Расставшись с отрядом Метенева, Прижимов с карбасами плыл по реке, останавливаясь лишь на чаевку, да ночлег. Но, пройдя в устье Халыи, передний карбас, которым шел Прижимов, все-таки чиркнул носовой частью о скалу и едва не раскололся надвое. Течь быстро заполняла суденышко и сплавщики в полуверсте ниже Халыи причалили к берегу.
Стояли день, ремонтируя карбас. Зарубин проявил настоящее искусство, ликвидируя серьезную поломку. Прижимов смотрел на его работу и поражался, как это можно было одним топором сделать такое, чтобы паз в паз вошли так плотно, что течь в днище и борту прекратилась. Кузнец перекрестил свое детище. Загрузили карбас, и тот ночь простоял в воде груженым. Наутро осмотрев карбас и груз, Прижимов нашел, что можно идти дальше, не опасаясь течи.
Раздавшаяся ширь реки радовала сплавщиков. Шли не то чтобы быстро, но без приключений. И надо было так случиться, что река неожиданно повернула вправо и ринулась ревущим потоком вниз к выступающему лбу террасы. Бой воды был прямо в скалу и Прижимов понял, что новое столкновение неизбежно. Не успев крикнуть следовавшим за ним сплавщикам, он почувствовал сильный удар. Нос карбаса разлетелся вдребезги, подворачивая правый борт, с которого исчезали в кипящем месиве воды котелок, сумá с едой, и затаренные рудой мешки. Карп успел веслом на мгновение придержать карбас, и Степан чудом избежал удара о скалу, но был выброшен за борт и исчез в шивере ревущего потока. Карпу удалось удержаться в лодке и он, схватившись за ее борт, понесся вместе с ней к косе.
Следовавший за карбасом Прижимова Зарубин с Иваном Поляковым , налегли на весла и буквально выскочили на косу перед самой скалой и закричали Петрову с Пашковым, чтобы они прибивались к их берегу. При этом Зарубин поспешил им навстречу и, стоя в воде, поймал веревку, брошенную ему на всякий случай Поляковым, и буквально вывернул нос карбаса к себе.
Не мешкая, все бросились по косе вниз, вдогонку опрокинутому карбасу. Вместе с Карпом карбас волокло вдоль промоины и опять вот-вот он вместе с лодкой должен был войти в новую шиверу потока. Карп боролся за карбас что есть силы, упирался ногами в гальку, прижимая его к кромке промоины, не давая ему возможности войти в струю. Его сбивало с ног, но он упорно рывками старался придержать баркас. Этого оказалось достаточным, чтобы к нему на помощь успели подбежать Поляков с Зарубиным. Стоя по грудь в воде, они придержали опрокинутый карбас, а подбежавшие остальные сплавщики помогли его прибить к косе перед следующим порогом. Не успей этого сделать, карбас бы разбило о торчащие в шивере валуны.
Опомнившись, все искали глазами Прижимова. Поняли, что он попал в следующий порог и кто был ниже по течению, побежали к излучине на перехват Степана, где русло ширилось, а течение было спокойнее.
Прижимова вода выбросила на другой берег. Он лежал на торчащих из воды валунах и переводил дух. Приподнялся и махнул метавшимся по противоположному берегу людям, давая знать, что все у него в порядке. Но когда попытался встать, острая боль в колене кинула его на скользкую гальку мелководья.
Наблюдавшие за ним с противоположного берега люди видели, как он вскрикнул, схватился за колено и снова упал в воду.
Зарубин дал команду бежать к переднему карбасу и разгружать его. Разгрузили быстро и на веревках спустили вниз, минуя бой в скалу. Чуть выше Прижимова Зарубин с Карпом прыгнули в лодку и подплыли к охающему Степану. Втащили его в карбас и снова переплавились на свою сторону.
Остальные пытались уже перевернуть поврежденный карбас. Когда это им удалось, часть уцелевшего привязанного груза разобрали здесь же на косе сушить. Остальные пробы пропали в омуте кружащегося водоворота под скалой.
К вечеру колено Степана распухло. Зарубин ощупал его и покачал головой.
— Коленная чашечка цела, кажется, а опухоль не скоро пройдет. Придется тебе берг-гауэр попрыгать маленько. Доплывем до Арбатылы, там может Истер что-нибудь придумает. А чтобы не застудить колено, к ночи жирком медвежьим помажем, авось пройдет…
На следующий день, с помощью веревки и крюка, сплавщикам все-таки удалось зацепить и вытащить один мешок. Однако он был разорван, и часть руды все-таки из него высыпалась. Три мешка поднять не удалось.
Прижимов стонал, не то от боли, не то оттого, что потерял груз. А может и от того и другого, а возможно и от своего бессилия как-то помочь людям в ремонте карбаса, в перетаскивании выгруженных проб из двух других лодок. Третью лодку также как вторую, они провели мимо злосчастной скалы на веревках.
Два дня ушло на починку карбаса. Зарубин валился от усталости, но делал дело на совесть. Сотоварищи нашли две сухостоины и помогли выстругать топорами две доски. Он из этих кусков искусно нарастил на деревянных шипах правый борт, задраил носовую часть лодки. Вышло неплохо. Загрузили лодку и поставили в ночь на отстой. Вода хоть и просочилась, но ее было немного. Решили продолжить сплав.
Другая беда заключалась в том, что Степан теперь был беспомощен управлять лодкой. Пришлось Зарубину одному справляться с этой задачей. Он посадил Степана на корму и дал ему весло, чтобы тот мог хоть как-то подправить ситуацию, когда Зарубину не в силах будет выправить нос лодки на стремнину.
Река, войдя в спокойное руло, мерно бежала вниз, показывая сплавщикам то один борт, то другой. Поворачивала взору проплывающие мимо полыхающие красками склоны. Но берг-гауэр не замечал величия осеннего сумасшествия полутонов разбрызганного спектра палитры. Молчал, изредка помогая веслом Зарубину удерживать лодку на фарватере. Его мысли возвращались к скале, где канули в воду труды берг-гешворена. Он видел, каким будет лицо Метенева, когда он сообщит о несчастье. И сердце сжимала боль. Тяжелая душевная ноша сдавливала грудь Прижимову, и всякий раз возвращала сознание к скале. Каменная глыба словно преследовала его, дыбилась перед глазами и Степан, как ему мерещилось, физически ощущал, что вот-вот он опять ударится карбасом о полированные водой торчащие камни… Это наваждение не исчезало даже тогда, когда он, разбитый физически за день сплава, погружался в короткое забытье сна у костра. Но как только сон прерывался, перед ним опять вырастала скала, он слышал этот удар и сызнова переживал все сначала.