Билибина во Владивостоке встречал его товарищ по Ленинградскому горному институту Василий Шевчук.

После того, как Василий отпустил из объятий товарища, и почувствовал, как тот похудел, заметил:

— Видно нелегкие хлеба там, на Колыме?

— Не легкие, Василий,- ответил Билибин.

— Ты, Юра, все знаешь о том, что произошло с Геолкомом?

— А что с ним должно произойти? Правда, помнится, на него давно наезжали, кажется года два назад…

— Видно, не знаешь, обнял за плечи Билибина Шевчук и пошел рядом.

— Репрессии начались…

— Что значит репрессии?

— Это, когда сажают всех подряд, вот что такое,- сразу потускнел Василий. – Возьми и почитай, а я пока в буфет сбегаю. Потом поедем ко мне в общежитие.

Билибин читал вырезки из газет и все то, что казалось ему только вчера надежным: и его дело, его планы, наконец, положение как специалиста, открывшего дорогу к золотой Колыме, вдруг куда исчезло. Эйфория от той государственной машины, которая закрутила колесо, снаряжая его экспедицию в такие дали, чтобы открывать и строить, строить, чтобы обживать эти безлюдные пространства, где коренные жители тайги радуются человеку, как пришельцу из далеких миров, обратилась в свою противоположность…

— Ну что? - протягивая завернутые в бумагу пирожки товарищу,- спросил Василий.

— Не понимаю. Ничего не понимаю… Неужели все в одночасье вредителями оказались?

— Если бы один ты не понимал! Никто не понимает, но все поддерживают. Читал дальше?

— Меня это не интересует. Куда же мне теперь тропу бить со своим колымским золотом?

— Расскажи! Действительно там Клондайк?

— Пока трудно сказать. Но золото там есть. Может быть, даже очень хорошее…

— Что значит, может быть? Я не узнаю тебя, Юра. Ты такой уверенный всегда в своих суждениях был, а тем более в прогнозах, когда в «Союззолоте» защищал их. Я бы сказал, даже самоуверенный был, а теперь что-то засомневался. Уж не подействовало «геолкомовское дело»?

— Нет, Василий! Просто слишком много надо сделать, чтобы сказать о том, сколько его там, золота. К тому же это такая глухомань, что добираться туда – скорее подвиг, чем сама работа. Знаешь, Василий…

Билибин долго рассказывал товарищу по институту о всех перипетиях экспедиции. Тот слушал и перебивал редко.

— Знаешь, Юра. Когда ты будешь там, наверху, обосновывать и что-то доказывать, помни о том, что ты выехал из одной страны, а теперь вернулся в другую. А потому прошу тебя, дорогой, будь осторожен. Очень осторожен. И самое главное, не навреди самому себе. Помни, что вокруг твоего колымского золота могут возникнуть фигуры, которым не безразлично, что ты будешь думать о них, или не дай Бог, скажешь.

— Спасибо тебе Василий, за добрый совет. Но мне самому придется разбираться во всем.

— А ты сообщил о своих открытиях наверх?

— Пока нет. Думаю по дороге в Ленинград побывать в Иркутске, Москве и обсудить со специалистами результаты работ. После доложу всему заинтересованному руководству. Особенно необходимо заручится поддержкой «Главзолото». Зимой начались разведочные работы у нас на Колыме, «Союззолото» на это смотрит скептически. О результатах позже мне должен доложить Цареградский, как до Москвы доберусь.

— Ты говоришь, «у нас». Значит, прикипел уже к Колыме?

— Скорее да, чем нет!

— Ну, как пирожки?

— Замечательные! Давно таких не ел…

— Это потому что ты еще худшей дрянью питался, - опустив в урну недоеденный пирожок с капустой,- сказал Василий, и они пошли искать машину.

На следующий день Билибин сделал сообщение о результатах работы его экспедиции в представительстве «Союззолото» во Владивостоке. Его выслушали внимательно, но прогнозы на золотые россыпи в указанном им бассейне чиновники восприняли скептически, поскольку в памяти еще держали Безымянный, где старатели не намыли план, который им спустили эти же чиновники.

Билибин решил сообщить свои результаты работ и в Иркутском представительстве Геолкома и «Союззолота». Заручиться, таким образом их поддержкой на продолжение работ на Колыме.

* * *

— Юрий Алксандрович! А не преувеличиваете ли вы золотоносность вашей Колымы?- спрашивал его секретарь Научного совета Иркутского отделения Геолкома.

— Колыма такая же моя, как и всех здесь сидящих. Это, во-первых. Во-вторых, зря, мне кажется, здесь навешивают ярлык о каком-то «колымском» патриотизме. Этот регион очень слабо изучен, но мы подтвердили данные предшественников о том, что золотоносность этого бассейна действительно получила широкое развитие.

— Но ведь все прежние разговоры о золоте между Охотским морем и Колымой оказывались мифом всегда, как только появлялось лицо, пытавшееся подтвердить эти предположения. И они оказывались не столь уж оптимистическими. О золотоносности этого региона говорили уже в конце XIX века. Уж сколько прошло времени, а я что-то не слышал о колымской золотой лихорадке…

— Слишком тяжелое это золото, уважаемый профессор, чтобы ринуться туда, сломя голову.

— Вот-вот! Я о том же… Зачем нашему советскому правительству и «Союззолоту» лезть к «черту на кулички»,- извините, товарищи за столь резкое сравнение,- но я бы полагал наши скромные средства потратить на известные золотодобывающие районы, например Иркутского амфитеатра, Алданского района, из которого, собственно, и вырос наш молодой ученый,- любовался своей речью профессор недавно организованного ВТУЗа.

Всесоюзное золотопромышленное акционерное общество «Союззолото» было организовано в мае 1927 года с правлением в Москве. В марте 1929 года Иркутск становится центром сибирской золотодобывающей промышленности. Сюда из Москвы переводится правление акционерного общества «Союззолото». Здесь создается научно-технический центр по золоту и платине, а по ходатайству начальника «Главзолото» А.П.Серебровского перед Г.К.Орджоникидзе в июне 1929 года вышло постановление коллегии Наркомпроса РСФСР «О создании в Иркутске ВТУЗа с золотоплатиновым уклоном».

Билибин знал, что такой вопрос обязательно встанет. Он был самый трудный для него, потому что знал, в каком положении находится горная промышленность и молодое государство. Но чтобы этот вопрос возник здесь, в Сибири – не ожидал. Как не ожидал жесткого не восприятия открытий его экспедиции, которые, как ему казалось, непременно заинтересуют геологическую общественность. Мало того, он просто был убежден, что его поддержат коллеги Иркутского отделения.

— Вы правы! Это очень далеко от Иркутска, а тем более от Москвы. Но когда-то Иркутск был тоже окраиной, которой пугали и в которую не рисковали вкладывать средства в развитие этой глубинки. Но пришли когда-то охочие люди, за ними потянулись купцы, потом рудознатцы и мы теперь смело говорим о перспективах развития этого края. Так почему же мы сегодня хотим препятствовать освоению территории, где великолепные перспективы на золото, которое так необходимо нашему отечеству в условиях взятия курса на индустриализацию?

По залу прошел ропот. Никто не ожидал такого резкого ответа.

— Прошу успокоиться, товарищи!- Вмешался председательствующий.- Все выскажутся по рассматриваемому вопросу, инициируемому нашим коллегой Юрием Александровичем…

* * *

В Москве, Билибин получил аудиенцию начальника «Главзолото» Серебровского. Тот внимательно выслушал доклад Билибина. Посмотрел на золото в раскрытом черном мешочке, которое на черном фоне выглядело просто вызывающе эффектно, но почему-то не проронил ни слова.

Прошелся по кабинету. Потом подошел, положил руку на плечо сидящему геологу и произнес.

— Золото, как золото. Я его насмотрелся… А вот что на Колыме оно такое, очень интересно… Но вы передо мной поставили трудную задачу выбора. О вашем открытии, если узнают наверху, поднимут вопрос, а зачем это мы настаиваем на том, чтобы вкладывать средства в Тмутаракань, а? А не занимаемся ли мы отвлечением средств от экономики? И вы знаете, что за эти может последовать?

— Догадываюсь, Александр Павлович.

— И что готовы отвечать?

— Да!

— И вы знакомы с делом Геолкома?

— Не в деталях, по газетам…

— То-то и оно, по газетам,- задумчиво произнес Серебровский.

Сел на свое место, взял телефонную трубку.

— Принесите телеграмму Обручева.

Обручев Сергей Владимирович. Сын выдающегося геолога и географа В.А.Обручева. Окончил Томское реальное училище, и физико-математический факультет Московского университета. С 1915 г в Геолкоме. В 1917 г исследует среднее течение Ангары. С 1926-35 гг в экспедициях на Индигирку и Колыму по изучению географии и геологии Северо-Восточной части Советского Союза.

Вошла секретарь и передала бумагу. Когда она вышла, начальник «Главзолота» передал телеграмму Билибину.

— Прочтите!

Телеграмма из Среднеколымска.

Лениград. Якутской комиссии АН СССР.

Москва, руководству «Главзолото», «Союззолото».

Обнаружены золотые россыпи в притоках Колымы: Берелех, Дебен, Таскан. Можно утверждать о золотоносности всего Средне-Черского нагорья между Индигиркой и Колымским хребтом. Наиболее перспективным в этом отношении является район юго-восточного конца хребта и между Берелехом и Сеймчаном.

Подписал: С.В. Обручев. 11 сентября 1929 г.

— Выходят мы не первые?

— Как видите, Юрий Александрович!

— Ну и что же… Одно мнение хорошо, а два замечательно!- почти невозмутимо ответил Билибин.

— Дело в другом, Юрий Александрович! Вы мне привезли материалы, карты, золото. А здесь только телеграмма и – ничегошеньки больше! Но эта бумага подняла такую волну там, наверху, что мне пришлось отбиваться от вышестоящего руководства всеми имеющими у меня средствами. Где же вы были дорогой так долго? Почему не сообщили срочно именно мне о ваших результатах? Почему вы останавливались во всех весях российских и потрясали своими открытиями. Почему? Неужели вам не ясно, что происходит у нас в стране?

Билибин встал.

— Сядьте!- приказал Серебровский. – Возьмите ручку и сейчас же напишите на мое имя краткую пояснительную записку с приложением карты-схемы о положении россыпей. Сколько людей разведают россыпи? Сколько еще надо? Какая требуется техника? Какие ожидаются запасы? Какая схема транспортировки грузов и персонала? А вот про трудности – ни-ни! Трудности пусть потом всплывут. В конце напишите краткое обоснование продолжения работ. Кто там за вас остался?

— Цареградский.

— Хорошо. Работайте. А я сейчас отлучусь немного.

* * *

Геолком лихорадила реорганизация. Билибин с трудом понимал, что происходит. Административные функции Геолкома были только переданы в Главное геологоразведочное управление (ГРУ) в Москве, а его отделения преобразованы в районные геологоразведочные управления, на которые возглавлялось производство геолого-съемочных, поисковых и разведочных работ.

Научно-исследовательские подразделения Геологического комитета продолжали деятельность в Ленинграде в качестве отдельных отраслевых научных учреждений. Напряженность в ожидании перемен Билибин почувствовал сразу не только в самой администрации, но и в отношениях между людьми. Что-то произошло с ними.

О переменах в кулуарах высказывались шепотом. Избегали говорить о репрессированных. Но если в разговоре и всплывали их имена, то суетливо оборачивались и переводили беседы в другую плоскость. А уж если и упоминали кого, то только в безличном смысле: «те!» или «из тех!».

Беседы оживали, как только дело касалось геологии. Тогда Билибин видел, как другими становились лица, как дух геологической мысли захватывал собеседников и они, на время забыв о том, что произошло и что происходит в комитете, с интересом рассматривали его карты, обсуждали геологические проблемы. Всех захватывали перспективы освоения далекой Колымы. Особенно тогда, когда просмотр шлиховых проб, отобранных в районе проведенных работ, позволил обнаружить не только золото, но и касситерит¹, формирующий устойчивые ореолы оловянного камня. Колыма выглядела уже не только «золотой», но и «оловянной»…

* * *

Москва тяготила Билибина. Суета вокруг колымского золота неожиданно оживила муравейник чиновников ГРУ и те, по поводу и без него, всякий раз вызывали его в Москву уточнить те или иные детали. Билибин понял, что раз зашевелились чиновники, значит, уже на самом верху было принято решение продолжить работы на Колыме. Вот и сейчас его вызвали в кабинет начальника орготдела.

Чиновник ГРУ, дымил папиросой. В кабинете было душно и сумрачно от толстых штор, свисавших с высоких окон, которые хотя и не закрывали их, но, кажется, слишком много поглощали света.

— Садитесь! - кивнул вошедшему геологу чиновник. – Решение принято о продолжении работ на Колыме. Подписаны контрольные цифры по организации Второй Колымской экспедиции. Вы нам пока нужны здесь. Поэтому от вас нужна рекомендация. Кого вы оставите за себя на месте?

— Я, думаю, Цареградского,- ответил Билибин.

— Так и запишем, Цареградский. – Чиновник пометил в своем блокноте и продолжил.- На него возлагается материальная и оргответственность. Строительство новой базы. Вам же придется написать новое обоснование схемы переброски грузов и персонала.

Чиновник встал, смял папиросу в пепельнице.

— Деньги выделяются большие. Правительство заинтересовано в быстром форсировании работ. Предварительные ваши наметки на обустройство конно-вьючной тропы, а потом и дороги, по которой могли бы пройти трактора и машины, слишком амбициозные. Нельзя ли расширить поиски в районе у самого побережья, чтобы не связываться со столь большими затратами на сопутствующие работы и дать золото стране меньшими затратами?

— Геологии не прикажешь… А образование месторождений не зависят от того, что хочет экономика…,- начал, было, Билибин.

— А вот ваш помощник говорит, что можно постараться,- и чиновник положил записку.

Билибин пробежал глазами «докладную» Цареградского.

— Это, мне кажется, головокружение от успехов. Пока общая геологическая ситуация такова, что интересующие нас объекты располагаются в глубине материка, а не на побережье. Поэтому надо рассчитывать на заброску грузов и персонала с учетом строительства конно-вьючной тропы, а в перспективе – круглогодичной автомобильной дороги.

— Ну ладно, вы геологи, сами разберетесь. Пока проблема в другом. В кадрах. Того количества персонала, которое можно перебросить с алданских приисков для расширения разведочных и добычных работ явно не хватит. Правительство приняло решение о вербовке вольнонаемных рабочих. Правда, есть и другие планы…

Билибин затосковал. Ему так хотелось бросить все и ринуться к своим друзьям, чтобы продолжить исследования, которые таили в себе новые открытия. Он это уже не только чувствовал, он это уже обосновал. Правда, одновременно и сознавал, что, заварив эту кашу, ему будет не просто вырваться из этих душных кабинетов, столоначальники которых требовали не только новых обоснований, но и расчетов потребности всякой всячины, которая исследователю была чужда и мало понятна.

Вовлеченный в водоворот разворачивающихся событий, он был уже не в силах вырваться из него, он был частью этого водоворота.

Вечером, оставшись один, сидел в маленьком кабинете института, смотрел на геологическую карту и не видел ее. Перед глазами всплывали ручьи и реки, сплав, маршруты и ночевки у костра. Все это было таким близким и одновременно далеким.

Будучи натурой сильной, он не был склонен к сентиментальности. Но это на людях. Когда же оставался один, то позволял себе минуты слабости. Вот и сейчас глубоко в душе переживал оттого, что он не там, на Колыме, что рутина организации новой экспедиции отдалила от него ставших близкими ему людей.

«Где-то там сейчас Раковский, Бертин, Фомич…»

Поневоле устраненный от геологических исследований, Билибин, чтобы хоть как-то заглушить в себе признаки ностальгии, чтобы не бросить все и бежать, сломя голову туда, где им был обретен смысл существования, где были обретены его друзья, работал день и ночь над собранными материалами. Он удивлялся все новым и новым своим открытиям. Оказывается, золото и олово образуют какие-то специфически обособленные ореолы, которые контролируются разной геологической обстановкой, подчеркивая своеобразие металлогении олова и золота. Но как мало еще данных, чтобы говорить о каких-то там явных закономерностях… Тогда он опять всматривался в очертания геологических границ на карте и видел уже не геологию, а реальную жизнь столицы и выдержки из каких-то газетных статей, проступающих сквозь геологические границы…

Вначале Билибин не придавал им значения, но постепенно осознавал, что-то происходит вокруг Колымы. Он понимал, для того, чтобы поднять промышленность в стране, государству необходимы деньги. Много денег. Что найденное им и его друзьями золото это и есть как раз то, что не хватает власти ликвидировать бедность. Юрий даже гордился этой важной причастностью к свершающимся событиям в стране. Но его уже пугали масштабы разворота работ. Были приняты решения об интенсификации золотодобычи на самом верху. Постановление ЦК ВКП (б) от 11 ноября 1931 г. ставило целью форсировать разведку по Колымским приискам… Он вчитывался в текст и пытался понять, что это значит «использовать все возможности, способы и средства для немедленной и максимальной добычи золота». И в то же время радовался тому, что Постановление это рекомендовало форсировать работы по строительству дороги от бухты Нагаева до колымских приисков, одновременно ведя изыскания и предварительные работы по трассе Якутск – Колыма. Поскольку доступность геологических исследований приведет к еще большим открытиям, которых он жаждал делать сам.

Ему бы радоваться тому, что скоропалительная организация Колымской экспедиции привела к такому неожиданному повороту дел. Он же почему-то все больше задумывался над тем, какими же силами будут достигнуты новые результаты? Поползли слухи, что благодаря именно открытию золота на Колыме предполагают создать какую-то новую структуру, которая будет использовать труд заключенных. А на днях один его коллега по институту даже ехидно обронил фразу: «Благодаря трудам твоим, Юра, может быть и «бывших» из Геолкома будешь гонять на шурфовку!…».

Это больно ударило по самолюбию Билибина. Он что-то ответил ему резкое, а тот засмеялся и ушел прочь по длинному коридору института. А его гулкие шаги отдавались в висках пульсирующим негодованием.

«Дрянь какая!»

Ему вначале в словах «шутника» послышалась обыкновенная зависть к его открытию. Но сейчас этот намек неожиданно вернул к так мучившей его сознание фразе в Постановлении: «использовать все возможности…»

«Вот и Мушкетова уже отстранили от работы. Сейчас ему отвели какую-то второстепенную роль…»

Билибину вспомнилось, как Дмитрий Иванович обрадовался его результатам работ при защите на секции металлогении, а открытия его команды оценил как беспрецедентными, играющими важную роль не только в науке, но и в практике.

«Пережду эту зиму и махну к своим. Хватит, засиделся!- окончательно решил Билибин. – А пока надо привести в порядок мысли».