Купец Петр Крашенинников до женитьбы с Катенькой мытарил одиночество, а потому всячески помогал отцу в его торговых делах. Но после женитьбы его жизнь преобразилась. Он всюду старался брать с собою молодую жену в разъезды. А поскольку его отец был вдовцом, то старался не мешать молодым и посылал сына только в крупные города на торги, да ярмарки, где и посмотреть было на что, и найти развлечения. Сам же выезжал на Урал и в Сибирь и через своих приказчиков управлял делами.

Но однажды по возвращении в Москву с ним случился удар. Сын Матвей страстно любил отца, и после его кончины долго не мог прийти в себя. Катеньки понадобилось много сил для того, чтобы заставить Матвея взяться за дела, сама инициировала дальние поездки мужа и постепенно тот начал справляться с ними.

Отец Петра Крашенинников оставил сыну богатое наследство. Недвижимость купца в основном была в Москве, на заводах уральских, Иркутске, Якутске и Нерчинске. Летом суда Петра Крашенинникова уже плавали по Лене, собирая пушнину минувшего сезона. Его приказчики платили за нее цены повыше других, и им охотно сбывали товар посредники якутов, эвенов, эвенков – тойоны. Зимой они на лошадях и оленями целыми обозами привозили в Якутск рыбу, мясо и пушнину. Крашенинников скупал товар или менял на порох, соль, крупы, муку, чай, всякие припасы, не забывая одаривать атаманов, старшин и воевод. Те благоволили к нему и давали крупные заказы на поставку продовольствия и снаряжения для Великой Северной экспедиции. Дары окупались сторицей.

В Нерчинском воеводстве у Петра были большие склады, а в Иркутске контора с приказчиками. Дело было большим, требовало досмотра, и он пропадал неделями, а то месяцами. Мотался со своими приказчиками по весям уральским, якутским, нерчинским, иркутским.

Катенька была в дорогах вместе с мужем. Но когда он уж совсем по дальним углам Сибири уезжал надолго, томилась без него. Детей у них не было и чтобы как-нибудь скоротать время, занять себя, она сама вела большой купеческий дом в Москве и Иркутске. Обустроила их так, что местные купчихи, да жены высоких чинов дивились ее расторопности. А она была добра ко всем, помогала, где советом, а где и делом. Потому-то и пошла по ней молва по Москве, Иркутску не только как о хлебосольной хозяйке, большой мастерице устраивать домашние дела, но и как большой искуснице вести разные беседы.

Она не любила Матвея любовной страстью. Она его любила как близкого человека, заботившегося о ней. Уважение к мужу было не наигранным, благим. Петр же ее чувства принимал за искреннюю любовь к нему жены, в коей не чаял души. Наслаждался ее ласками, а вскоре по тягости дел опять разлучался надолго с женой. Но как только возвращался, его встречала верная искренняя женщина. Он ценил это, одаривал драгоценностями, но она была скромна. Носила их только при муже и прятала, когда тот уезжал. Где бы ни была в Москве или Иркутске, она прослыла не только своей добротой и снисходительностью, но и скромной женщиной богатого человека. Ее уважали все, в том числе домашние работники. В ней они видели благодетельницу и всячески поддерживали ее престиж.

Петр знал, что Катенька до него была обручена с Афанасием Метеневым. Ощущал, что жена его сохранила к нему нежные чувства, но не корил. Время шло и постепенно ему сдавалось, что оно притупило ее чувства к раннему своему увлечению.

Однажды, вернувшись в Алапаевск, Петр неожиданно узнал, что Метенев, бывший суженый Катеньки, состоит в горной службе и обслуживает работы заводов и рудников. Памятуя о том, как Катенька переживала разрыв с первой своей любовью, он всячески остерегался брать с собой жену на Урал и уже старался не оставлять ее одну.

В один из вечеров, всматриваясь в милое лицо женушки, сидящей за рукоделием, Петр неожиданно заговорил о наследнике. Катенька встрепенулась, потом, бросив шитье, обхватила шею мужа и горячо зашептала.

— Я давно об этом думаю, Петенька! Если бы ты знал, как хочу ребеночка! Страсть как хочу…

В Катеньке, наконец, проснулась истинная страсть женщины, страждущей иметь своих детей. И с этого вечера она жила ожиданием великого материнского счастья. С нетерпением ожидала мужа из поездок. Присушивалась к себе. Но шли месяцы, годы, она не тяжелела.

* * *

Крашенинников расширял свою вотчину и богател. Склады в Москве ломились от товаров. В Иркутске, Нерчинске, Якутске его приказчики расширяли торговлю, и дошли с товарами до Охотска. Он продолжал брать с собой Катеньку в дальние дороги и по ямской гоньбе, трактам, но никогда не останавливался с ней на Урале. Она просила его посмотреть этот край, поскольку бывая в Екатеринбурге, где-то в глубине души надеялась узнать что-нибудь об Афанасии. Но Петр находил всякие предлоги, чтобы его жена не задерживалась в Каменном Поясе. Калашников хорошо был осведомлен о том, что Афанасий Метенев со своими горными людьми по-прежнему обслуживает заводы и рудники, снабжением припасами которых занимались в том числе и его приказчики. Он боялся, чтобы Катенька не прослышала о том, что ее первый жених жив, здоров, по-прежнему холост и занят своим горным промыслом.

Накануне Рождества 1736 года близ Алапаевского завода в конторку к Петру Крашенинникову, который находился с ревизией своих складов, заглянул горный офицер. Зашел со своим приказчиком и представился:

— Шихтмейстер Афанасий Метенев! По поводу отгрузки продовольствия на Уктусский и Синячихинский рудники.

Крашенинников оторопел. Засуетился. Привстал со стула и, протянув руку, представился.

Он заметил, как чуть вздрогнули брови шихтмейстера, не ожидавшего увидеть мужа Катеньки, но более не выдал себя ничем. Пожал руку твердо и приступил к делу.

Петр отдавал распоряжения своему приказчику сразу и незамедлительно, предоставив возможность не торговаться по поводу доставки значительных объемов продовольствия на указанные шихтмейстером рудники. Когда ударили по рукам, Афанасий посмотрел прямо в глаза купцу и спросил:

— Как там Катенька?..

— Слава Богу, жива и здорова.

— Передайте поклон, Петр Епифанович!

— Непременно передам.

Уже на пороге Крашенинников задержал Метенева и сказал:

— Я своим приказчикам велю по сходной цене с твоими заводами дело иметь торговое…

— Зачем так?- спросил Метенев.

— Дело-то государево, да и мы, пожалуй, не чужие-то…

Афанасий пожал еще раз руку Петру и ответил:

— Спасибо. Я рад знакомству… Не надо Катеньке поклон передавать…Не надо беспокоить воспоминаниями…Это я так, прости, Петр Епифанович… Уж много воды утекло.

Крашенинников смотрел вслед уходящему Метеневу, и у него возникло странное чувство. Он не ревновал его, нет. Он внезапно проникся уважением к этому человеку, его великой преданности любимой женщине…

* * *

Детей не дал Бог Петру с Катенькой. Они мучились оба, но, в конце-концов смерились с этим.

Однажды, выехав из Петербурга в Москву по торговым делам, Петр с обозом попал в пургу. Обмороженного его нашел случайно почтовый извоз и доставил в Москву. Крашенинников прожил несколько дней и умирал подле любимой жены. Гладил ее руку, а к вечеру, когда стало совсем худо, признался Катеньке.

— Милая женушка, прости, что я тебе жизнь искалечил. Прости…Не по любови ты за мной, я знал. Но я любил тебя, родная, любил…

— Что ты молвишь, Петенька, любимый муженек мой!- плакала Катенька.

— Нет-нет, послушай, родная моя. Он, Афанасий твой, жив! На Урале горнозаводские дела ведет. Велел давно кланяться, да я, глупый, не передал поклон тебе… Мается без тебя. Одинок он… Тоскует видно. Ты уж после смертушки-то моей траур не держи долго. Езжай к нему, любимая моя Катенька…Счастья хочу тебе…Я все, кажется, для тебя сделал, а вот счастья тебе не дал. Прости Катенька, моя ненаглядная, прости меня…

К вечеру Катенька потеряла мужа.

* * *

Крашенинников оставил своей жене большое состояние и незавершенные дела по завозу грузов в отдаленные уголки своих вотчин, кои были в его владениях. И Катенька заменила его. Да так повела дела, что ее приказчики дивились уму и энергии этой женщины.

Шли месяцы. Ей предлагали руку и сердце знатные люди Москвы и Иркутска. Но она была непреклонна.

Иркутский губернатор, видя, как в гору идут торговые дела купчихи, потерявшей мужа, решил обольстить женщину. Начал издалека. Пригласил на бал и, как бы невзначай, сказал:

— Не слишком ли Екатерина Яковлевна вы доверием нашим пользуетесь? Вон уже до Якутска и Охотска твои приказчики добрались. А мы не видим благодарностей… Заказов казенных все больше вам, милая, отдаем…

— Сколько же вы просите? - Напрямую ответила Катенька,- и улыбнулась.

— Ну, что уж вы так! Не все деньгами измеряется…,- похотливо посмотрел на нее генерал.

Катенька знала слабости генерала к женскому полу. Окруженные его влиянием, женщины судачили о его щедрости на подарки. Правда, расплатою за его щедрость были его домогательства. Но не всех это смущало. Некоторые даже гордились этим, а его похотливые требования относили к шалостям.

— Хорошо, я подумаю,- сказала Катенька,- кокетливо сделав глазками.

— Ну, так известите меня!- Нетерпеливо напомнил ловелас.

— Непременно!- Ответила Катенька.

«Вот и эта женщина моя! А куда она денется? Ишь, казалась непреступной всем… Но не мне!- переоценивал свои возможности губернатор. - Все они, одним миром мазаны. Лишь пальцем поманишь у ног твоих и уляжутся… Правда, не красавица, но есть в ней есть то, чего у других нет». - Только вот что у нее есть, он уже не тщился понять. Он стал ждать.

Прошла неделя. Губернатор стал нервничать и послал служивого пригласить ее на ужин. А чтобы это не выглядело откровенным ухаживанием (он не признавал ухаживания, а добивался страстности требованием, как начальник от подчиненного) пригласил и других купцов. «Должен же я радеть за рассвет торговых дел в Сибири. Вот и отчет пошлют мои борзописцы ко Двору. Глядишь, еще орден учинят мне за рдение,- усмехался находчивости генерал. – А уж я Екатерине Яковлевне покажу, как не уважать начальство… Сегодня и покажу,- покрутив ус, размечтался генерал».

Екатерина Яковлевна задержалась. Но когда дворецкий сообщил, что купчиха пришла, губернатор пригласил всех к столу.

— Что же? Кажется, все приглашенные в сборе. А потому я хочу обозначить главную преамбулу нашего неформального общения,- начал генерал, и, сделав паузу, посмотрел в глаза Екатерине Яковлевне.

Он нарочито посадил ее напротив себя с грузным купцом Отщеповым так, что ей некуда было смотреть, кроме как на губернатора, поскольку купец слыл жадным, а лицо его было покрыто оспинами. Он явно не походил на объект пристального интереса женщин.

Предмет его обожания, кажется, смотрела на него заинтересованными глазами и это придало генералу даже волнительность, которую он давно не испытывал к особям женского пола. «Надо почаще тосты возносить про торговые дела,- пришла к нему мысль. Глядишь опьянеет народ на дармовщину быстро. А там… ».

— Э-э…, это проблема вашей повинности перед Ея Императорского Величества, - продолжал губернатор, - а точнее платежей в казну государеву по вашему товарному обороту…

Губернатор вперил свой взгляд в Отщепова. Тот засуетился и хотел, было, что-то возразить. Но губернатор уже переводил взор на его соседку, Калашникову, вколачивая как гвозди потаенный смысл своих слов.

— Надеюсь, что все из вас перед властью сегодня же отчет дадут…

Екатерина Яковлевна смотрела ему в глаза с едва заметной улыбкой, в которой генералу виделось одновременно и понимание затаенных помыслов его к ней и нечто еще, о чем догадываться ему не пристало…

— … А сейчас пока откушаем, чем Бог послал, а далее я позову каждого в кабинет и там побеседуем.

Он опять в упор посмотрел на Екатерину Яковлевну, мол, и тебя, дорогая касается, а там я выясню, что к чему и почему ты волындила целую неделю, прикинувшись девицей красною.

Череда в кабинет к губернатору проходила быстро. Купцы понимали с полуслова генерала и заранее запаслись деньгами. А потому выходили в залу так, будто только что расплатились за товар, которого не покупали…

Катенька входила в кабинет последней. Генерал встретил ее у стола, раскланявшись. И, было, заговорил, но женщина опередила с волнением в голосе.

— Князь! Я почувствовала, что ваше отношение ко мне не из побуждений выполнения моих финансовых повинностей перед властью. Я их выполняю согласно Приказу…- Она сделала паузу, а генерал мыслил: «Ну вот другое дело… А то корчила из себя…».

— …А из побуждений других…,- продолжила она.- Я не осуждаю вас, коли чувства ваши возымели ко мне интерес… Но у вас жена и дети… А я вдова. Как видите, мы оба не вправе распоряжаться нашими чувствами. К тому же, князь, вы мне безразличны как мужчина, и это я вам говорю не потому, что хочу унизить ваше достоинство, а потому, как вы должны понять меня как великосветская особа, обремененная властью, что нельзя заходить слишком далеко… А вы слишком мудры, чтобы не дать злым языкам хулить вашу честь, генерал. И чтобы не оставить ни одного повода к этому, я вынуждена раскланяться и уехать из Иркутска, дабы соблазн не появился и у меня пользоваться расположением вашей особы. Прощайте, генерал! Меня ямщики заждались, у ворот ваших стоят. Я в ночь собралась.

Катенька поклонилась и вышла из кабинета.

Губернатор не проронил ни слова. Он просто не успел ничего сказать. Так и стоял около стола, просунув правую руку за отворот мундира. Он был ошеломлен отповедью женщины. Да это была и не отповедь, а нечто другое, с чем не сталкивался генерал в общении никогда и ни с одной женщиной.

«Так вот, что ее отличало от всех женщин, которые крутились вокруг моего двора,- начал соображать генерал.- А как она глядела мне в глаза! В них не было ни укора, ни страха… Она унижала, не унижая. А, унижая, старалась увидеть во мне то, чего у меня никогда не было – достоинства! Господи! Неужели бывают такие женщины?… А я дурак с похотью к ней… Воистину дурак!».

Генерал долго мерил кабинет шагами. Испарина выступила на лбу, а мысли словно оборвались. Они просто не приходили на ум. Потом князь остановился посреди кабинета и бешенство захлестнуло его.

«Надо догнать ее! Оборвать, дерзнувшую указывать мне, губернатору, как вести себя! Мне, который уже и упомнить не мог, сколько понудил к похоти женщин желавших или не желавших его… А эта – учить?!».

Он, было, сделал шаг к двери, но что-то его остановило. А в сознании словно кто нашептывал: «Ну и что ты ей скажешь? Накричишь? Но ты же сам понял, что это другая, не из тех женщин, что довелось тебе встречать?…».

«Не из тех,- ответил самому себе генерал,- не из тех!».

Губернатор вышел в залу. Гости пили и ели, а кто уже по углам расселся за столики и раскладывал пасьянс. Сел за почти опустошенный стол. Налил себе полный фужер вина и выпил. Потом налил другой. Наконец, неожиданно встал и взревел на всю залу:

— Марш отсюда! Все вон! Прихлебатели и уроды! В вас ничего нет святого, кроме денежных мешков, коим поклоняетесь и норовите еще хапать! Вон! – И сам бросился к двери.

То ли от выпитого вина, толи от избытка прорвавшихся наружу чувств, которые таились где-то в уголках смутных сумерек его души, а сейчас увидели белый свет, но генерал уже не контролировал себя.

«Догнать! – сверлила только одна мысль. - Непременно догнать!».

Он прыгнул в сани одного из фургонов и, крикнув: «гони!», толкнул в плечо дремавшего в тулупе возчика.

— Куда? Ваше…

— За купеческой каретою, что сейчас отошла, мигом!

Обоз во главе с Крашенинниковой генерал догнал быстро. Заставил возчика лихо развернуться впереди купчихи. Откинув тулуп, подошел к легкой бричке, запряженной парой лошадей.

Катенька, почувствовав, что лошади остановились, сама открыла дверцу.

— Что случилось?

В темноте она различила фигуру губернатора.

— Это вы, князь?

— Я!…

— Что случилось? - Повторила она.

— Не знаю, Екатерина Яковлевна… Не знаю. Вы вернули во мне человека, вот что случилось…,- прошептал князь.

— Полноте, князь. Простите меня! Я не хотела так. Но вы …, вы…

Князь схватил руку женщины и целовал ее страстно, потом отшатнулся и, бросив, «прощайте!», вернулся к своей бричке. Та развернулась и помчалась прочь.

* * *

Приближался сочельник 1737 года. Возы на Урал Катенька сопровождала сама. Она отодвигала встречу с Афанасием как могла. Но мысли о нем не покидали ее, чем бы она ни занималась, и где бы не была. Она молилась перед иконой, просила прощение у покойного Петра, но это не помогало. Ее тянуло к Афанасию с такой сокрушительной силой, что она теперь, едучи к нему, все подгоняла и подгоняла возчиков, будто все уже решила для самой себя.

Оставив на Урале возы приказчикам, Катенька пробиралась от завода к заводу, расспрашивая про шихтмейстера Метенева, пока в Уктусской конторке завода ей не сообщили, что Афанасий Метенев как уж два месяца назад по приказу Берг-Коллегии выехал из Екатеринбурга в Якутск, куда назначен управляющим каким-то заводом. А каким, не ведали.

Катеньку сразу же покинули силы. Три дня она не выходила к приказчикам, кои дожидались ее воли на отправку в Москву. Они думали, что заболела купчиха, и жалели ее. Но на четвертый день она дала распоряжение грузить возы для отправки в Якутск. Приказчики недоумевали, но грузили продовольствие, одежду всякую, соль…

И пошли возы в далекий Якутск