В теории катастроф есть представление о «колонне Эйлера». В состоянии устойчивого равновесия, чтобы ее разрушить, потребуются значительные усилия. Но если центр тяжести колонны непроизвольно сместится в какую-либо сторону, то колонна из устойчивого состояния переходит в неустойчивое. Тогда потребуется минимум воздействия, чтобы она разрушилась.

К девяностому году СССР представлял собой подобие «колоны Эйлера», перешедшего в состояние неустойчивой экономики, и в состояние социальной напряженности. Власть Горбачева ничего не предпринимала конкретного для того, чтобы вывести страну из надвигающейся катастрофы. Мало того, она «проедала» то, что взяла у предыдущей власти. Если в 1985 году золотой запас страны составлял около 2000 тонн, а внешний долг достигал 20 млрд. долл. США, то к 1991 году золотой запас страны составлял около 200 тонн, а долги уже доходили до 100 миллиардов долларов США.

8 декабря 1991 года трое, жаждущих власти, тайно, а, следовательно, преступно, потому, как боялись еще существующей власти, встретились в Беловежской Пуще.

Этого оказалось достаточно в условиях неустойчивого положения в обществе, чтобы СССР развалился.

Пройдет время и мнение ведущих политиков и тех, кто вообще к ним не причастен, назовут подписание документа о распаде СССР заговором. Некоторые будут утверждать, что судьба СССР была предрешена. Но они лукавят, потому что 70% участвующих в референдуме людей СССР проголосовали за Союз.

Первый и последний Президент СССР, знавший о заговоре, пальцем не пошевелит, чтобы предотвратить его, потому, как боялся, как бы чего не вышло. А попросту способствовал заговору. Редчайший случай в истории борьбы за власть, когда заговорщики и те, которые должны были предотвратить заговор, боялись друг друга.

Валов позвонил Глухову:

— Слушай, оторвись от дел, есть новости. Зайди к нам, здесь много народа собралось…

Глухов шел по полумрачному коридору. Вдали горела единственная лампочка. Из перебинтованных резиновыми хомутами труб отопления капало, как и в прошлом отопительном сезоне, отчего на полу образовались наледи, и в полумраке можно было расшибить голову.

«Черт! Сколько же еще хомутов надо поставить на проржавевшие трубы, чтобы понять, что их менять надо!»,- сетовал Александр, пробираясь к лестнице, ведущей в новое каменное здание.

В кабинете Валова было полно народу.

— Малый техсовет, что ли?- приветствовал присутствующих Глухов. – Чего решаем?

— Как жить!- ответил за всех Суров.

— Очень просто,- ответил Глухов. – Надо просто жить, как говаривал Панов.

— Так ты не в курсе дела, что произошло в стране?- спросил Валов, помогавший снять с плеч полушубок с Глухова.

— А что у нас может произойти еще после всего, что уже есть?

— А то, что вчера похоронили Союз!

— Не понял!?

— Сидишь в своей конуре внизу, и даже радио не слушаешь. Однажды постучатся в твою дверь и спросят, в какой стране живешь, Глухов? А ты похлопаешь глазами и скажешь – шутники! – засмеялся Суров.

— Так все же?- спросил Глухов.

— Собрались трое в Беловежской Пуще: Кравчук, Шушкевич и Ельцин, отужинали, а потом подписали документ, что они независимы друг от друга. Стало быть, каждый стал государем в своих бывших республиках,- подтвердил Валов.

— Раз нет Союза, тогда Горбачев президент не существующего государства. А мы не его подданные,- отшутился Стукало, что-то жевавший в углу.

— А чьи же мы? – спросил Глухов.

— Ничьи!- засмеялся Ананьев, а за ним остальные.

Вошел Алпатов.

— Все смеетесь! Здесь плакать надо… И, вообще, чаем кто-нибудь напоит?

— Смех сквозь слезы,- отозвался Валов. – Ирусь, - обратился он к жене,- налей начальству чайку.

— Выходит треть в нашей экспедиции иностранцы теперь,- отхлебнув горячего чая, хмуро произнес Алпатов. – И что там думают в Кремле?

— А некому думать! В Кремле Горбачев сидит и не знает, что делать. За него Ельцин решает.

— Вот и закончилась драчка между ними. И надо было Горбачеву турнуть его из своей камарильи!…- вставил Джаник Баскарев,- правили бы вдвоем, больше, может быть, толку было.

— Драчка, по-моему, еще между ними не закончена. Союз пока существует, хоть и в ущербном виде и на бумаге. Не все еще разбежались. А вот, действительно, как все обернется? Но меня интересует другое,- Алпатов сделал паузу. – Меня интересует, что будет с геологией…

— А что с ней сделается, как была советской, так и останется!- отозвался Суров.

— Это был бы не худший вариант. Мне, сдается, грядут тяжелые времена. Пришла бумага сверху о пересмотре пообъектного плана. Рекомендуют ужиматься…

— И кого будут ужимать?

— Пока начальство не решило. Но, мне, думается, это коснется, в первую очередь, самых затратных работ – разведки, а может и поисков…

Все задумались.

— А вы знаете, братцы? – прервал молчание Валов,- чудно, как-то получается… Ну, предположим все республики разбегутся, а ведь вся геологическая информация остается в России? А это карты, запасы месторождений различных руд и металлов, в том числе стратегических… Это же бесценная информация…

— Мало того, у нас полно геологов из Республик, теперь бывшего Союза, по всей стране разбросаны. Молдоване у нас россыпи моют… Украинцы проходят выработки,- добавил Алпатов.

— Н-да…,- протянул Суров,- заварили кашу. Похоже вернулись к княжествам… Передеремся скоро.

— Нет, братцы, это просто распад. Распад социалистической империи под названием Советский Союз. Запад давно прошел эту стадию, сейчас очередь дошла до нас,- задумчиво сказал Глухов.

— Чепуха! У нас же не колонии были?- заметил Ананьев.- Напротив, мы в Республиках Союза помогали им создавать ту же геологическую школу, поднимали образование…

— Тащили их социализм,- добавил Валов.

— Вот-вот! – подтвердил Алпатов. – Теперь Запад их тащить будет вместе с нами в капитализм!

— А что?- вступил Джаник Баскарев. – Попробуем развернуться, где наша не пропадала!… Первые в социализм и коммунизм, первые, опять же, повернем из коммунизма в капитализм…

— Так и будем крутиться перед Западом, по а нас за «голубых» не примут … ,- прости, Ира!- спохватился Стукало.

Глухов возвращался по узкому коридору с наледями к себе в кабинет и подумал: «Может, действительно и перестанут когда-нибудь хомутами затыкать дыры в отечестве, как мы сейчас трубы в отопительных системах на Севере?… Да и что оно теперь за отечество, что называть его?… По крайней мере, Россия останется… Что не делается все к…». – Он хотел сказать самому себе – к лучшему, но у него не повернулся язык даже самому себе сказать это.

* * *

В отсутствии начальника экспедиции Алпатов созвал совещание начальников партий в своем кабинете. Стульев не хватало, их притащили с кабинета главного инженера, который вместе с начальником экспедиции был в Якутске.

Иван Владимирович потянулся к чашке чая, отхлебнул и начал.

— А теперь новость! Не знаю, даже, радоваться или нет, но пришла радиограмма о реформировании в геологии. В связи с распадом СССР реформируются министерства и ведомства. На базе Министерства геологии СССР создана новая структура: Комитет…, забыл, как будет точно называться, в общем, кажется… Комитет Российской Федерации по геологии и использованию недр …

— А какая разница?- спросил Валов.

— Большая… Если бюджетные деньги Министерство геологии, в первую очередь, тратило на воспроизводство природных ресурсов, теперь будет заниматься недропользованием от слова «использовать недра». Другими словами грядет приватизация ресурсов недр…

— Как это?- удивилась Ирина Нестеровна.

— Очень просто! Грядет получение лицензий на право недропользования, в том числе и на право заниматься изучением недр… А там дадут или нет лицензию – много вопросов. Для получения горного отвода понадобится земельный отвод. Земля в улусах… Попробуйте с ними договориться? У них власть, они захотят свою долю иметь в бюджет. Но эти затраты можно втолкнуть в стоимость проекта. А вот здесь и собака зарыта. Удорожание проектов при дефиците средств у государства заставит его уменьшить затраты на геологию, и в первую очередь, на региональные работы, лишить экспедиции предварительной и детальной разведки. А ведь там основные деньги, за счет которых мы можем осуществлять геологическое доизучение, поиски… Одним словом, приближаются тяжелые времена.

— А кто будет выдавать лицензии, новая структура в Москве?- спросил Валов.

— Кто его знает… Поговаривают о механизме «двух ключей».

— Сим-сим – открой дверь? – съехидничала Ирина.

— Я так понимаю, что право лицензирования будет у Москвы и Центра. А вот как это будет осуществляться, на какие работы и на какие объекты – подождем.

* * *

События в стране развивались стремительно. Но геологи еще защищали отчеты, писали новые проекты. Инерционная машина управления, запущенная в крепком Союзе, даже после его распада работала. Но постепенно она начала давать сбои. На смену советской системы управления приходила молодая, зачастую непоследовательная, рисковая система.

Финансовая и экономическая реформа 1992 года вмиг сделала весь народ одинаковым – нищим. Народ не только потерял все свои сбережения «на черный день». Он неожиданно понял, что «черный день» наступил неожиданно, как зима в России. Другой бы народ поднял на штыки власть, покусившуюся на его, что ни на есть частное, накопленное с таким трудом. Но народ безмолвствовал, поскольку слишком был глубоким шок, в который его погрузила власть монитористов Гайдара. Новое правительство, которому дало карт-бланш удовлетворенное самолюбие Ельцина, такого же партбосса, как и Горбачев, но которого он смёл в результате «демократического переворота» торопилось с реформами. Уверенность народа в завтрашнем дне растворилась также, как развалился Союз от одного, даже плохо задуманного заговора в Беловежье. Настолько была слаба прежняя власть, которая с большим трудом сама понимала, что происходит.

* * *

— Я вот зачем позвал тебя, Дмитрий Сергеевич,- обратился к вошедшему в кабинет Боравлеву начальник экспедиции. – Пришла установка о ликвидации парткомов. Тебе надо перестраиваться…

— Нам перестраиваться!- ехидно заметил Боравлев, садясь напротив начальника, положив ногу на ногу и отвалившись на спинку стула. – Ты такой же партийный выдвиженец, как и я…

Этим он невольно показывал начальнику, что даже в сложившейся обстановке он еще не выплюнутая жвачка. Чиновский наклонил голову, усмехнулся. Но ничего не сказал. А Боравлев добавил:

– Хватило бы и одной перестройки с Мишкой Меченым на наши головы…

— Ладно, Дмитрий Сергеевич, я о другом! – Откинувшись на стул, запрокинув при этом руки за голову, и громко зевнув, продолжил Чиновский. – Нам с тобой перестраиваться надо! Есть план. Пока все пошло через пень-колоду надо пользу хотя бы для себя извлечь. Из заявлений новых властных структур следует, не тебе объяснять, Дмитрий Сергеевич, демократия приведет к рынку. Рынок без денег не работает. Денег у людей нет. Они в бюджете. Грядет раздел собственности. А собственность – это те же деньги. Первоначальный капитал, Дмитрий Сергеевич.

Начальник выпрямился. Положил руки на стол и продолжал.

— Так вот! Пока суть, да дело, нужно организовать структуру, которой можно было бы передать часть собственности. Не все, конечно. На первом этапе это часть транспорта, тяжелой техники, кое какие материалы… В общем понимаешь, о чем я говорю…

— Не совсем! Какая моя роль в этом?

— Непосредственная, Дмитрий Сергеевич! Непосредственная… Слыхал, что нефтебазу под личиной новой структуры под свой контроль уже поставила теперь уже бывшая партийная власть, а ныне назвавшаяся демократической? То-то! И нам спешить надо. Вот я и пригласил тебя обмозговать, что нам делать. А случай нам просто благоприятствует. В такой обстановке никто даже не спапашится, что происходит на предприятиях. Пока Чубайс будет размахивать ваучерами и перераспределять собственность, мы создадим коммерческую структуру в экспедиции. Так сказать, в свете рыночных намерений. А коммерческим директором сделаем тебя, Дмитрий Сергеевич. На первых порах коммерческая структура будет выполнять снабженческую роль. Этого никого не удивит и не насторожит. А чуть позже выведем ее из экспедиции как самостоятельную структуру, придав ей транспорт, технику, в общем, все то, что раньше работало на геологию. Бюджетных средств не будет, это я уже точно знаю. Геология на ладан дышит. Ты ведь знаешь, нам для поддержания штанов даже попутную золотодобычу разрешили. Вот и превратим коммерческую структуру в золотодобывающее предприятие по типу…, ну, может быть, старательской артели. Но она уже будет иметь технику, оборудование бывшей экспедиции. Все законно! И это предприятие возглавишь ты, Дмитрий Сергеевич!

— А как же ты? В чем твой интерес Аркадий Львович?

— Ты будешь делиться!- как гвоздь забил Чиновский, и поглядел пристально в глаза собеседнику, как бы проверяя, не ошибся ли он, сделав ставку на уже бывшего секретаря парткома.

* * *

— Что? Опять к россыпям вернулись! – буквально ворвался в кабинет Глухова Суров.

— К россыпям!- ответил Глухов, перебирая стопку отпечатанного проекта на новую площадь.

— А нас, съемщиков, куда?

— В задницу!

— Не понял?

— Это крах геологии, Коля!

— В чем он выражается? Деньги вроде бы на геологию дают…,- парировал, было, Николай Григорьевич.

— Вот именно, вроде бы… Ты посмотри, на что они идут? На самом деле на золотодобычу. У всех крыша поехала. Попутная добыча на поисках уже обрастает планом намывки золота. Мало-мальски опытные геологи уже в старательской артели у Боравлева. Весь транспорт и техника практически у него. Инженерная служба вся повернулась туда же. Там деньги большие ворочаются, зарплата. У нас – ни зарплаты, ни людей. Некому завтра будет, Коля, не только в поле идти, но и отчеты дописывать. Все граммы и килограммы золота считают. Все!

Кстати, помнишь кружок по нетрадиционному золоту? Из россыпей, пространственно тяготеющих к минерализованным дайкам, скоро около тонны возьмут. А оно не кончается… Есть золото и коренное в Сетте-Дабане, да, видимо, другое поколение будет с ним разбираться.

Глухов отложил в сторону стопку бумаги, продолжил.

— Под шумок за бюджетные, то есть, наши геологические деньги, организована структура, которая похоронит все: и поиски, и съемку, и картосоставительские работы. Всё, чем насыщена была геология. Останется только добыча. А добывать еще есть что, Коленька. Много накопытили мы в свое время. А здесь уже поговаривают об акционировании. А это уже, Николай Григорьевич пахнет приватизацией всего и вся, вместе с нами.

— Ты загнул, Саня!

— Дай Бог, чтобы я ошибся, Коля.

— Без работы не останемся… Пенсия у меня на носу, а у тебя еще ближе.

— Да, недалеко до нее,- почесал затылок Суров. – Правда, в пятьдесят пять лет на пенсии болтаться не хочется. - И хитро посмотрел на Глухова.

— У тебя там, в сейфе, ничего не залежалось, Саш?

Глухов молча открыл дверцу сейфа, вытащил оттуда бутылку, в которой на донышке виднелся напиток.

— Это все, Коля! Я второй месяц зарплаты не получал. Вот даже аванс в командировке прозевал. Допивай!

— Там разве что губы помазать, Саш. Опустился ты совсем. Даже горло промочить нечем у тебя. Дожился! Ну да ландо, хоть в кофе вылью что ли? У тебя кофе-то есть?

— Ишь, гурман нашелся! Кофию ему подавай! Да еще с коньяком. К Валову иди, там всегда есть. Я нищ, Коленька. А на «протопопки» ничего не дают, кроме зерна, рыбы и мяса.

Глухов кивнул в сторону стопки бумажек с печатями от главы администрации Протопопова, представлявшими собой ни что иное, как талоны, которые отоваривали в магазинах по случаю абсолютного дефицита всего.

— Так ты еще богат, старина. Я месячные талоны свои на бутылку давно у завхоза поменял.

— А на что же жить будешь месяц, Коля!

— У меня с поля крупа осталась и тушенка. Чай еще есть и сахар. Муки малость. Может тебе дать?

— Не надо! Пока не голодаю…

* * *

Боравлев позвонил Глухову и пригласил его к себе.

Глухов давно не общался с этим человеком и сейчас с интересом рассматривал его, как тот задницей вертел вращающееся кресло и отдавал кому-то приказания.

— Я деньги плачу! Посылай всех … Куда? Очень далеко, откуда дети берутся!… Но завтра, чтобы проблему топлива решил. Не решишь, будешь работу искать, понял? И еще… Что там у нас с магазином? Когда? Я тебе б…ь, голову оторву. Власти испугался. В жопе она!.. Она мне должна, а не я ей, понял, урод. Делай!

Боравлев положил трубку и посмотрел на Глухова. И странно! Перед геологом сидел совершенно другой человек, в котором от партсекретаря остались разве что коротко стриженные усы. В глазах стыла какая-то саркастическая хитринка, означавшая нечто странное, вроде того, мол, вот вы все такие умные, но что стоит за вашим умом? Вчерашний день! А сегодня я хозяин…, я! И даже кабинет бывший парткомовец не поменял. Только слиняли с полок труды классиков коммунизма и портрет Горбачева. На его месте была карта задранного полигона, обнажающего не извлеченную пока россыпь.

— Василич, я знаю, что у вас нет зарплаты. Неплатежи сейчас по всей России. Но я смогу вам помочь. Правда…, мне нужна информация. Как вы полагаете, на самом деле, сколько можно взять на Сентябрьском?

— Дмитрий Сергеевич! В лицензии твоей все же указано…

— Меня это не интересует, сколько там? Мне важно знать, сколько можно взять на самом деле?… В свое время на техсовете вы говорили о том, что там запасы занижены… А мне нужно сейчас развернуть добычные работы. Стоит ли брать лицензию на два его притока или нет?

— Это допрос?

— Что вы, Василич! Это просто деловой разговор. Минутку!

Боравлев набрал номер по внутреннему телефону.

— В кабинет принеси кофе, сладкое что-нибудь и быстренько!

Он повернулся и мягко продолжил.

— Мы делам общее дело, Александр Васильевич. Вы продолжаете заниматься наукой и с Богом! Я буду добывать то, что геологи напрогнозировали. Ну, то бишь, мы с вами… Но есть сомнения… Стоит ли вкладывать деньги дальше в этот золотоносный район?

Глухов понимал, о чем говорит бывший партсекретарь, а ныне возглавлявший какую-то коммерческую структуру, в сущность которой он не вникал и не хотел вникать. Но кроме всего того Боравлев еще возглавлял и старательскую артель. Разъезжал на иномарке. Такая же была уже и у начальника экспедиции. Но теперь ему не совсем было ясно, кто руководит экспедицией, то ли прежний начальник, то ли новоявленный хозяин… А вот Боравлеву явно не хватало информации, хотя ее было получить нетрудно, обратившись к фондовым материалам. Но бывшему геологу и партсекретарю, видно, было уже не до этого. Он шел по проверенному пути. Покупал на корню не только людей, но и их мысли.

— Я, думаю, стоит,- неопределенно сказал Глухов.

В дверь вошла жена Боравлева и на дорогом подносе принесла две чашки кофе и какие-то сладости, которых никогда не пробовал Глухов.

— Спасибо, дорогая! Иди!- сказал Боравлев и сам подсунул чашку кофе Глухову.

— Мне, Александр Васильевич, не предположения нужны, мне обоснование, которое меня бы убедило в том, что там есть золото.

— Так у тебя же с начальником экспедиции целая геологическая служба, что ко мне обратился?- не притрагиваясь к кофе, сказал Глухов.

— Пошли они все в задницу! Мне нужны не разговоры и бумаги, а уверенность в том, что там на самом деле в россыпи? килограммы, десятки килограммов, а может сотни? Мне лицензию получить на притоки Сентябрьского – два пальца обос…ть. Но всем надо дать на лапу. Понимаешь? А потом возиться с какой-то там мелочевкой. Мне разворот нужен! Понимаете, Василич, объемы нужны, а не мелочевка. Вы же, помню, утверждали, что там могут быть увеличены запасы. Каким образом и, главное, на сколько?

— А почему тебе, Дмитрий Сергеевич, мое мнение так важно стало? помнится, раньше сам скептически смотрел на мои прогнозы и считал их мягко сказать, не обоснованными. А Главному геологу просто в рот смотрел…

— Дело прошлое, Василич. Главный мне предлагает долину речки разведывать. А на хрен мне такие затраты? Там в россыпи с Гулькин Нос золота. Другое дело притоки… Мне хочется рискнуть и взять лицензию на эту мелочевку. Можно ли ожидать там прирост хотя бы в сотни килограммов вместо десятков, указанных в лицензии?

— Можно! Только сможешь ли достать россыпь?

Потом немного подумал и продолжил:

-Там может быть не одна сотня, Дима.

— Вот это другое дело! Давай к кофейку по коньячку, Василич, дорогой! Твоя уверенность мне ближе, чем мычание главного геолога. Давай, дорогой, «Наполеончика», и вздрогнем.

— Не пью на работе, Дмитрий Сергеевич!

— Брось, Глухов, советские замашки!

— Ты же сам их утверждал!

Боравлев рассмеялся.

— И вы серьезно ко всему тому, что, слава Богу, кануло в Лету, относились? Вы же умный человек, Глухов! То все была хренотень. Сейчас только жизнь начинается. Свободная! Делай, что хочешь и получай, что заслуживаешь. Спасибо за информацию, Александр Васильевич! Я скажу начальнику экспедиции, чтобы тебе долги по зарплате вернул. Пока, дорогой!

К вечеру Глухову позвонила кассирша и выдала зарплату за два месяца.

— А ее всем дают?- спросил Глухов.

— Что Вы, Александр Васильевич! Это начальник экспедиции распорядился…

Так Глухов впервые «продал» то, что продать было невозможно, а в награду получил собственную зарплату. И решил малость «оторваться», за «живые» деньги в магазине «Геолог», принадлежавшему тому же Боравлеву, кому продал свои мысли. Боравлев «золотые» деньги вкладывал уже в торговый бизнес. Деньги делали деньги. А они – давали власть. В магазине бывшего партсекретаря экспедиции было все. В поселковых же магазинах кроме болгарских консервированных огурцов и прокисшего компота из молдавской алычи – ничего. Но люди все занимали и занимали очередь в поселковые магазины отоваривать «протопопки» - по сути карточки, на тетрадной бумаге в которых стояла печать, размашистая роспись и наименование продукта: мясо или рыба, или сахар…

* * *

Юрчик суетился. Два тепляка на базе «Урала» и три «УАЗика» мотались в Якутск, Магадан, Иркутск, Хабаровск. Боравлев требовал и требовал ходового товара. Открывал новые магазины. В отличие от бюджетников платил зарплату исправно и чуть больше. К нему занимали очередь на прием. Перед ним заискивали. Он давал работу страждущим в отличие от оставшихся государственных производств, хозяева которых сокращали и увольняли работников. А те уже мечтали работать бесплатно, лишь бы их не выпроваживали за ворота. На глазах односельчан Боравлев становился не только богатым человеком, привечавшим местную власть, которая уже крутилась вокруг его денег. Он мнил себя защитником интересов тех, кто шел к нему работать. И местная власть ему сделала подарок, позволила выдвинуть свою кандидатуру в кандидаты депутата республиканского парламента.

Так исподволь, шаг за шагом новоявленный бизнесмен торил дорогу во власть, которая сама состояла из «бывших» и не забывала «своих». Коммунисты в одночасье становились демократами, владельцами предприятий, новых структур.

«Слыхали?! Боравлев, говорят, асфальтировать дороги в Хандыге собирается… Говорят, уже деньги выделил»,- почему-то шепотом говорили одни. «Брешут!»,- откровенно судачили другие. «А почему-бы и нет!»- твердили третьи. - Он в депутаты выдвигается, вот и старается, чтобы народ голосовал за него!». «А зачем это ему нужно? - спрашивали четвертые. «Отмазаться хочет от тех, кто обирает его торговые точки, - вторили пятые. - Говорят корзинами носят его помошники власти и милиции продукты, пачками барахло разное…».

Боравлев сам подогревал пересуды. Где среди своих торговцев, знакомых, геологов слух пустит, что все требуют взяток. А у него, мол, на развитие золотодобычи денег не хватает, хочет полуразвалившуюся «социалку» на свои кровные поднять. Да вот власть притесняет. А если бы он был депутатом, из поселка город бы сделал…

Люди слушали и… верили. Шли на выборы и голосовали… за него.

* * *

У Глухова в кабинете висел дым коромыслом. Его снисхождение к курильщикам гнало всех к нему покурить и одновременно пообщаться. Он ставил чайник, а сам, склонившись к картам, не переставал что-то обдумывать, вносить поправки. Иногда что-то записывал и бросал какие-то малозначащие фразы спорящим коллегам.

— Боравлев, прибрав к рукам экспедицию, поселок берет в руки. Посмотришь на него, дух захватывает. Вчера пролетарскую идеологию толкал, а сегодня , ишь, буржуем заделался!- говорил Жаник, протягивая Сурову «Беломор».

— Вы бы в дверь хоть мерзость выдыхали, - говорил вошедший Валов. – Глухов, что ты за курилку устроил! Самого, наверно от дыма воротит!

— А, все равно все сдохнем! Кто раньше, кто позже,- отвечал Глухов, не отрываясь от геологической карты.

— Это лозунг оптимиста от Глухова!- засмеялся Суров и все-таки подошел к открытой двери, выпустив в проем двери струю табачного дыма. Отмахиваясь от табачного смрада, в дверь протискивался Миня-стратиграф с Алпатовым.

— Что за содом? – Приветствовал всех Алпатов.

— Малый техсовет,- отвечал, смеясь, Валов.

— А какая повестка дня?- здоровался со всеми начальник геологического отдела.

— Как бизнес приватизировал геологию!- смеялся Суров, намекая на Боравлева.

— Может и к лучшему… Вот зашел посоветоваться с вами, пока начальство на ковер не вызвало,- вздохнул Алпатов и потянулся к чайнику, а потом к заварнику.

— Глухов! Надо тебе подарить самовар. – Нарочито ныл Алпатов. - А то на такую когорту устанешь за водой бегать. И что у тебя за кабинет такой!? Как начнешь начальников партий искать, так сразу посылаешь к тебе. Все как мухи на мед. Заговоренный что ли он у тебя, Василич!

— У него народ здесь душой отдыхает. Не к тебе же в суматошный ряд становиться и ждать, какой фортель выкинешь, чтобы начальству угодить, отозвался с сарказмом Суров.

— Ты Николай Григорьевич, когда свой отчет сдашь?- Наступал на него Алпатов. – Вот и прячешься здесь, вместо того, чтобы в срок работу сдавать.

— А ты распорядился мне шлифы сделать? А ты звонил в Центральную лабораторию насчет силикатных?- парировал Суров. – То-то же! Все мастаки мордой в говно тыкать, а дать ничего не можете, чтобы отчет не из пальцев высасывать.

— Скоро и этого не понадобиться, Николай Григорьевич! Пришла бумага из Геолкома. Денег нет… Отчеты дописывать по факту, то есть по тому, что есть, а новые проекты рекомендуют приостановить… до лучших времен.

— Ничего себе!- вставил Валов. – Прямо конец какой-то надвигается! А что наше начальство говорит?

— Наше начальство сейчас другой вопрос колышет. Лысов ушел. Назначили Чиновского. Теперь, сверху команда пришла – выбирать начальников. Поэтому начальство к новым выборам готовится. А потому я могу всем здесь собравшимся объявить новость.

— Хорошую или плохую?- выкрикнул Миня.

— Не знаю, какая она, хорошая или плохая,- затягивался сигаретой начальник геолотдела.

— Не томи, Иван Владимирович! – торопил Валов.

— Боравлев выдвинул свою кандидатуру на начальника экспедиции…- Выпустив дым из глубокой затяжки, словно выдохнул фразу Алпатов.

В кабинете на какое-то мгновение повисла тишина.

— Что ему мало того, что нахапал в экспедиции, теперь и ее к рукам прибрать хочет?…,- начал было Джан Баскарев.

— Неужели он считает, что за него проголосует народ? – выкрикнул доселе молчавший за бинокуляром Найденов, рассматривая под бинокуляром протолочку.

— Вот я и пришел к вам посоветоваться,- ища, куда бы стряхнуть пепел, пробормотал Алпатов. И, не найдя, куда, стряхивал его уже в помойное ведро, стоявшее у двери.

— А что тут советоваться! Надо в сезонных партиях провести работу…,- начал было Валов.

— Наших голосов не хватит! Боравлев уже провел работу в круглогодичных партиях. И тряпки гонит туда машинами и дефицит… Так что драчка на выборах начальника экспедиции будет…- Угрюмо прервал Валова Алпатов.

— А ты-то сам как думаешь, Иван Владимирович? – допытывался Валов.

— Я думаю, как прокатить Боравлева.

— И оставить Чиновского?

— Другой кандидатуры не вижу,- опять затянулся дымом начальник геологического отдела.

— Так это же именно Чиновский Боравлева из партбоссов в бизнес втолкнул!- воскликнул Суров.- И отдал ему то, что принадлежит экспедиции!

— Не без его участия!- поддержал Валов. – А как сам Чиновский относится к тому, что Боравлев выдвинул свою кандидатуру?

— Никак!- ответил Алпатов. – Смеется! Мол, не проходная это кандидатура.

— Не слишком ли самоуверен в себе? – вставил Суров.

— Кто знает,- неопределенно ответил Алпатов,- делая глотки чая и одновременно затягиваясь дымом сигареты.

Помолчали.

— А что вы, соколики, приуныли? – Вдруг отозвался Найденов. - Какая разница? Чиновский ли, Боравлев?… У них одни цели. Один позволяет другому брать – вот и все! А кто у власти – уже не важно. А вот геология на ладан дышит. А к развалу ее в экспедиции подталкивают оба… Может, Боравлев даже лучше на сегодняшний день, чем Чиновский…

— Ты что, спятил, Володя! – воскликнул Валов. – Боравлев с молотка всю экспедицию пустит.

— Да не допустит он никакого аукциона! Он сам втихую приберет все! - вставил Суров.

— Короче! Потушив сигарету,- прервал дискуссию Алпатов. – Обсудите у себя в партиях ситуацию. А я призываю голосовать за Чиновского. – И вышел.

— Еще бы? Он Чиновскому в рот смотрит, пробормотал Суров. – Его выдвиженец… Стало быть, если Чиновский пройдет опять в начальники, главным геологом станет Алпатов.

— Это не худший вариант,- заметил Глухов. – Лишь бы выдвиженца какого-нибудь опять нам не подсунули из Управления, как в свое время Чиновского. Алпатов все-таки свой, как-никак, доморощенный…

Разошедшиеся по кабинетам геологи смаковали одно: кто будет новым начальником экспедиции? Ушедший на покой Георгий Иванович, несмотря на все притеснения сезонных партий, им уже казался человеком, чей опыт находить нужные решения не будет превзойден ни кем. А Валов откровенно как-то заявил: «Кончилась эпоха Лысова, начинается климакс в экспедиции…». Все смеялись и чесали затылки. Что-то будет?…

* * *

Пришедшая на смену партийной демократии, демократия сверху, спустившаяся неожиданно в народ из уст самой партийной номенклатуры, не желавшей уже жить как все – в серости и равенстве, где богатство уже не только не возбранялось, а было мерилом процветания тех, кто отправлял власть, брала горлом, витиеватыми афоризмами о будущем процветании отечества. И горе было опять тому, кто не знал, что с этой демократией делать.

Зал гудел. Делегации круглогодичных партий общались со съемщиками, бурно проявляя свои чувства. Кучковались. О чем-то оживленно беседовали. Только не о предстоящем голосовании. Ждали, кто и что скажет геологам. Альтернативы было три. Кроме Чиновского и Боравлева выдвинул свою кандидатуру главный инженер экспедиции Старостин. Но это была не та фигура, вокруг которой разгорались страсти. Все понимали: или Чиновский или Боравлев.

Глухов смотрел на разыгравшийся спектакль и диву даваться тому, что принимавшие участие в этом театре абсурда люди серьезно ожидали чудесного финала. Весь его опыт участия в таких спектаклях и до этого говорил о том, что все уже давно решено там, за кулисами. А здесь «артисты» с расфуфыренными перьями красовались перед зрителями, а не участниками события, и показывали сценки будущего расцвета, упавшей на колени экспедиции с помощью тех же, кто сейчас говорил о ее процветании. Поскольку все три кандидатуры были выходцами еще из прошлой системы управления, которую еще не похоронили, а новую не создали.

Александр просто поражался тому, как костил каждый из конкурентов в борьбе за потенциальную власть в экспедиции ту самую, советскую, которая их и поставила по принципу не умения, как делать дело, а по принципу выдвижения и утверждения партией номенклатуры. Правда теперь партийная номенклатура сама уже приватизировала все, что имело хоть какую-то ценность. Александр поражался и тому, с какими лицами, выражавшими надежду и чаяние, выступали его коллеги. И только Валов выразил на самом деле то, о чем думал сам Глухов, бросая в зал отточенные логикой и смыслом слова, ложившиеся на головы внимавших ему людей.

…- К сожалению, ни одна программа, с которой выступают кандидаты в начальники нашей экспедиции, нас, геологов, не удовлетворяет, потому, как все три кандидата забыли о самой геологии, о ее развитии, превратив дискуссию в то, как делать деньги. На геологии деньги не сделаешь! Она базируется на бюджете, а верхи сокращают ее финансирование, дабы залатать дыры разваливающейся экономики. И нам, сезонникам, в принципе, безразлично, кто будет нами править…

Зал взорвался. В выкриках с места тонули карандашные графиновые склянки, с помощью которых безликий профсоюз пытался урезонить зарвавшихся бунтарей, не желавших уже слушать никого. Председатель профкома беспомощно озирался на сидящего в президиуме еще действующего и. о. начальника экспедиции Чиновского, а тот, пригнув голову, озирался на членов президиума, также смотревших на него с какой-то надеждой. И вот, то ли вспомнив, что он еще начальник или просто, вняв ситуации, Чиновский, наконец, встал и снова подошел к развернутому стенду.

То ли по привычке, что встало само начальство, то ли с чувством осознания того, что масса настояла на своем, зал все же притих. Кандидат на должность окинул зал соколиным взором и опять начал с того, чем закончил раньше…С помощью плакатов и указки рисовал, как экспедиция достигнет такого уровня развития, когда весь поселок выстроится в длинную очередь, чтобы попасть в процветающее предприятие.

Зал то хихикал, то хрюкал. Люди, ранее безропотно внимавшие словам начальника, сейчас с упоением пользовались свободой, которую им дала доморощенная демократия. Они уже не хотели ничего слушать из уст тех, кто ими правил хорошо, плохо ли. Они упивались возможностью хрюкать, но опять же втихую, каждый, прячась за спину другого. Масса пожинала демократию, которую сама никогда не выращивала. Она протестовала бессловесно – мычанием. И этот протест был сладостным каждому, а чувство, с которым это делали почти все, присутствующие в зале, было наподобие оргазма, который испытывал каждый, хрюкавший когда-либо с соблазнительницей, когда инстинкт коллапса вырывался наружу… и ничего здесь уже не поделаешь, случилось… и замычишь от удовольствия…

В перерыве перед голосованием, Валов спросил Глухова.

— Так ты за кого будешь голосовать?

— Какая разница! Ты сам же сказал – не за кого!

— Я, думаю, все же за Чиновского. Он хотя бы грамотный человек в отличие от Боравлева, который двух слов связать не может.

— А какая разница, кто как говорит? Главное – кто как делает. Чиновский ничего не добьется. Он либо все заболтает, либо будет смотреть в рот якутским чиновникам от геологии. А в это самое время Боравлев приватизирует все оставшееся. У него деньги… И если бы не коллективное решение съемщиков голосовать за Чиновского, коему я подчиняюсь из солидарности, я бы проголосовал за Боравлева. Получив экспедицию, он может быть, не стал тащить у самого себя, а начал бы вкладывать в нее свои деньги. Правда, я в этом тоже сомневаюсь…

— Ни в коем случае за Боравлева, ты что! Это черт знает что получится!

— Уже получилось,- устало сказал Глухов. – Смотри, как уверен Чиновский. И северные за него и южные партии – строем! И мы в том числе. В общем, как всегда! Одобрям-с…

Когда председатель избирательной комиссии объявил результаты в пользу подавляющего преимущества Чиновского, зал не выразил никаких эмоций. И только когда присутствующий из Якутска главный геолог встал и захлопал в ладоши, зал ответил жидкими хлопками.

Новая жизнь не вырвалась из колеи прежней…

* * *

Боравлева донимали контролирующие структуры районной власти. Бизнес и так был на гране фола. Отсутствием законодательных актов хотя и прикрывался нарождающийся бизнес, но это было шаткое прикрытие. Власть тоже не дремала, и хотела иметь свою долю…

Местные чиновники от власти донимали его с приглядкой на то, сколько и кому Боравлев положит. Кому сумками со снедью, кому откровенно – подарками. Большинство же намекало на наличные. И он завыл… Завыл не от того, что приходилось давать много, а от того, что приходилось давать. И ему, при больших деньгах, которые ему и во сне никогда не снились в недавние партийные времена, когда был секретарем парткома, было не столько жалко расставаться со своими кровными, сколько было унизительно заниматься этим. И здесь слова Юрчика о том, мол, почему бы и не попробовать в республиканские депутаты, были как раз в тему. Во-первых, он обретал иммунитет против поборов. Во-вторых, он становился какой никакой властью. И, в-третьих, ему открывались широкие возможности развивать дело. О нем все уже говаривали вокруг, завидуя ему, а значит, чтобы легче было пройти на выборы, нужно только «подмазать» нужных людей и он может проскользнуть…

«А почему бы и нет? - думалось Боравлеву. – Народ сейчас при неплатежах бедствует. Много денег не понадобится… Народ пойдет голосовать…».

… И народ проголосовал.

* * *

Чиновский, получив на выборах мандат доверия большинства править экспедицией, поняв, что теперь он от центра зависит только финансами, начал лихорадочно создавать новые структуры. Носился с идеей акционирования. Но демократия снизу тоже не дремала.

Экспедиция, которая располагалась на площади двух административных районов, столкнулась с таким же сепаратизмом, который поразил и Россию. Южные партии неожиданно отделились от экспедиции, и она в одночасье оказалась ущербной, поскольку от нее откололись разведочные партии, а это означало потерю значительных финансов. Территориально экспедиция лишилась наиболее перспективных золотоносных площадей, которые в это трудное время могли быть объектом малообъемной золотодобычи, когда центр уже не мог давать деньги, чтобы удержать на плаву геологию, а геология не могла их зарабатывать сама. Но и отделившиеся были не в лучшем положении, поскольку лишились главного – снабжения, транспорта, специалистов.

Но Чиновский даже радовался дроблению экспедиции. Уж больно много доставлял ему хлопот Юг. На Север же возлагал большие надежды. Северное месторождение еще могло давать прирост запасов золота. План по приросту не отменяли. Большинство средств давалось именно под него. Так что концы с концами еще можно было сводить. Сезонные же партии, и так бедствовавшие ранее, оказались просто в нищенском положении. Начался кадровый распад. Усилилось брожение в экспедиции.