Боль в паху и бедре от ударов майора не позволяла даже и думать Конюхову о побеге. К тому же он сидел на носу лодки, с руками за спиной, которые были стянуты наручниками, а потому, окажись в стремнине реки, даже не смог бы рассчитывать выплыть и зацепиться за что-нибудь у берега. Малая вода в реке заставляла тяжелую лодку тыкаться в камни на перекатах и двое охранников вынуждены были таскать и таскать её, пока в одном месте не смогли удержать лодку в набежавшем потоке, и она перевернулась. Сеня едва не погиб, если бы не умудрился ногами зацепиться за лодку. Вот тогда майор и решил стянуть руки Сени наручниками у живота. Но мысль о побеге всё же сверлила сознание Конюхова. Он ждал момента. К тому же у одной лодки в тоннель подвесного мотора, видимо, попала галька на мелководье переката и винт сломался. Запасных уже не было. На стремнине одна лодка тянула тросом другую, оттого продвигались медленнее, чем хотелось. Майор ярился на всех и иногда зло срывал на Конюхове, пиная его ногами, давая зуботычины.

К ночи дождь догнал сплавщиков. Пристав к пологому берегу, они готовились на ночёвку. Сеню майор положил в палатке между милиционерами, не сняв с него наручники.

Наутро вода потихоньку начала подниматься. Майор не стал терять времени и приказал сплавляться дальше. Но дождь перешёл в морось. Одежонка Сени промокла. Иногда его даже бил озноб. Фёдор сжалился над ним и дал ему целлофан. Потихоньку Конюхов согрелся и даже начал подрёмывать, когда неожиданно передняя лодка наскочила на топляк и мотор захлебнулся. Вторая лодка по инерции наскочила на первую и бортом зачерпнула воду. Народ начал перебираться из одной лодки в другую. Сеню выбросило из лодки и его понесло вдоль лесины, упавшей в реку лиственницы. С трудом в наручниках ему удалось зацепиться руками за ветку, подтянуться к стволу и удержаться около него. Лодки быстро скрылись за поворотом реки.

Конюхов понял, что это и есть та возможность, которую ждал. Осторожно подобрался к берегу. В корнях подмытых паводком деревьев невысокой террасы затаился. Стал ждать.

«Майор со своими людьми либо подумает, что я утоп, либо непременно вернётся и начнёт шариться по берегу. Там следов моих не будет. Стало быть есть надежда…», - думал Сеня.

Сене показалось, что среди корней под террасой он уже сидел долго. Подумал, не пора ли выходить из укрытия. Но тут раздались голоса и на террасе появились люди майора.

— Нет здесь следов! Видно понесло течением его дальше. Здесь его выбросило из лодки.

Это был голос Фёдора.

— Надо пройтись с лодкой и посмотреть с реки под террасой. Не спрятался ли где?

Это был голос майора.

Сеня что есть сил втянулся в свисающие корни. За шиворот уже сыпался песок и галька, но ноги никак не удавалось подтянуть.

Через несколько минут снизу реки раздался звук мотора. Лодка с двумя людьми медленно шла по направлению к Конюхову.

— Вон ноги видать! Видно утоп бедолага, - крикнул Фёдор.

— Затаился, гад! Такой не утопнет, знаю его,- зашипел майор.

Лодка уткнулась в террасу и майор вытащил из под корней Сеню.

— Ну что? Не оставил мысль удрать, а? - ударил его в лицо майор.

Дальше сплав был похож на мучение для Сени. С него не спускали глаз ни денно, ни нощно.

Когда его конвоировали в самолёт, вылетающий в Якутск диспетчер спросил:

— Кого везёте?

— Старателя. Золотом промышлял…

— Что-то не похоже, что он и лопатой-то шевелить сможет. Хиловат мужичонка.

— Таких хилых по тайге много шарашится,- ответил майор. Всё золото страны растащили.

— А что за страна теперь у нас? Рушится всё. Вот народ и подался в тайгу. Вчера приказ пришёл, в конце месяца порт закрывают. Самолёты теперь сюда летать не будут. Да и где они самолёты? Малая авиация сдохла… Окончательно и бесповоротно. Люди бегут с Севера. Прямо исход какой-то.

— Ладно тебе стонать! Лучше давай команду лететь, - отмахнулся майор.

Диспетчер махнул рукой и отошёл от самолёта. Его престарелая походка, покатые плечи и седые жидкие волосы, разметавшиеся на лёгком ветру и едва прикрывавшие высокий лоб, выражали не только усталость, но и какую-то безысходность положения, в какое попал он вместе с умирающим аэропортом с таки трудом создававшийся под его началом и столько сделавший для развития Севера.

* * *

Сеню поместили к уголовникам. Несколько дней его не тревожили. Шатия уголовников интерес к нему не проявляла. Разве что сухощавый и высокий с рябым лицом сокамерник коротко спросил:

— За что?

— Не знаю…

— Хе-хе! Не знаю… Прокурор скажет тебе за что. Из тайги?

— Оттуда.

— Значит золотишком баловался… И много намыл? - задал вопрос широкоплечий якут.

— Не мыл я… , просто охотился и жил в тайге. В посёлке работы нет. С голодухи умирать не хотелось.

— Повесят на тебя столько, за сколько ментам отчитаться надо. И загудишь куда-нибудь верхонки шить годков, эдак на восемь — десять.

Всё началось позже. На допросах с пристрастием Сеня лишился зуба. Лицо же его было похоже на сплошной оплывший синяк. Так и предстал он перед подполковником в комнате следователя, где находился и майор, арестовавший Конюхова.

— Ну и разрисовали вы его, майор со своими половцами! Как прокурору покажешь его или судье? В лазарет его на две-три недели!

Когда Конюхова увели, подполковник сел на табурет, где только что сидел Конюхов и, глядя в лицо майору, сказал.

Вот что, дорогой. Сегодня время не то, чтобы продолжать вышибать показания с невиновного. За это и поплатиться можно. То золото, какое ты ему инкриминируешь, вообще не из тех краёв, где взяли доходягу. Экспертиза показала, что это золото с Алдана. А ты его взял в верховьях Юдомы, где по заключению геологов там золотом и не пахнет. Выходит ты за казённый счёт больше месяца прохлаждался с оравой народа и ловил того, кто твоей песне когда-то на горло наступил. Ты просто хотел со стариком счёты свести за то, что тот бежал когда-то у тебя и твоих раззяв. Вот ты как узнал, что он там мытарит таёжную жизнь, и погнался за ним. Ты озверел в ненависти своей, майор. И я тебе нечем не смогу помочь. Кроме как…

— У меня же свидетели…,- начал было майор.

— Вот тебе ещё два свидетельства!

Подполковник достал первый листок бумаги, развернул его и ткнул им перед глазами майора.

— Это заявление в прокуратуру Кирилла Колодезникова. Пастуха с Хонгора, а родом из Атрыка. Где он пишет, что ты его со своими жмуриками силой оторвал от стада. Что он потерял несколько важенок, пока вы его таскали, чтобы он привёл вас к Конюхову. К тому же показал, что ты Конюхову сам сунул в морду тряпицу с золотым песком и самородком и издевался над ним.

— Сука! - только и произнёс майор.

— А вот вторая бумажка, в которой при свидетеле начальника экспедиции Глухова Конюхов пишет заявление о явке в твои руки с повинной. Бумагу прислал тот же Кирилл Колодезников, которому Глухов передал с какой-то оказией. Облапошили тебя таёжники, майор. Если всему этому ход дать, сам сядешь за превышение полномочий и нарушения закона.

Майор только скрипнул зубами.

— Ладно, майор! Я формирую новую команду по борьбе с хищением золота в Якутии. Ты мне не подходишь. Единственное, что смогу для тебя сделать, так это закрыть глаза на то, что ты натворил, но за это напишешь заявление «по собственному желанию» как только выпустят Конюхова… Всё майор! Как подправят его наши эскулапы, доведёшь дело до суда по статье за бродяжничество, чтобы дали ему срок ровно такой, сколько он в сизо находился. И чем скорее ты закроешь это дело, тем лучше будет для тебя. Всё!

* * *

Через месяц перед Сеней открылись ворота свободы, за которыми возникла перспектива законного бродяжничества…