Катенька ломала руки. После летнего паводка, когда была снесена треть плотины, практически погибла бόльшая часть завода. Стоические усилия плотинного мастера спасти положение, кончились трагедией. Трое работников из числа ссыльных, пытавшихся закрыть брешь в плотине, оказались смыты, и их тела нашли только на следующий день. Катенька рыдала, когда их хоронили, будто это были ее родные люди. Да они и были ей родными, поскольку завод жил одной жизнью. И беды одних были бедами общими. Теперь, обходя то, что осталось от завода с Матвеевых и Ракитовым, она мысленно сокрушалась: «Столько усилий потрачено, и все унесла стихия. И это в то время, когда итак финансирование завода практически прекратилась. Что увидит Афанасий, вернувшись со своего похода… Здесь вся его жизнь. Да и чем еще кончится его поход дальний…».
В Главное управление Сибирских заводов Ракитов с Матвеевых и Корниловым, оставшиеся исполнять обязанности управляющими заводом, сообщали: «После паводка на территории завода удалось восстановить только две рудоплавильные печи и четыре кузнечных горна, где продолжает коваться железо для местных нужд …».
* * *
Летние дни пробежали незаметно, а наступившая осень на заводе тянулась бесконечной моросью. Катенька даже не могла себе представить, как можно работать при такой погоде, да еще в горах… Она тосковала без Афанасия. Единственным спасением для нее был сын и дочь. Не будучи возможности найти здесь опытных учителей, она обучала Петрушу сама и грамоте, и математическим началам, и французскому языку. Он рос смышленым, не по годам проникавшимся страстью собирать камни. Видимо здесь сказывалось влияние отца, бравшим его в карьер или просто гулявшим с ним по падям. Он собрал невообразимую гору различных образцов, галек и все приговаривал.
— Вот приедет отец и расскажет мне о них. Расскажет, мама?
— Непременно расскажет, сынок.
Но шли дни. Морось сменилась заморозками. Осень жухла и на глазах переходила в крутую зиму. И когда ноябрь сковал Лену, Катенька уже не могла ждать. Оставила под присмотром сына и дочь Прончищевым, а сама заторопилась в Якутск.
Около городской управы встретила старшину Колесова. Она знала, что тот помог набрать стрелков из своих казаков в отряд мужа и взволнованно начала расспрашивать о том, нет ли каких новостей от Метенева.
— Сами тревожимся, Катерина Матвевна! Никаких пока весточек…
А сам смотрел на женщину, и у него глаза стали масленными. «Какая женщина! Не то, что наши бабы. Одним словом, видная … и красавица…»,- млел старшина и не знал, как в этих случаях обходятся с женщинами такого рода. На всякий случай намекнул, что мог бы отвезти ее в гостевой дом… Катенька взглянула в похотливые глаза старшины, ответила.
— Спасибо, Елистрат Тимофеевич! Я с извозом в заводскую контору…
Катенька не находила места. Чтобы не оставаться одной по вечерам, засиживалась с сыном у соседей – жен горных служителей. Читали вслух. Пели песни. На память Катеньки приходили всё грустные мотивы. А когда она начинала петь, все затихали и тревожились за нее. В песнях она выплакивала душу свою. Ее негромкий голос был чист и трогателен. Если Татьяна Бахман была певунья от Бога, то Катенька – от сердца…
Когда до Рождества оставалось десять дней, Катенька совсем потеряла надежду и просила Сургуцкого снова сопроводить ее в Якутск. Она уже не могла ждать. Она хотела идти навстречу мужу.
В Якутске по-прежнему ничего не знали об экспедиции Метенева. Она как в воду канула. Возы, шедшие на Якутск со стороны Алдана, не встречали по дороге никого, кто бы знал о берг-гешворене и его людях.
За неделю до Рождества прибежала к постоялому двору знакомая Катеньки и радостно сообщила, что с Лены водовоз приехал к ней с водой и сказывал, будто караван с той стороны идет большой с рудознатцами.
Катенька быстро оделась и, поймав возчика, велела гнать к зимнику. Еще издали она увидела, как несколько заиндевевших людей, понукая лошадей, уже входили в город. Катенька сошла с саней и хотела, было. побежать навстречу входившему в город каравану. Но силы покинули ее. Она села в сани и только всматривалась в фигурки людей, сходивших с прибывших возов. Она не могла подойти к людям, потому что боялась среди них не увидеть Афанасия. И вдруг ее сердце радостно забилось, когда она услышала чей-то голос:
— Вот подойдет сейчас Метенев и поговоришь с ним. Он сзади идет…
Катенька выпрыгнула из саней и побежала к последним возам. Видя бегущую навстречу женщину, шедшие за возами люди, уступали дорогу. И когда уже до последнего воза оставалось всего несколько шагов, навстречу ей кинулась заиндевевшая от мороза фигура берг-гешворена…
Катенька целовала в покрытую инеем бороду мужа и шептала.
—Больше никогда не оставляй меня одну, родной мой, ведь я так и умереть смогу….
* * *
Войсковой старшина якутского полка Колесов с удовольствием бы считал экспедицию берг-гешворена сгинувшей. Но поскольку, узнав, что тот вернулся живехонек, и даже с рудой, задумался.
«Теперь тот пойдет по весям якутским все обыскивать», - уныло размышлял старшина.- «Наткнется на копачей где-нибудь в Светлом ручье или на Аллахе. И кончится его тогда вольница золотом промышлять…»
А потому старшина решил удвоить свои усилия по добыче золота копачами, а потом убрать всех, чтоб никто не прознал ни про золото, ни про то, сколь взял он, Елистрат Тимофеич. В противном случае уже ему дыба грозила, если государевы люди узнают, чем он занимался. А за ним пойдут и те, кому давал…
Ему бы затаиться, мышью бы сидеть на службишке своей, но что-то произошло с казаком. Ему показалось все то, что он уже имеет – ничего против того, что сможет иметь…Жажда наживы, власти над людьми поглотила его разум. И он уже не мог не посылать в тайгу людей. Он жаждал этого еще больше. Блеск золотого песка вобрал его, он увяз в нем. Чем больше было золота у него, тем больше ему его хотелось . Три раза по полфунта Елистрат отсылал золотого песку через надежных казаков в Киев своему сыну Тимохе, который вел торговые дела с греками, да турками. А те золото ценили очень высоко. Хороший товар давали ему, и он богател. Требовал еще золота и еще…
* * *
Из донесения тайного смотрителя за якутским заводом: [[br]]
«Хождение в горы якуцкие бергешвореном А.Метеневым завершилось благополучно. А донесение, ранее посланное мною о том, что предприятие, учиненное Берг-коллегией на сыск руд серебряных, сорвалось по случаю того, что все сгинули в топях, да горах якуцких, не подтверждаю. Буде отягощенным трудностями великими, голодом жестоким бергешворен со своею командою на осьми подводах привез- таки в Якуцк перед Рождеством 160 пудов серебряных, да 10 пуд якобы золотых руд, да всякого хламу каменного с два пуда. Догляд за старшиной полка якуцкого через Савву Сметанина ведется денно и нощно. Казак Бобровский, что выполнял досмотр за Метеневым в пользу атамана войска якуцкого и войскового старшины, сгинул и закопан, не открыв бергешворену, что за ним догляд был и тот до сих пор в неведении живет…А разговоры, в заводской конторе кои ведутся, что продолжение предприятия по сыску руд неминуемо, то для надежного слежения я имею в виду поручение Вашей милости уже сейчас готовить исподволь людишек, дабы внедрить их в новое предприятие, коему аки будет дан ход Берг-коллегией.
Якутск, 1748 года декабря 28 дня».
Из донесения Главному Управлению Сибирских и Казанских заводов:
«Предприятие якуцкое, с божьей милостью, и трудами великими завершено. Серебряных руд 160 пуд, да золотых около 10 буде– всего около 170 пудов, да образцы разные, которые к сыску были учинены Вашей милостью, доставлены в якуцкую заводскую контору для отправки их дале на испытание в Нерченский берг-амт, а по Вашей милости, и часть руд в Екатеринбург, да в Канцелярию Главного заводов правления. Смету расходов прилагаю в отчете моем, да места благоприятные для закладки заводов. А коли деньги, какие будут мне далее определены Вашей милостью, к весне новую экспедицию учинить бы надобно, потому как весьма богата земля якуцкая не токмо серебром, а буде удача, то и золотом, минералами разными, кои и определить еще не было возможности. С рапортом оным отчет прилагаю.
Бергешворен Афанасий Метенев. 1749 года января 14 дня».
