— Ну, ты, берг-гешворен, только ночами и ходишь,- суетился Зарубин, помогая снимать вьючник Метенева с Басмача.- А мы все зенки просмотрели. Волноваться начали. Вода в Тыре вот-вот скатится, кабы не промахнуться нам со сплавом…
— А карбасы1, готовы? – перебил его Метенев.
— А куда ж им деться, родимым. Стоят, тебя дожидаючись.
— А плотик?
— И плотик стоит. Только на него надежды мало по малой воде. А сейчас межень. На перекатах с ним помаются люди. Вот недавно водавеликая была, да пропустили…
— Ничего! Народу много, как-нибудь сплавимся, Бог даст.
Петров с Зарубиным охали, снимая тяжелые вьюки с лошадей.
— С каждой горы по камешку, наверно пособирали. Куда с таким грузом? – приговаривал подошедший на помощь Михайло.- Карбасы не подымут.
— Не каркай, Миша, наперед дороги. Подымут!- Перебил горного ученика Зарубин .- Еще как подымут. Лишь бы вода не упала. Мухой полетим по речке. Не вверх же волоком, вниз по матушке по реке Тыре…
Метенев присел на пень, облокотился на дерево и молча наблюдал за суетой возвращения из последнего поискового похода. Сплоченный за лето народ работу делал быстро и, выглядело, легко. Уже развешаны на жердях седла. Сложены вьюки и накрыты брезентом. Привезенное мясо заложили в холодильник под террасой. Потрескивал, набирая силу костер, над которым закипали котелки. Люди не суетились. И ему вдруг стало легко на душе. Отступила боль по утрате Бобровского. И то ли от усталости, то ли от успокоения возвращением и базовой суетой, расплылось тепло по его телу. Он опустился на подсушенную траву и, откинувшись, посмотрел в пепельно-серое небо с загоравшимися звездами. Нашел ковш Большой Медведицы и такая душевная теплота пошла от звездочек, что ему почудилось среди них личико его Катеньки. Она смотрела на него яркими звездочками глаз, и улыбалась ему из небесной бездны. Он тоже улыбался мыслям о ней, и ему было грустно и тепло.
«Вот скоро, Бог даст, свидимся, родная. И никогда не оставлю тебя боле, никогда, моя ясная…».
— Уж чай готов,- тронул за плечо берг-гешворена Прижимов.- Откушать надо…
Видение исчезло. Вместо него в отблесках костра лицо Степана Прижимова казалось бледным и усталым. Метенев неохотно поднялся, жалея, что прервались его мечтания, и подошел к костру. Расположившись полукругом, ватажники ужинали. Ему поднесли котелок и кружку. Но он отстранил их рукой и, глядя только в оранжевые угли костра, негромко произнес:
— Ну вот, други мои, и заканчивается половина нашего предприятия. Вторая половина – это возвращение домой. Всем благодарствую за труд ваш великий и об одном только прошу. Вернитесь домой живыми и здоровыми. – Встал и поклонился.
Притихшие ватажники встали и тоже, не сговариваясь, поклонились берг-гешворену…
Черная августовская ночь упала в долину, как-то незаметно и сразу.
* * *
Наутро Метенев с Зарубиным, раньше других прошлись к карбасам. Они стояли в заводи широкие с плоскими днищами и высокими бортами. Пахли свежевыструганным тесом. Источали уверенность и спокойствие. В каждом из них лежали по 3 весла. Хорошо подогнанные сидения были широкими и удобными. Метенев ступил в один, потом в другой, третий…
— Ну, спасибо тебе за работу,- повернулся он к кузнецу.
— Погоди, берг-гешворен, вот доплывем до Алдана, тогда и поблагодаришь…
— А что не уверен в своих детищах?
— Я-то уверен, а вот поверит ли река в их надежность, посмотрим!
Глядя на него, Метенев подумал: «Поверит. Таким как тебе, поверит», - они вернулись в лагерь.
* * *
Через день начали грузить карбасы. Уложили почти 140 пудов свинцовой и 40 пудов золотосодержащей руды. Большую часть руды Метенев решил сплавить по реке, а с небольшой частью контрольных проб и образцов, документацией Афанасий должен был сам идти с лошадьми до места, где оставили весной сани и часть припасов на возвращение в Якутск.
Зарубин, стучал обухом топора по неошкуренным листвяшкам плота, и остался доволен им. Бревна хорошо подсохли, знать плот не будет тонуть слишком. На приподнятых лагах плота соорудили помост для бутара2. Кажется, все было готово к отплытию.
Неожиданно все почувствовали конец лета. Похолодало. Вспыхнувшие тут и там березы и тополя желтыми свечками выделялись на темно-зеленом фоне лиственниц. Осень начиналась с долины и ступенчато поднималась по склонам гор.
Метенев заторопился не на шутку. Большая вода, которая наполнила недавно перекаты и давала возможность пройти плотам, могла быстро упасть с надвигающимися холодами. Тогда они не смогут поднять весь груз. Придется опять вьючить лошадей. Подымут ли они, выдержат ли обратный переход? А не выдержат карбасы, лошади, плотик и предприятие, затеянное Берг-коллегией в его лице, могло завершиться без проб, то есть впустую.
«На себе и на лошадях понесем, по снегу волоком, но дотащим груз»,- пронеслась вдруг отчаянная мысль у берг-гешворена. И как бы для уверенности в том, что он это непременно сделает с друзьями своими, оглядел всех. Никто не суетился. Каждый был занят своим делом. И у него отлегло…
Для полной уверенности Метенев решил испробовать груженые карбасы, а впереди пустил плот с Готовцевым и Прижимовым. Плот на первом же пороге уткнулся в перекат, притонул, и набежавшая на него сверху вода чуть не смыла Прижимова. Подоспевший народ едва выручил плот. Карбасы же прошли перекат уверенно, даже не чиркнув ни одним днищем.
Метенев задумался и отправил на разведку вниз по реке Прижимова и Готовцева. Он надеялся, что это может быть единичный перекат и дальше воды будет больше.
К обеду, ушедшие вниз по Тырам, вернулись. Усталые, они сели у костра, а Прижимов сообщил плохую новость.
— Плот не пройдет. Перекат на перекате. Опоздали, кажется. С большой водой бы прошли, а сейчас нет. Либо надо дожидаться большой воды, либо отказаться от плота и идти карбасами. Они пройдут.- Прижимов вытер пот со лба и с жадностью хлебал из кружки чай.
Берг-гешворен молча ходил взад-вперед по берегу думал. К вечеру велел весь груз разместить в карбасы. Разбил людей по спаркам3 и они по двое должны были управлять тяжело гружеными лодками. Сам же с Саввой решил идти с лошадьми.
С первым карбасом должен был идти Степан Прижимов с Карпом Готовцевым, вторым – кузнец Зарубин с учеником берг-гешворена Иваном Поляковым, третьим – работник Тимофей Петров также с горным учеником Сергеем Пашковым. Метенев с Саввой Сметаниным, Михайлом Громовым и Басаргиным должны были сопровождать груз лошадьми. При этом они обязаны идти берегом, но таким образом, чтобы к вечеру встречаться в верстах пятнадцати-двадцати ниже по течению на правом берегу. На приметных местах сплавщики должны ставить туры, что означало бы «прошли это место».
Ночь перед сплавом прошла неспокойно. Несмотря на то, что Метенев приказал всем отдыхать, никто почти не спал. Реку никто не знал, да и никто сплавщиком-то никогда и не был. Научиться должны были по ходу. Поэтому всю ночь варили чай, вели разные разговоры, а как только чуть просветлело, помолясь, оттолкнули карбасы и… пошли считать пороги.
Метенев проводил их взглядом до первого поворота и сам во главе связки лошадей пошел вниз по реке искать тропу. Однако его усилия оказались тщетными. В правом борту реки он, так и не найдя тропы, где протоками, а где террасами, пошел вперед.
На первом заметном изгибе в верстах пяти от начала сплава Савва заметил тур. Подошли. Сверху тура торчала заструганная сухая палка, на которой Метенев прочел написанное карандашом: «На следующем повороте становимся ремонтировать головной баркас. Прижимов».
Метенев, не останавливая связки, пошел дальше, но река, круто повернув, обогнула останец. Перейти реку вброд было нельзя. Обойти скалу тоже. Савва предложил искать проход склоном.
Вершили долго, но никак не могли спуститься в небольшой распадок, впадающий справа. Пошли вниз. И только в его устье удалось перейти его вброд, но день уже был на исходе. Подойдя к руслу реки, они не заметили тура. Значит, плоты прошли дальше или еще не дошли.
Метенев решил заночевать и дал команду развьючиться. А сам решил подняться по гребню ручья и посмотреть, нет ли сигнала сплавщиков. Заметил дым сразу. Сплавщики стояли в верстах трех ниже. И он успокоился. Однако его мучила мысль. Если сплавщики будут идти с такой скоростью – это очень хорошо. А вот он с лошадьми намается, если у реки будет много прижимов и придется ему обходить их. И он не ошибся…
* * *
Оставив записку Метеневу, Прижимов продолжил сплав, наспех закрепив две левых бортовых доски, сорванных ударом о скалу. Они всякий раз грозили разойтись, как только карбас подбрасывало на шивере перекатов. Два карбаса шедших за ними оказались более надежными и особых опасений у сплавщиков не вызывали. К тому же они могли маневрировать по команде идущих впереди.
Раскрывшаяся вширь река, вдруг сделав крутой поворот, понесла карбасы к противоположному берегу. Бой в скалу был сильным, а русло сузилось настолько, что, казалось, карбас едва мог вписаться в стремнину. Но Прижимов, не успев подать сигнал идущим за ним сплавщикам, оказался подхваченным потоком и карбас его несло прямо на скалу. Готовцев бил веслами, давая возможность карбасу уйти чуть вправо, к валунам. Прижимов же запасным веслом готов был оттолкнуться от скалы, но, услышал крик Готовцева:
— Нет! Нельзя! Остановись!
Прижимов от неожиданности даже присел. Левый борт карбаса подбросило вверх, а нижний, чуть притонул. Это позволило карбасу только чиркнуть левым бортом, и он уже буквально вылетел на стремнину, несясь к новому перекату. Прижимов видел, как от косого удара верхнюю часть кормы срезало как топором. Посмотрел назад. К опасному месту уже подходил второй карбас. Шедшие за ними сплавщики, заметили маневр Готовцева и четко его повторили. Их карбас даже не коснулся скалы и прошел удачно. Но третий карбас Прижимов уже не видел, поскольку сам уже входил в новый поворот реки, и требовалось принимать решение, каким руслом идти дальше. Пошли ближним и не ошиблись. Дальняя протока была слишком мелка.
Когда в поле видимости оказались все три карбаса, Прижимов смахнул с лица не скатившиеся брызги, и стал помогать грести своим веслом Готовцеву. Но почувствовав, что с днища поступает вода, понял: надо приставать к берегу. Однако река впереди казалось уже спокойней, и они с Готовцевым решили идти до тех пор, пока она не сделает новый поворот, чтобы там остановиться. Спрямленное русло реки на редкость оказалось длинным. И пройдя еще один поворот, пристали к правому берегу.
Левый борт карбаса нужно было ремонтировать. Это оказалось непростым делом, необходимо было его выгружать. Провозились долго. Солнце закатилось за вершины гор. Нужно было думать о ночлеге. К тому же все были мокрыми, и надо было просушиться.
Наутро подошел Метенев со связкой лошадей, и, обменявшись соображениями, решили изменить тактику сплава. Поскольку вода к утру заметно упала, то сплавщики должны идти быстрее, не останавливаясь, чтобы выйти на Арбатылу и там ждать лошадей. На том и порешили.
* * *
Встав с первыми лучами солнца, Афанасий почувствовал, что ноги его застыли. Чтобы согреть их, он потоптался около потухшего костра, потом сложил шалашиком прутья, поджог их. Пламя весело затрещало, и пора было ставить котелок. Подошел к ручейку, впадающему в реку, и заметил, что вода в нем еле сочилась, а в лужицах стал ледок. Пришлось идти на реку.
Река дышала испариной. От нее поднимался туман, и в его просветах соседняя сопка внезапно вспыхнула яркими оттенками красок. Он восторженно смотрел на красоту разыгрывающегося осеннего шабаша, и ему так захотелось домой, на родной завод к Катеньке. Как же она стала дорога ему! Он это чувствовал с каждым днем пребывания в тайге, тянулся к ней душой и телом страждущего человека. Вот и сейчас, в разрывах тумана на противоположной сопке в очертаниях вспыхнувших под лучами солнца позолотах лиственниц, ему мнились ее черты. Он застыл от удивления и стоял несколько мгновений, пораженный этим случайным сходством, пока облако тумана не закрыло вуалью деревья, а затем и склон.
Снова почувствовав холод, Афанасий наклонился к зеркалу воды в курье и увидел свое отражение. На него смотрел взъерошенный, не отошедший еще ото сна и заросший бородой человек. Седеющая борода не старила, но придавала лицу облик усталого беглеца, наклонившегося испить водицы после погони за ним. Он зачерпнул котелком хрустальное видение. Отражение запрыгало в мелкой ряби, и было уже мерцающей гримасой. Афанасий хлопнул по воде ладонью. Освежил холодной водой лицо и побрел к полыхающему костру, у которого уже сидел Савва, позевывая и поеживаясь.
— Никак осень за нами по следу пошла. Кабы до снега успеть скатиться вниз…- Он поворошил костер и, взяв из рук бергешворена котелок, поставил на таган.
— Успеем, куда денемся,- ответил Метенев. – Пойди лошадей посмотри. Не ушли бы за ночь далеко.
— Смотрел ночью. Пасутся возле болотца. Там хвоща в редколесье полно. Не уйдут от него.
Испив чаю и не прикоснувшись к котелку с кашей, Метенев вскинул ружье и пошел вниз по долине посмотреть, нет ли прохода по-над руслом реки. К тому же вчера в потемках, остановившись на террасе, они не дошли чуть больше полверсты до устья Халыи. Ему хотелось посмотреть, не оставили ли халыиские сплавщики отряда Федора Зыкова метки какой. Нет ли следов лошадей Истера. Он только сейчас осознал, что зря не предупредил сплавщиков дать о себе знать каким-нибудь сигналом, что прошли устье Халыи и поплыли вниз до Арбатылы.
Туман неожиданно быстро поднялся. Оторвавшись от долины, он завис на склонах сопок в виде полупрозрачных облаков, купавшихся в причудливых переливах красок вспыхнувшего на склонах оранжевым цветом березняка. Ольшаник еще был зелен и сопротивлялся осени, как бы оттесняя ее от еще не сгоревшего лета.
Против устья Халыи Метенев заметил затес, оставленный Истером на месте стоянки. Костерок и следы лошадей. На душе у него стало спокойнее. Пройдя еще немного вниз, он нашел тропу, по которой поднялись лошади, огибая мыс. Спустился по ней опять к реке и заметил почти на краю террасы тур. Из камней торчали два бревна с обмочаленной веревкой, вокруг которых была обмотана потрепанная одежда. По останкам одежды понял, что это дали знать сплавщики, шедшие в июле по Халые. Пройдя еще ниже, в завале на косе заметил торчащие два ободранных о камни бревна плотика Федора Зыкова.
Страшная догадка пронзила душу Афанасия. Он метался по берегу в поисках других знаков, но их не было. Лишь в полуверсте ниже устья Халыи прямо на косе Тыров заметил свежеобугленные остатки дров. Это ночевали сплавщики Прижимова…По стружкам, по оставленному измахраченному тесу догадался, что здесь сплавщики ремонтировали поврежденный карбас и пошли дальше.
С тяжелыми предчувствиями Афанасий вернулся к следам, которые оставил Истер. Еще раз внимательно осмотрел их. По маленькому кострищу под террасой понял, что здесь ночевал только один Истер. Значит он не встретил сплавщиков и, пройдя вниз по реке, поставил тур, давая знать о постигшей беде его, берг-гешворена.
Вернувшись на стоянку, он сообщил Савве о страшной находке. Взял двух лошадей и пересек Тыры. В устье Халыи на террасе залесенного острова Савва нашел старое кострище. Лошадиных следов поблизости обнаружить не удалось. У Метенева затеплилась надежда, что это кострище оставили сплавщики. Видимо их все-таки потрепала Халыя, а они выжили. Но что с грузом, коль столько бревен разбросано по реке?
Пройдя вверх по Халые, Савва показал на завал, в котором еле различимо издалека торчало между плавником еще одно бревно с привязанной к нему мешковиной, в которую тарили пробы из Юнкеры. Испарина покрыла лицо Метенева… Все-таки беда произошла, но какая?..
