы вкапывать. Для чего тогда мы здесь сидим? А он так искоса посмотрел на меня и бросил: «А что с пенсионеров возьмешь?»

— Так и сказал?

— Да!

— Этот далеко пойдет,- грустно заметил Валов.- Голос поставлен. Команды отдает четко. Чем не енерал… Господи, и ведь найдутся, двинут куда-нибудь вверх и будет командовать не только людьми, но и геологией … А, все-таки, завтра я его приглашу и покажу результаты работ. Может, что и разумеет, перенесет работы вот сюда. – Валов показал карандашом в приводораздельную часть, где в развалах кварца в протолочках было хорошее золото.

— Такого не вразумеешь, Леня, - вздохнула Ирина и прилегла на спальник. Достала томик Ахматовой.

* * *

Ирина Нестерова была тенью Валова. Незаурядный геолог, Валов имел подле себя не только любимую женщину, ринувшуюся за ним на Северо-Восток, и всю жизнь была ему благодарна за это. В ее лице он обрел истового минералога и петрографа, геолога и геоморфолога. Чем бы не занималась Ирина, все доводила до изящества, в котором просматривалось не только мастерство, но и новизна подхода. Вот только, как она ему не раз говорила, была трусихой. Боялась публичности, стремилась на техсоветах забиться где-нибудь в уголочке с подругами и смотреть на баталии геологов, радевших дойти до истины. Очень переживала за свое дело. И это надломило ее слабое сердечко. Болела, но не жаловалась. Об этом знал только муж. А когда оказывалась в больнице, стремилась убежать и всячески уговаривала врачей допустить до полевых работ…

Отдав в руки самое сильное звено в познании вещественного состава руд жене, Валов сконцентрировался целиком на закономерностях формирования структур рудных месторождений и добился многого. Но все его построения были бы мертвы, если бы не минералогические исследования Ирины. Их тандем удивлял геологов. К их мнению прислушивались, их мнением дорожили.

Ирина Нестеровна трудилась до самозабвения. Всегда приходила рано утром, и работала, пока никто не мешал. Засиживалась часто допоздна. И тогда Валов приходил за ней, выключал микроскоп и увлекал домой. А она дорогой рассказывала мужу, что ей удалось заметить нового, какие закономерности удалось найти. А наутро, словно и не была перегружена работой накануне, безотрывно смотрела то прозрачные шлифы, то полировки, то трудилась над разрезами и картами. А то вместо неповоротливого и словоохотливого геолога партии отбирала под бинокуляром монофракции, которым не было числа.

Когда кто-нибудь заходил в кабинет и говорил ей, чтобы та хоть отвлекалась немного и берегла глаза, она отшучивалась. А Валов то ли в шутку, то ли всерьез, а может и с гордостью, замечал: «Это помело трудно оторвать от микроскопа, если оно вперилось в него».

Все что удалось Валову сделать в геологии и научных изысканиях, все принадлежало ей, его Ириске, как иногда ее называл в кругу близких людей. А она нала нишу в его тени и была счастлива тем, что эта тень существовала. Ей было хорошо в этой тени, потому как в тандеме кто-то был обязан быть впереди или на виду.

* * *

Наутро, как и обещал жене Валов, пригласил в палатку начальника партии и показал предварительные результаты работ. Шустров смотрел в диаграммы трещиноватости, в схемы и таблицы последовательной истории развития деформаций, в вынесенные на планы количественные соотношения минеральных видов, изученных в протолочках, на ряды минералогической зональности и молчал. Когда же Валов закончил на том, что горные выработки нужно было бы теперь перераспределить в соответствии с новой полученной информацией, начальник партии заключил.

— Это ваша точка зрения, Леонид Михайлович! А мы будем работать по проекту. Как показаны проектные канавы на планах, так и будем бить. И нечего здесь мудрить. Мне за проект отвечать. А ваши построения не согласуются с моими представлениями о закономерностях, какие я вижу. Будем бить канавы там, где бьем. А там… анализы покажут, что, где и как…

— Так ведь поздно будет, Сережа! Ой.., прости, запамятовала, Сергей Николаевич! Мы опираемся не только на структурные, но и минералогические данные. А это есть полевое выражение аналитики. Золото вверху, а не внизу,- взорвалась Ирина Нестеровна. – Мы упустим момент, на следующий год, если не будет результатов нас прикроют…

— Ну, вас, может, и прикроют! Я бы, честно говоря, и сейчас бы это сделал, с превеликим удовольствием, будь моя воля. А вот насчет нас…, еще посмотрим!

— Слава Богу, что это не в твоей воле нас закрывать, - съязвил Валов.- Но тебе предлагают-то не все объемы перенести вот сюда, наверх, а только часть. Запузырь половину объемов под свои проектные канавы, кои сам и наметил, не выезжая в поле, а часть объемов заложи здесь. Вот и сравним две точки зрения на объект по результатам опробования. А то ведь может пшик оказаться, если твои канавы внизу окажутся без золота. И никакого прироста запасов ты не получишь.

— Здесь как минимум полторы-две тонны!- Давил Шустров.

— Здесь может не оказаться и пятисот килограммов!- отрезал Валов. – Пойми! Весь прирост будет здесь, а не там, где ты ожидаешь. Мы сделали протолочки по твоим канавам и там пусто, понимаешь. Вот здесь значки, а вот здесь их больше,- тыкал пальцем в план поисковых работ Валов.

— Ладно! Мне ваша точка зрения понятна. Вам бы с Ириной Нестеровной Глухова пригласить в свою компанию, тут бы вы дискуссию, может, устроили, и он бы с вами согласился. Только мне эта муть дискуссионная ни к чему. Я буду выполнять геологическое задание. Для меня оно закон, а не ваши претензии на истину.

— Ну, Глухова, ты напрасно сюда приплел. Тебе до него расти и расти. Если это вообще для тебя возможно…

— Мы тоже университеты кончали и знаем пока что делать. Вот будете у меня начальником, значит я буду дурачком. А пока…

-… значит мы дурачки?

— Я так не сказал, Леонид Михайлович. Пока я здесь отвечаю за проект, за объемы. Вы за свою часть – специализированную, в которой кроме вас и Глухова никто не разбирается. А на техсовете меня спросят в первую очередь за объемы, канавы, количество отобранных проб.

— Но мы-то как раз и предлагаем разместить их рационально,- воскликнула Ирина Нестеровна. – В противном случае, зачем эти специсследования нужны?

— Ладно!- махнул рукой Валов.- Ты, Сергей зациклился на объемах, а того не разумеешь, что кроме кайла и лома еще голова у геолога почему-то есть. Думать надо, куда объемы закапывать.

— Хорошо! Договорились… Думаю, каждый останется все-таки при своем мнении. За прирост и объемы, повторяю, я отвечаю, не вы.

— А если окажется, что запасов в две тонны золота, как ты считаешь, не будет, а пшик получится, что тогда? – спросила Ирина Нестеровна.

— Что-что… Природа она… не фраер, чтобы каждому под нос по богатой жиле подсовывать. Только вы свою точку зрения тоже не сможете доказать, потому как канав у вас не будет. Так что вам и крыть не чем будет. А проектные канавы для меня закон.

— Откуда у тебя такая упертость? – изумился Валов.

— Оттуда! Вы своим авторитетом можете на техсовете давить, а здесь не техсовет. Короче! Объемы будут распределены строго по проекту. Все!

И начальник партии вышел.

— Представляешь..? – У Ирины навернулись слезы на глаза.

— Успокойся, Ирусь! Еще не стоило нервы тратить на такое самодурство.

— Сколько себя не помню в геологии, не было таких упертых и озлобленных людей в экспедиции, а тем более, среди начальников партий,- схватилась за голову Ирина. – Канули интеллигенты в геологии, остались самодуры с ограниченными возможностями мыслить…

— Сами выпестовали! Сами. Озлобленный какой-то тип получился. Ведь надо же, проект для него буква! Да если бы в кабинетах истину клали на бумагу, зачем тогда вся наука и практика понадобилась!?

— Представляешь, недавно показал на халькопирит и радостно мне сообщил, что это медьсодержащие блеклые руды. Я ему говорю нет, не блеклые у тебя. Давай качественную реакцию сделаем, увидишь? Так он засмеялся и махнул рукой…

— Я, думаю, скоро уже пирит от халькопирита уже не отличат, а не только пытаться распознать блеклые руды. Это крах какой-то наступает в рудной геологии. Крах, Ирусь.

* * *

Сезон заканчивался. И впервые Ирина не получила от него того наслаждения сделанным, которое всегда ее сопровождало и звало всегда в новый. Она внезапно почувствовала физически и морально тяжесть последнего поля. Нет, ее не сердце волновало. Хотя, нет-нет и выползала откуда-то из нутрии не то боль, не то тяжесть. Ее взволновала вдруг , ни с того ни с сего, возникшая вокруг нее пустота. И она не знала, почему. Уходила от палатки к ручью. Просиживала там в одиночестве.

Лиственницы еще радовались последним лучам уходящей теплой осени, а тоненькие березки выдавали приближение холодов последними бальными нарядами на фоне празднующей зелени ольшаника. Две пищухи нагло вытягивали мордочки, старались разглядеть в неподвижной фигуре женщины опасность. Но та не двигалась. Они смешно потягивали воздух своими носами, волновались и никак не могли решиться броситься протоптанными тропками на заготовки, так как нечто неподвижное диссонировало с камнями, давно им знакомыми.

Ирина улыбалась, но сидела неподвижно, пока пискнув последний раз, пищухи не разбежались в противоположные стороны…

Вернувшись в палатку, Ирина прижалась к мужу и тихо заплакала.

— Ты что, Ирусь! Все хорошо… Все хорошо, успокойся. Переживаешь, что этот Шустрик нахамил?

Она покачала головой.

— Нет, Леня, нет… Понимаешь, я только сегодня поняла, что мы с тобой прожили жизнь. Прожили…

— И хорошо прожили, Ирусь! Ты всегда так мечтала прожить, помнишь, говорила…поле для меня всё! Вот оно твое поле, что же ты плачешь, родная?

— Не знаю, Лёнь. Не знаю… Не так думала закончить свою полевую жизнь. Хотелось до последнего наслаждаться, а получилось… В общем, я хочу домой Леня. Правда, теперь я не знаю, что это такое? То, что у нас осталось в поселке или то, что нас ждет впереди? Не знаю, я, кажется, скоро умру, Леня…

— Что ты лопочешь, помело мое дорогое. Так нельзя. Вот завтра загрузимся, выедем на трассу, а там осень тебя приведет в порядок. Это ты просто устала, устала, родная. Ну, поплачь, поплачь… А ты знаешь, что мне сегодня утром сказал Вовчик?- отвлекал муж жену.

— Что?

Леонид вытер тыльной стороной ладони глаза жене. Улыбнулся в бороду.

— Он сказал, что никогда не думал, что люди в таком возрасте могут быть детьми. Имел ввиду нас с тобой. А я спросил, хорошо это или плохо? Он почесал свой тщедушный пушок на бороде и выдохнул. Просто смотрю на вас, и мне, кажется, что вы с Ириной Нестеровной счастливы. Так не бывает со взрослыми. Это почему же, допытывался я? Не знаю, ответил он. Может быть, вы просто не от мира сего…

— Так и сказал?

— Так и сказал.

Ирина улыбнулась.

— Вообще-то у нас с тобой всегда были хорошие практиканты, правда?

— Правда, родная. Пошли, кажется, каюр вернулся. Пойду договариваться, во сколько выходить будем к трассе.

Ирина села на нары. Перебрала на столе бумаги. Взяла с полочки в руки томик Ахматовой. Вышла из палатки. Студент старательно выводил на ящике название партии.

— Вова, возьми, пожалуйста,- протянула томик Ахматовой Ирина.- Может тебе понравится?

Студент взял в руки книгу.

— Это что, стихи?

— Стихи, Вова. Очень хорошие стихи. Возьми на память от нас… с Леонидом Михайловичем.

— Спасибо, Ирина Нестеровна. Только вот мне нечего подарить вам, а так хотелось… Может я пришлю вам что-нибудь из Москвы, а?

— Это не обязательно, Вова.

* * *

Трасса серой лентой огибала вспыхнувшие осенними красками деревьев косогоры. Особенным убранством отличались тополя внизу, в долине реки, а по склонам кустарники березняка. «Урал» вывозил отряд Валова. Студент сидел рядом с водителем. Это Ирина уговорила мужа, посадить практиканта в кабину. «Пусть посмотрит на нашу верхоянскую прелесть. Пусть запомнится ему его первый сезон. Помнишь, как мы втроем в кабине ехали первый раз по трассе? Что-то запало тогда, да так, что тридцать пять лет прошло, как один день…».

На защите полевых материалов Шустров будет игнорировать по-прежнему материалы Валова и Ирины Нестеровны. За выполнение объемов геологического задания партия его получит отличную оценку. А весной, когда придут анализы, большинство канав окажется у него без золота. Прирост запасов едва составит пятьсот килограмм вместо двух тонн. Валов с женой оказались правы. Но они были уже далеко. На Урале, пополнив ряды безработных пенсионеров.