Барак для ссыльных об одиннадцати венцах в высоту, восьми саженей в длину, да двух с половиной в ширину вмещал около тридцати человек. Посреди него стояла большая железная печь с перекладинами для сушки дров. По-над обеими стенами располагались в два яруса нары, в проходах между которыми были набиты жерди для сушки одежды. Потому в сырую и промозглую погоду в бараке стоял нестерпимый дух пота и испарений. Обувь ссыльные сушили возле печки, кто как сумеет ее пристроить, и потому часто возникали стычки.

Два небольших колодных окна, устроенных в брусовом косяке, были высоко над полом, отчего в бараке даже в солнечный день всегда стоял полумрак. Зашедшие в барак в ясный солнечный день долго озирались по сторонам, пока их глаза не привыкали к сумеречному освещению. Иногда натыкались на нары и ноги спящих.

За перерубом, бревенчатой перегородкой, дневалили солдаты, у которых и помещение и печка были поменьше. Дверной проем был без двери. Так что на часах, когда ссыльные не работали и находились в бараке, стоял у входа к дневальным всегда один солдат. Смена караульных и разводной подремывали в своем отделении, а зачастую, от скуки ради, переговаривались с ссыльными. Другой часовой находился на улице и дежурил на посту у нужника. Так что не убежать. Да и бежать-то особенно было некуда и незачем. Вокруг бараков изгородь была поставлена бревно к бревну востряком¹. Но самой лучшей оградой и охраной была тайга, да болота. Летом ссыльных комар сторожил, а зимой морозы.

Но народ бегал. Бегал от глумления солдат, да караульных, от недоедания и нанесенных конвойными обид, от изнурительной каждодневной работы, особенно, когда объявляли авралы. Каких ловили, тех после наказания плетьми заставляли трудиться еще больше. Каким удалось бежать, тех хоронила тайга. Некоторые возвращались сами. Но то уже были не люди, а скелеты, обтянутые кожей, прикрытые лохмотьями с разодранными в гниющее месиво ногами и руками… Редко кому удавалось все-таки добраться до Пеледуя, а то и до Иркутска. Но там их тоже ловили…

— Глянь-ко! Рыжий заступил. Значит пора! – шептал Агафон своему соседу по нарам. - Этот быстро не кинется, когда поверка будет. А как только распределят нас по работам, улучшим момент и деру дадим.

— У меня обувка совсем рванье,- шептал в ответ Аким, да хромота, у меня, может, погодим?

— Неча ждать. Лето на дворе. Итить далеко лесами вверх по Лене. Нам до Крестов добраться, а там батов² много у местных якутов. Где волоком, где как, а до холодов доберемся…

— Пошли! Звонят уже. Завтрик доставили,- не дал договорить Аким.

— Ну, так как?- допытывался Агафон.- Бежим?

— Бежим! – принял решение Аким, - и они вышли на построение.

Рыбный суп в деревянных чашках, заправленный крупой, да кусок хлеба были расставленны на длинных столах на дворе. Крестясь, люди садились и быстро съедали нехитрую кормежку. Дневальный объявлял, кто с какою командою идет на какие работы. Агафон и Аким попали в группу косарей. Переглянулись довольными. Случай благоприятствовал на большее, чем они рассчитывали. Косари выходили на аласы у самого края густо поросшей лиственницей и березой террасы, и это облегчало побег. С косарями обычно работали казаки, заодно охранявшие ссыльных. Они заготавливали себе сено сами. Побеги у них были редки, а потому казаки не очень беспокоились за сенозаготовителей. Туда попадали более благонадежные ссыльные, не замеченные в устремлениях бежать. Агафон и Аким были из их числа. Работали исправно. А поскольку косарей охраняли казаки, то на косовицу обычно харч выдавали получше и в достатке. Туда хотели попасть многие, но не всем это удавалось. А кому удавалось, на тех смотрели с завистью.

Травостой был хороший. Солнце уже стояло высоко, и комар жутко не донимал. Дюжина косарей разбрелась по линиям, следовали друг за другом. Агафон шел за Акимом. За Акимом отставал далеко рыжебородый громила. Он был первый раз на косовице. Косы позванивали в траве. В воздухе царил покой.

— Как только на круг выйдем вон за той березой, - уходим!- шептал Агафон. – Вначале харч заберем у сворота за падуном. Да косы прихватим с собой. Пригодятся… Бог нам помогает и в руки какой-никакой инструмент дает.

У сворота ссыльные оглянулись. Казаки косили по бокам остальных косарей. Дневальный солдат у костра смотрел в другую сторону.

— Бежим!- прошептал Агафон. – Быстро не кинутся. Им ряд нужно пройти, прежде, чем заметят, что нас нет,- и, подхватив косу, рванул в лес. Аким за ним.

Косари, пройдя круг, подошли к костру передохнуть. Разомлевшие от жары, снимали рубахи, тянулись к кушакам за водицей. Казаки быстро не кинулись, что не все косари собрались. Тоже пристали. Хватился отсутствующих Бедненко.

— Эй, а где Аким с Агафоном?- спросил он рыжебородого детину, шедшего в ряде за Агафоном.

— Только что были! на круге мы поменялись местами, и они пошли за мной, а не я за ними. Могет, еще с поворота не вышли.

Бедненко, ругаясь, медленным шагом пошел к свороту, откуда должны были появиться пропавшие косари.

— Нету их! Объявляй тревогу! – крикнул он казакам, обшарив в двадцати саженях местность.

Те повскакивали со своих мест и принудили всех подойти к костру. Вмиг одели рубахи, пояса с шашками. Подхватили ружья, сложенные пирамидой у костра возле дневального.

— Всем на месте!- скомандовал ссыльным подбежавший Бедненко.- Двое к свороту! А мы вверх – к террасе. В лес, знать, деру дали…

— А может до ветру мужики ушли, что зря шарашиться! – высказал предположение рыжебородый.

— Молчать! Я вам покажу до ветру!- ярился Бедненко.- Сказано не отходить от кругов своих. – Трое остаются смотреть за косарями! А ты,- ткнул он пальцем в щуплого солдата, что дневалил у костра,- одна нога здесь, а другая там, марш к баракам и объявляй тревогу!

Ссыльные притихли. Они знали, если побег действительно совершен, их будут допрашивать с пристрастием. Охранявшие казаки тоже нервничали. Им предстоял разбор старшого - Аргунова. Он обычно был покладист, но когда касалось службы, был суров. И жестко пресекал любую нерадивость. Правда, никогда не докладывал без особой нужды старшине Колесову. Ибо знал, что если к старшине попадали провинившиеся казачки, они уже на заводе не появлялись, а отправлялись за дальние кордоны, где служба уже не казалась медом. А то и просто исчезали куда-то…

Через некоторое время к косарям подбежало пять казаков и полдюжины солдат во главе с Аргуновым, поднятые по тревоге дневальным. К этому времени из леса и террасы возвращались те, кто отправились на поиски беглецов. Запыхавшийся Бедненко с сотоварищем, вытирая пот со лба, докладывал Аргунову:

— Сбежали, гады!.. Сверху террасы видно было, как двое скрылись… за поворотом! Они вверх по Лене пошли. Берегом. Надо перестревать их…